Он хотел уйти, но младший, сознавая, что слова покойного выражают человеческие чувства и вид у него такой же, как при жизни, постепенно перестал его бояться и со слезами стал упрашивать задержаться немного:
— Мы расстаемся с вами навсегда, почему же вам не повременить немножко, зачем так спешить с уходом?
Покойник тоже заплакал и снова присел на лежанку. Они стали беседовать о житейских делах, но затем покойник поднялся и сказал:
— Я ухожу.
Однако он стоял на месте и не двигался, пристально глядя на молодого ученого. Постепенно лицо его приняло такой ужасающий вид, что тот в испуге стал торопить его с уходом:
— Вы ведь уже все сказали, теперь можете идти.
Но покойник не уходил. Младший ударил по лежанке и громко закричал, но тот не уходил и упорно стоял, как прежде.
Тогда младший в ужасе вскочил и бросился бежать, покойник погнался за ним. Младший побежал быстрее, покойник тоже побежал быстрее. Пробежав несколько ли, младший перелез через стенку и упал на землю. Покойник не мог перелезть через стенку. Тогда он свесил голову и стал плевать в младшего, так что тот был весь в слюне.
Когда рассвело, прохожие напоили молодого ученого отваром имбиря, и он пришел в себя.
В это время семья покойного стала искать его труп, не зная, что с ним случилось. Они на носилках принесли его домой и положили в гроб.
Узнавшие об этой истории говорили: — Хунь в человеке добрая, а По — злая; хунь — мудрая, а по — глупая. Когда он только пришел, духовное начало з нем еще не погибло, но вскоре по начало вытеснять хунь. Когда он исчерпал свои сокровенные заботы, хунь испарилась, а по — сгустилась. Пока в нем была хунь, он был тем самым человеком, что прежде; с уходом же хунь уже не был тем человеком. Трупы, что свободно двигаются, ходят, а также бродячие тени — все это создания по, обуздать же по может только человек, которому открыт Путь Истины — Дао.
В годы правления под девизом Кан-си[1] жил некий Цзэн Сюй-чжоу. Говорили, что родом он из уезда Жунчан, что в провинции Сычуань; бродя в краях между У и Чу, он вел себя, как юродивый. О нем велись всякие удивительные разговоры. Куда бы он ни пришел, старые и малые, мужчины и женщины сбегались отовсюду и окружали его.
Сюй-чжоу то шутил, то бранился, неожиданно раскрывал секреты людей. Он то вдруг ласково говорит с человеком, а тот уходит, громко рыдая, то прибьет и обругает кого-то, а тот уходит радостный. Причем знали, в чем тут дело, лишь те, кто к нему обращался, окружающие же ничего не понимали.
Господин Ван Цзы-цзянь из Ханчжоу был уездным начальником в уезде Луси. Когда он вышел в отставку, кто-то сказал ему, что могила его деда расположена в неблагоприятном месте. Цзы-цзянь хотел перенести могилу, но не успел сделать этого, как услыхал, что появился Цзэн Сюй-чжоу. Цзы-цзянь пошел спросить его; Сюй-чжоу стоял на высоком холме, опершись на дубинку, его окружала толпа народа; Цзы-цзянь не мог пробиться вперед, но Сюй-чжоу издали заметил его и начал размахивать дубинкой.
— Не лезь сюда, не лезь, — сердито закричал он. — Ты собираешься вырыть труп и осквернить кости. Не смей, не смей!
Цзы-цзянь в испуге ушел. Впоследствии сын его — Вэн-сюань — дослужился до должности цензора.
Мой однокашник Шао Ю-фан в детстве был учеником некоего цзюйжэня Чжуна, который был родом из Чаншу. По характеру своему господин Чжун был человеком прямодушным, не допускал пустой болтовни и смешков; обычно он ложился и вставал одновременно с Ю-фаном, и вот как-то раз он проснулся в середине ночи и, заплакав, сказал:
— Я умру.
Ю-фан стал спрашивать его, что случилось, и Чжун ответил:
— Я увидел во сне двух рабов, которые поднялись из-под земли, подошли к моей лежанке и повели меня с собой. Мы шли по необъятно широким желтым пескам и белым травам, не встречая ни души. Так прошли мы несколько ли, пока не подошли к какому-то казенному зданию; там сидел, обратясь на юг, какой-то дух в головном уборе из тонкой черной ткани. Рабы подхватили меня под руки и заставили склонить перед ним колени.
— Знаешь, в чем обвиняешься? — спросил меня дух.
— Не знаю, — ответил я.
— Попробуй вспомнить.
Я долго думал и наконец сказал:
— Знаю. Я был непочтителен к старшим: мои родители умерли и пролежали в гробу более двадцати лет, я не мог выбрать счастливого места для захоронения и заслуживаю тысячи смертей.
— Это мелкая вина, — сказал дух.
— В юности я развратничал со служанкой, а также заигрывал с певичками.
— Это мелкая вина, — сказал дух.
— Я иногда говорил чего не следует, любил подсмеиваться над чужими экзаменационными сочинениями.
— Это еще меньшая вина, — сказал дух.
— Если так, то другой вины за мной нет.
Взглянув на слуг, дух сказал:
— Пусть он увидит свое отражение.
Тотчас принесли большой таз с водой, я омыл лицо и вдруг словно прозрел. Я понял, что в прежнем своем рождении был человеком по фамилии Ян, имя мое было Чан. Когда-то вместе со своим другом я торговал в Хунани. Позарившись на его добро, я столкнул его в реку, и он утонул. Невольно задрожав, я упал ниц перед духом и сказал:
— Знаю свою вину.
— Ты все еще не прошел превращений! — свирепо крикнул дух и стукнул рукой по столу. Ударил гром, небо обрушилось, земля раскололась, городские стены и здания, духи и бесы — все исчезло. Виден был только разлив вод без конца и края, и лишь я один в этом необъятном водном пространстве. Я плыл на зеленом листке. Не успел я подумать: «Листик легкий, а я тяжелый, почему же я не падаю с него?» — как увидел, что я превратился в личинку мухи: мои уши, глаза, рот, нос — все было меньше горчичного зернышка. Невольно я громко зарыдал и проснулся. Раз мне такое приснилось, могу ли я долго оставаться в живых?
Чтобы успокоить его, Шао Ю-фан сказал:
— Не горюйте, учитель, сны — вещь недостоверная. Господин Чжун велел срочно приготовить все для похорон. Через три дня он скончался от неукротимой кровавой рвоты.
6. УПРЯМЕЦ С ГОРЫ НАНЬШАНЬ
Некий сюцай Чэнь из Хайчана как-то уснул во время молитвы в храме Су-миня и ему приснилось, что Су-минь открыл главные двери и пригласил его войти. Сюцай в нерешительности топтался на месте, но Су-минь сказал ему:
— В минувшие дни ты был моим последователем, и по правилам тебе положено входить в главные двери.
Куда ему сесть, сюцай не знал, поэтому он пропустил вперед духа-покровителя уезда Танси, затем вошел еще какой-то дух в высокой шапке, но Су-минь приказал Чэню отбросить церемонии:
— Ты был моим последователем, и тебе положено сидеть на почетном месте.
Изумленный сюцай уселся. Су-минь и дух-покровитель Танси начали между собой тихий разговор, всего Чэнь разобрать не мог, но несколько фраз расслышал: «Умрет в Гуан-си, выдвинется в Танси, упрямец с горы Наньшань прожил десять тысяч лет».
Дух-покровитель Танси сказал, что ему надо уходить, и Су-минь велел Чэню проводить его до дверей.
— Вы кое-что расслышали из моего разговора с достопочтенным Юем? — спросил дух.
— Только несколько таких-то фраз, — ответил Чэнь.
— Настанет день, когда они сбудутся, — сказал дух. Вернувшись, Чэнь увидел Су-миня, и тот сказал ему то же самое.
В испуге Чэнь проснулся. Он рассказал людям свой сон, но никто не мог понять, в чем тут дело.
Семья Чэня была бедная. Был у него двоюродный брат по фамилии Ли, которого назначили младшим помощником начальника одной области в Гуанси. Он хотел, чтобы Чэнь поехал с ним, но Чэнь не соглашался.
— Приснившийся мне дух сказал, что я умру в Гуанси. Если поеду с тобой, боюсь, будет беда, — сказал он.
— Вы ослышались, — возразил двоюродный брат. — Дух сказал: «начнет в Гуанси», а не «умрет в Гуанси». Если умрете в Гуанси, как же сможете выдвинуться в Танси?
Чэнь согласился с его доводами, и они поехали в Гуанси.
Двери, ведущие в западную часть помещения, отведенного младшему помощнику начальника области, были заперты, и никто не решался туда войти. Чэнь отпер двери, внутри оказался садик, беседка, цветы, камни. Чэнь приказал перенести туда его лежанку. Месяц с лишним все было в порядке, но в восьмую луну, в праздник Середины осени, он напился и запел в саду:
Луна светла, как вода,
осветила башню —
и вдруг услышал, как в воздухе кто-то захлопал в ладоши, засмеялся и пропел:
Луна светла, как вода,
затопила башню,
заменив таким скверным образом слово «осветила». Чэнь очень испугался, поднял голову и увидел старика в шляпе, сплетенной из лиан, в одежде из рогожи. Старик сидел на ветви платана. Весь дрожа от страха, Чэнь побежал к себе, чтобы лечь, но старик спрыгнул на землю и, удерживая Чэня, сказал:
