Если же это было сказано без подтверждения, значит, это сказал не психофизик, а метафизик или обычный человек. Но и тут ложь, потому что сам же Бергсон говорит, что свидетельства всех людей едины в том, что нам дано ощущать свои состояния сознания как более сильные и более слабые. Назвать это ощущение количественным — это игры в математизацию того, что не математизируется. Для меня лично «более сильное» может быть и количественным и неколичественным различием. Допускаю, это возможно и для других людей.
Натяжкой оказывается и заключительный вопрос. Это Бергсон сказал, что большее заключает в себя меньшее. Это лишь его предположение, что мы оцениваем нечто большим, чем другое, лишь если оно может заключить в себе меньшее. Это предположение еще не доказано. И вдруг как приговор! Но как может более интенсивное ощущение содержать в себе менее интенсивное?
Да никак! Или как угодно! Душа их ощущает разным способом, который Бергсон не догадался описать, а значит, и не понял. И это главный признак того, что он лишь шел к психологии как к естественной основе математики, но психологом еще не был. А будь он им, он задал бы совсем не этот надуманный вопрос, нужный лишь чтобы привлечь побольше внимания к своей оригинальности.
Будь он психологом, он бы исходил из того наблюдения, которое сам же и сделал: «Каждый говорит, что ему более или менее тепло, более или менее грустно…». Это значит, что у человека как такового есть способность ощущать различия в силе своих ощущений или состояний сознания. Как это возможно? Какова природа этой способности? Вот вопрос.
Бергсон не был психологом, но он был удивительно талантливым человеком. И даже не задавая обязательных для психологического исследования вопросов явно, он точно чувствует их и на деле занимается дальше поиском ответов на вопрос о том, что такое понятие, и о том, как мы можем сравнивать состояния сознания. Это удивительно. И поэтому я не могу просто отложить его работу в сторону, как построенную на изначальной ошибке, и хочу все-таки рассмотреть, из какого понятия сознания он исходил. Или хотя бы понять, чем он может быть полезен.
Однако это не просто. Бергсон постоянно использует выражение «сознание» во всех возможных бытовых значениях и не определяет его, как не определяет и что такое «непосредственные данные сознания». За этой путаницей стоит культура того сообщества, членом которого он был. Я ее называю простонаучным пониманием. Для того, чтобы понять Бергсона, приходится делать отвлечение от того, что он говорит. Так сказать, отодвигать в сторону мешанину из слов и математических формул и задаваться вопросом: о чем это он?
А он, в сущности, о простой вещи, вполне общепринятой сейчас. Наши понятия развиваются от простых к более сложным. При этом понятия рождаются и рождаются двумя способами. Первые прямо из простейших впечатлений, а другие — из этих понятий. Соответственно, простые понятия и описываются в нашем сознании языком впечатлений, то есть, говоря обычно, как видим, так и называем. Так, к примеру, чтобы описать не дерево, а понятие «дерево», нам не нужно никаких иных образов, кроме тех же самых, которые впечатались в сознание при виде множества разных деревьев. Понятие «дерево» описывается только на языке дерева.
Понятие «дорога» описывается на языке дорог, «земля» на языке земли, как видят их наши глаза. А вот понятие «пространство» уже чуть-чуть сложнее. Чтобы его описать, придется совместить «землю» с «дорогой», то есть ввести некую меру земли в виде количества шагов или деревьев, которые умещаются в описываемом пространстве. Однако, как это кажется Бергсону, мера или количество очень естественно присущи пространству. А вот когда дело доходит до времени, все становится неестественным.
То, что понятие «время» является более поздним в нашем сознании, чем понятие «пространство», сейчас является общим местом всей антропологии. К сожалению, я не знаю, было ли оно описано до Бергсона. Иначе говоря, открывал ли он что-то новое или это был велосипед. Но для этого открытия не надо было иметь семи пядей во лбу. Русскому человеку достаточно приглядеться к таким привычным языковым выражениям: Встречаемся около семи. Он придет где-то в два. В районе половины первого… Все эти способы описывать время заимствованы из языка пространства.
Из подобных наблюдений над языком времени антропологи делают вывод, что ко времени, когда человеческое сознание впервые осознало, что существует время, уже существовал подробный язык пространства. И человек применил его, чтобы описывать свои ощущения от времени. Это может означать две вещи: либо понятие «время» отражает то, что время подобно пространству, либо, используя готовый язык пространства, мы исказили понятие «время».
Бергсон стоит на второй точке зрения. Поскольку он описывает не наши понятия и их развитие, для него все они — не движение и рост человеческого разума, а все более глубокие искажения действительности. «Действительная действительность» искажается привнесением в ее описание понятия «количества движения» или «количества деревьев», которыми мы меряем пройденное расстояние. «Действительное качество» искажается «количеством» и так далее.
Что ж, в каком-то смысле он прав. Но если говорить о сознании, то в нем нет ничего «действительного» в физическом смысле, кроме самого сознания. А сознание способно накапливать свое содержание. И накапливается оно в виде развивающихся одно из другого понятий. Вот что такое сознание Бергсона, если ограничиваться самым поверхностным рассказом. А на подробный рассказ о нем у меня нет ни действительного времени, ни действительного желания.
Глава 8. Поток сознания Джеймса
К началу XX века Философия сознания, существовавшая по большей части как Психология сознания, так запуталась, что перестала понимать, чем она вообще занимается. Я приводил уже слова Освальда Кюльпе, наивно утверждавшего, что использует слово «сознание» в обычном для психологов смысле. Никакого «обычного» и в силу этого общепринятого значения этого слова ни у психологов, ни у философов не существовало. Они не только понимали сознание по-разному и спорили об этом, но что еще хуже, по сути, считая каждый себя правым, никто из них не задал вопроса: а что же такое сознание? Не задал в научном смысле, как повод хоть к какому-то исследованию. Они все заранее знали ответ и лишь свысока просвещали серую массу вокруг. Как ни странно, но читали их только ученые… Естественно, они обижались, поскольку привыкли считать серыми других.
В начале XX века одного из основоположников современной философии посещает гениальная мысль: а не разрубить ли нам этот гордиев узел одним движением меча — просто выкинув сам предмет споров?! Это предложил один из основоположников американского прагматизма Вильям Джеймс (1842–1910).
В двадцатом веке конкретные ученые, простые парни от Науки победили как раз за счет того, что упростили метафизику до аналитической философии, разлагающей мир на столь же простые части. Эти парни очень высоко оценили это решение Джеймса. Вот как писал об этом Бертран Рассел в «Истории западной философии»:
«Доктрина радикального эмпиризма Джеймса была впервые провозглашена в 1904 году в очерке под названием "Существует ли сознание?" Основная цель этого очерка— отрицание отношения субъекта к объекту как основного принципа. <…>
Что касается меня, то я убежден, что в этом вопросе Джеймс частично прав и уже из-за одного этого достоин занять почетное место среди философов <… > давайте рассмотрим его аргументы.
Сознание, говорит он, — "это название несуществующей вещи, оно не имеет права занимать место среди основных принципов. Те, кто еще остается верным ему, цепляются просто за эхо, за слабый отзвук, оставляемый исчезающим понятием «души» в воздухе философии". Не имеется, продолжает он, "никакого первичного вещества или качества бытия, кроме того, из которого сделаны материальные объекты и из которого составлены наши мысли о них". Он поясняет, что вовсе не отрицает, что наши мысли представляют собой некоторую функцию познания и что эта функция может быть названа "быть сознательным" (beingconscious). To, что он действительно отрицает, это, грубо говоря, взгляд на сознание как на "вещь".
Он утверждает, что имеется "только одно первичное вещество или материал, из которого состоит все в мире", это вещество он называет "чистый опыт". Познание, говорит он, — это частный вид отношений между двумя порциями чистого опыта. Отношение между субъектом и объектом есть производное: "Я верю, что опыт не имеет внутренней двойственности". Данная неделимая порция опыта может быть в одних условиях познающим субъектом, в других— чем-то познаваемым.
