Каждый хочет сохранить возможно дольше свое тело. Существует мнение, что мы были бы очень счастливы, если бы могли сохранить его на бесконечное время, но наступит день, когда мы и над этим будем смеяться. Если таков порядок вещей, то мы попадаем в безнадежное противоречие, что нет ни существования, ни несуществования, но есть смешение их обоих; нет ни счастья, ни несчастья, но то и другое вместе. Тогда какая же польза от веданты – всех прочих наших религий и философий? А прежде всего какая польза в делании добра? Этот вопрос неизбежно приходит на ум, и люди постоянно спрашивают: «Если таково положение вещей, что, как бы вы ни старались делать добро, зла остается столько же и, сколько бы вы ни старались нести счастье, горы страдания в мире не уменьшаются, то какая польза делать что бы то ни было?» Ответ на это, во-первых, тот, что если единственный способ чувствовать себя счастливым заключается в труде для уменьшения страдания других, то вам и не остается ничего другого. К этому выводу раньше или позже приходит каждый. Образованный человек открывает это раньше, невежественный – позже; глупому открытие это обходится дороже, умный заплатит за него меньше. Во-вторых, хотя мы знаем, что никогда не наступит время, когда Вселенная будет полна счастья и в ней совсем не будет несчастья, тем не менее надо стараться содействовать этому. И хотя бы при этом несчастье и увеличилось, мы должны делать свое дело. Обе эти силы, счастье и несчастье, будут содействовать жизни Вселенной, пока не наступит время, когда мы пробудимся от нашего сна и перестанем строить замки из песка, чем мы сейчас только и занимаемся. Это мы должны усвоить, и для этого нам потребуется много, много времени.
Веданта говорит, что Бесконечное видимо как конечное. В Германии на этом основании пытались построить философскую систему, и такие же попытки делаются даже теперь в Англии.
Основное положение всех этих философских учений, если их проанализировать, состоит, в том, что Бесконечное старается выразить себя в этой Вселенной, и должно наступить время, когда оно наконец достигнет своей цели, т. е. все без остатка перейдет в проявленное1, или, другими словами, Бесконечное истощится, перейдя в конечное. Здесь прекрасно использованы слова: бесконечное, проявленное, выражение, но человек, привыкший мыслить логически, может спросить: на каком же основании можно утверждать, что конечное может быть Бесконечным, например, единица – двадцатью миллионами таких же единиц. Абсолютное и Бесконечное, став Вселенной, должно быть ограничено, потому что все, постижимое чувствами, умом или рассудком, должно по необходимости быть ограниченным. И выходит, что ограниченное равно неограниченному. Это явная бессмыслица, и потому такое невозможно.
Веданта же говорит: верно, что Абсолют, или Бесконечное, стремится выразить себя в конечном, но придет время, когда Он увидит, что это невозможно, и пробьет отбой. Этот отбой и будет действительным началом религии. Отречение – порог религии. Для современных людей трудно подумать об отречении. По словам американцев, я, говоря об отречении, похож на человека из мира, который в течение последних пяти тысяч лет был мертв и похоронен. То же, быть может, скажут и английские философы. И тем не менее, в жизни верен только один призыв: отрекись! Откажись! Напрягайте, как хотите, ваш ум, делайте все возможное, чтобы найти другой способ разрешения этих противоречий, и все-таки вы их не разрешите, пока ваш ум не проснется от долгого и ужасного сна. Время это наконец наступит, ребенок бросит свои игрушки и начнет плакать, чтобы мать взяла его. Он найдет, что «желание не удовлетворяется исполнением его, но еще больше усиливается пламя, когда в него льют масло». Таковы все попытки удовлетворения чувств и ума, все наслаждения, на которые способна человеческая душа. Все они ничего не стоят; они в майе, в тенетах, которые мы не в состоянии разорвать. Мы можем без конца бегать взад и вперед внутри их, не находя выхода, и, борясь за крупицу наслаждения, будем всегда встречать массу подавляющего нас несчастья. Как ужасно такое положение вещей! Представляя его себе, я не могу не прийти к заключению, что теория майи – положение, что все в этом мире майя – дает лучшее и единственное объяснение жизни. Какая масса бедствий существует в ней! Разные нации и расы пытались устранить их разными средствами, но все встречали одни и те же затруднения, и ни одной не удалось достигнуть успеха. Если в одном месте зло сокращалось до минимума, то в другом месте его нагромождалось еще больше. Так продолжается и теперь. Индусы, борясь с прелюбодеянием, ослабили своих детей слишком ранними браками, которые, практикуясь долгое время, привели расу к вырождению, хотя никто не станет отрицать, что браки в детском возрасте уменьшают в народе безнравственность. Итак, заботясь о нравственности нации, мы были вынуждены ослаблять силы населения этими ужасными детскими браками. Но разве европейцы застрахованы от этого? Нисколько. Чистота – это жизнь нации. Разве вы не видите из истории, что первым признаком умирания народа является безнравственность? Когда она появляется, конец нации близок. В чем же наконец разрешение вопроса? Если родители выбирают для своих детей мужа и жену, зло так называемой свободной любви сокращается, но в жизни молодых людей остается слишком мало поэзии. Дочери Индии, например, гораздо более практичны, чем сентиментальны. Но и самостоятельный выбор супруга самими юношами и девушками тоже немного приносит счастья обоим. В общем, индийские женщины счастливы; едва ли кто в Индии слышал о ссоре мужа с женой, тогда как в Соединенных Штатах, где свобода в этом отношении наибольшая, едва ли найдется хоть одна счастливая семья. По крайней мере, число несчастных браков там так велико, что превосходит всякое описание. Да не меньше их и в Европе. Что же из этого следует? Прежде всего то, что идеалы индивидуализма не приносят счастья. Все мы добиваемся его, но прежде чем достигаем сколько-нибудь в одном отношении, нас постигают несчастья в другом. Стоит ли тогда делать добро? О да! И с большим усердием, чем пока вы этого не знали. Это знание уничтожит наш фанатизм. Англичанин не станет больше осыпать бранью индуса, говоря: «О, этот проклятый индус, как он обращается со своими женщинами…» Он научится уважать обычаи чужих наций. Будет меньше фанатизма и больше духовности. Фанатики не могут трудиться. Они утрачивают три четверти энергии. Трудится тот, кого зовут уравновешенным, спокойным, практичным. Исступленные фанатики немного сделают. Способность работать увеличится вследствие понимания действительного положения вещей, так как при этом будет больше терпения. Вид несчастий и зла не выведет нас из равновесия и не заставит гоняться за призраками. Когда мы будем знать, что мир может развиваться только таким путем, у нас появится терпение. Если допустить, например, что все люди стали добрыми, останутся еще животные, которые должны стать людьми и пройти через те же испытания, а за ними и растения.
Мы знаем наверняка, что мощная река течет к океану и что плывущие в ней куски соломы и обломки разбитых судов, как бы ни стремились вернуться назад, в конце концов, хотят они или нет, все будут принесены в этот бесконечный океан. Также и в жизни, со всеми ее радостями и горестями, улыбками и слезами, верно одно, что она течет к океану бесконечности, и вопрос только во времени – когда именно вы и я, растения и животные, и каждая частица где бы то ни было существующей жизни будет принесена в бесконечный океан Жизни, Свободы и Бога.
Позвольте мне еще раз сказать, так как эта ошибка часто повторяется, что принципы веданты не заключают в себе ни оптимизма, ни пессимизма. Веданта не утверждает, что весь этот мир – зло, но и не говорит также, что он весь – добро. Она утверждает, напротив, что наше зло не более важно, чем наше добро, и наше добро имеет не больше ценности, чем наше зло. Оба они – части одного целого. Таков мир, и зная его природу, мы должны терпеливо трудиться. Но вы спросите: зачем, для чего трудиться? Если таково действительное положение вещей, то что же мы можем сделать? Почему не сделаться агностиками? Современный агностик ведь также находит, что разрешения вопроса нет, или, как мы говорим в Индии, нет выхода из-под этого покрывала майи. Поэтому удовлетворимся тем, что есть, и будем наслаждаться жизнью. Но это опять заблуждение, страшное и в высшей степени нелогичное. Заблуждение в том, что тот, кто ставит вопрос таким образом, очевидно, понимает под окружающей нас жизнью только физическое бытие. В этом даже лучшие из нас тогда мало чем отличаются от животных. Но я уверен, что среди нас нет ни одного человека, живущего лишь своими чувствами: для нас (присутствующих на лекции и читателей) она представляет собой нечто значительно большее. Наши чувства и мысли – также части нашей жизни, и разве стремление к идеалу, к совершенствованию не наиболее важная составная часть целого? По мнению агностика, мы должны принимать жизнь такой, как она есть. Но она включает в себя наши личные радости и горести, наши идеалы и чувства, и прежде всего – неустанный поиск идеала, стремление к совершенству, составляющее основу жизни. Агностик принимает за жизнь все существующее, минус этот последний элемент, и так как он приходит к заключению, что способ ее улучшения не может быть найден, то он отбрасывает все его поиски. Но мы должны быть свободны в этом отношении и потому не можем быть агностиками и смотреть на мир их глазами.
