Например, мы говорим «это — горячее» и «это — холодное». Однако холодное в действительности значит менее горячее, а горячее — не такое холодное. Как-нибудь проведите эксперимент. Одну руку несильно нагрейте над плитой, а другую положите на лед и немного ее охладите. Затем опустите руки в ведро с водой, и вы столкнетесь с трудностью. Вы окажетесь точно в такой же ситуации, что и Арджуна. Одна рука скажет вам, что вода холодная, а другая — что теплая. И хотя вода одна и та же, она оказывается одновременно и холодной и горячей.
В жизни все относительно; нет ничего абсолютного. Здесь все различается по степени, «больше» или «меньше». И именно из-за этого Арджуна столкнулся с трудностями.
Каждый, кто внимательно присмотрится к жизни, обнаружит те же самые проблемы. Все различия в ней колеблются между «немного меньше» и «немного больше». Один человек немного ближе к нам, а другой отстоит немного дальше. Один на девяносто, восемьдесят или семьдесят процентов наш близкий, а кто-то другой на девяносто, восемьдесят или семьдесят процентов нам чужд. И, тем не менее, даже в том, кого мы не считаем своим, есть частичка нашего. И в то же время и тот, кого мы называем «своим близким», до некоторой степени является чужим.
Такова причина сложности жизни. Если бы окружающих можно было четко разделить на друзей и врагов, на хороших и плохих, все бы упростилось. Но это невозможно.
В Раме, в герое, есть немного от Раваны, злодея, и в Раване также есть что-то от Рамы. Именно поэтому находятся люди, которые любят Равану. Кто-то способен увидеть Раму даже в Раване; кто-то любит и Равану. Есть те, кто враждебны даже к Раме, — такие люди видят следы Раваны и в Раме.
Итак, трудность, с которой столкнулся Арджуна, заключается в том, что люди на противоположной стороне также являются его близкими. Это — одна семья, посреди которой провели черту. Близкие Арджуне люди есть как на этой, так и на той стороне поля битвы. Поэтому, независимо от исхода, умрет кто-то из его близких.
В этом заключена бесконечная боль всей жизни; такая ситуация складывается постоянно. И, значит, проблема Арджуны возникает не только на поле битвы, она свойственна всему полю жизни.
Теперь Арджуна оказался в тупике. С одной стороны стоит Дрона — он учил Арджуну, а теперь Арджуне предстоит стрелять в учителя. Арджуна учился у Дроны искусству стрельбы из лука. Он — его главный ученик. Дрона всю свою жизнь посвятил Арджуне, он никого не ставил рядом с ним. Ради Арджуны Дрона даже отрубил большой палец Эклавьи, и теперь этот ученик готов его убить. И это — тот самый ученик, ради которого Дрона не жалел сил, в которого он вложил все свое искусство и мастерство — а теперь Дрона должен натянуть свой лук и целиться в него!
Очень странная война. Это — одна семья, но сейчас все связи, все родственные и дружеские отношения должны быть отброшены.
Но если мы посмотрим на жизнь, если заглянем в самую ее глубину, то обнаружим, что все войны ведутся между близкими людьми, поскольку вся Земля является одной большой семьей. Когда Индия воюет с Пакистаном, это — война внутри семьи. Дети, которые еще вчера росли и учились здесь, в Индии, теперь в Пакистане. Земля, которую мы считали «нашей», теперь Пакистан. Тадж-Махал, который до вчерашнего дня они называли своим и за который они готовы были отдать свои жизни, теперь здесь, в Индии. Следовательно, в жизни все взаимосвязано.
Завтра, если мы начнем войну с Китаем... А Индия все отдавала Китаю, и Китай сохранил величайшее наследие Индии: Будду Гаутаму. Никто больше не смог бы сделать это. И завтра, если мы начнем войну против этой страны...
Итак, увиденная с правильной перспективы вся эта жизнь, вся Земля является одной большой семьей. И все войны на этой планете идут внутри семьи, все они порождают ситуацию, подобную той, что возникла в уме Арджуны. Арджуна столкнулся с совершенно естественной дилеммой. Его тревога полностью правомерна, и нет ничего удивительного в том, что он начал дрожать, как сухой лист.
Теперь, каким может быть выход из этой дилеммы? Либо Арджуна закроет глаза и слепо бросится в бой, либо он закроет глаза и так же слепо побежит подальше от поля боя. Кажется, существует только два выхода из создавшегося положения. Либо Арджуна закрывает глаза и говорит: «Какая разница, с кем сражаться? Те, кто собрались на той стороне, не являются моими близкими. Если они погибнут, то да будет так!» И с такими словами Арджуна бросается в бой. Или же он может просто закрыть глаза и убежать. В этом также нет ничего сложного.
Но Кришна предлагает Арджуне совсем не такой простой выход. Он не желает, чтобы Арджуна шел по пути наименьшего сопротивления. Два перечисленных выше выхода именно таковыми и являются: они подобны сухим следам, отметкам об уже пройденном пути. Арджуна может выбрать любой из двух, и все будет очень просто. Вероятнее всего, в бесчисленных прошлых жизнях он уже опробовал каждый из них. Это — совершенно очевидные варианты.
Но Кришна предлагает другой путь, третий путь, которым Арджуна никогда еще не ходил. И именно этот третий путь представляет настоящую ценность. В жизни, когда вы сталкиваетесь с двумя возможностями, прежде чем принимать какое-либо решение, вспомните о третьей, поскольку она всегда является наиболее значимой. Две первых возможности всегда неизменны, и вы уже много раз выбирали их — раз за разом. Сначала — одну, и тогда вы отказывались от другой, затем обращались к другой, отвергая первую. Вы вечно выбирали между этими двумя вариантами.
Третья возможность, которая и является самой значимой, никогда нам не представлялась. Кришна предложит Арджуне именно ее, и следующим вечером мы поговорим о ней.
ГЛАВА 4
По ту сторону оправданий
Не надлежит убивать нам кровных сынов Дхритараштры,
Ведь погубив свой род, как можем счастливыми быть, Мадхава?
Хоть и не видит греха их ум, пораженный корыстью,
В уничтожении рода, в вероломстве преступном,
Как не понять постигающим зло поражение рода,
Что нам, Джанардана, от такого греха отрешиться надо?
С гибелью рода погибнут непреложные рода законы;
Если ж законы погибли, весь род предается нечестью,
А утвердится нечестье, Кришна, — развращаются женщины рода.
Женщин разврат приводит к смешению каст, Варшнея!
Если смешение будет, в ад попадут и весь род, и убийцы рода;
Ниспадают их предки, лишась возлияний и жертвенных клецек.
Преступленье губителей рода, смешавших касты,
Упраздняет законы народа, семьи вековые устои.
Люди, лишась родовых законов, о Джанардана,
Должны обитать в аду, так указует Писанье!
Ошо!
Этим утром вы сказали, что Гита является психологической книгой, а не духовным писанием. Но вы также объяснили, что в Раване, злодее, есть частица Рамы, героя, а в Раме также присутствует частица Раваны. Можно ли считать, что в психологической книге есть частица духовного?
С моей точки зрения, духовность — это опыт, который невозможно выразить в словах. На него можно указать, но указание не значит выражение. На луну можно указать пальцем, но палец — это не луна.
Когда я говорю, что Гита посвящена психологии, я не имею в виду психологию Фрейда. Психология Фрейда останавливается на уме. В ней нет никаких указаний на то, что лежит за пределами ума. Ум предстает конечной границей, за которой ничего больше не существует. Гита представляет собой психологию, которая содержит указания на запредельное, но сам указатель не является тем, что лежит за гранью ума.
Гита действительно психологична. Но в ее психологию входят указания на «я», на духовность, на конечную сущность — однако все это не делает Гиту духовным текстом. Гита — всего лишь межевой камень, знак со стрелой, указывающей на конечное предназначение. Но она не претендует ни на что большее: только межевой камень. Не само предназначение.
Духовных писаний не существует. Да, есть писания, указывающие на духовность, но все они имеют преимущественно психологическую природу. Такие тексты не следует воспринимать как духовные. Человек может обрести духовность, двигаясь по указателю, но духовное состояние невозможно выразить в словах — даже отчасти. Не существует даже отражения духовности.
Для этого есть причины. Будет хорошо, если мы кратко коснемся некоторых из них.
Первоначально в тот момент, когда человек только приобретает духовный опыт, в его сознании нет ни одной мысли. Как же можно с помощью мыслей передать опыт, в котором нет ни одной мысли? Только тот опыт, в котором присутствует мысль, только опыт, прошедший мысленную оценку, можно выразить через мысль. Но мысль не может передать опыт, в котором ее не было.
