Стоило мне задуматься, как меня охватили сомнения. Первым моим побуждением было поднести что-нибудь ей, но после некоторого размышления, после того как я вспомнил ее глаза, наполовину прикрытые веками в неизменном блаженстве, она показалась мне настолько самодостаточной, что я не смог представить, чтобы она в чемнибудь еще нуждалась. Вот почему, догадался я, Учитель Асанга ни в одной из двух частей этого созерцания не предлагал концентрироваться на Просветленных, потому что не было такой боли, от которой их нужно было бы избавлять, и не было ничего такого, в чем бы они нуждались. В то же время мне пришло в голову, что я бы смог временами предлагать им те духовные достижения, которых добился, и те благие мысли, до которых додумался, подобно тому, как ребенок с гордостью показывает радостным родителям свои каракули. Ведь я знал: что бы я ни выбрал для подношения, это будет понято и воспринято ими как полное блаженство.
И тогда я переключился на мою мать, представив, что способен снабдить ее каким-то огромным фонарем, мистическим фонарем, который покажет ей, как выбраться из адских сфер невыносимых страданий, куда вполне мог провалиться ее ум после добродетельной жизни и мучительной смерти в этом мире. Я представил, что, пока она держит в руке этот фонарь, он сможет вывести ее на святой Путь подобно коню, который всегда знает дорогу к дому, даже после того как село солнце и ночная мгла опустилась на землю.
- На этот раз, когда будешь следить за дыханием, сосредоточься на одном из выдохов, - продолжил Учитель. - При этом во время созерцания ни в коем случае не пытайся сдерживать дыхание или управлять им: дыхание должно быть совершенно естественным, происходить само собой, без твоего участия. Итак, на одном из выдохов или сразу на нескольких, если тебе так будет удобнее, выдохни вместе с воздухом тонкий луч белого света из своего сердца.
Представь, что твой выдох исходит в этот мир или в целую галактику и везде ищет твою мать, где бы она сейчас ни находилась. На конце светового луча представь свой магический фонарь; представь его в натуральную величину, ведь световые лучи мысли не знают ограничений: они могут достичь самых отдаленных уголков вселенной и доставить туда любой объект - от капли воды до целого океана.
Представь, что луч света нашел ее.
Представь, что она в благоговении опускает взор и видит белый свет, который прилетел к ней через всю вселенную.
Представь, что она осознает, что свет пришел от тебя, ее сына, представь, что великая радость, такая же блистательно белая, как этот свет, заполняет ее сердце.
Представь, что она протягивает руку к лучу света и берет фонарь.
Представь, что, пока мы говорили, этот фонарь уже начал увлекать ее вперед, к великому Сиянию.
Пока Учитель Асанга говорил, мое сердце стонало от мучительных воспоминаний и в то же время прыгало в груди от внезапно вспыхнувшей надежды.
- А это возможно? - с жаром спросил я. - Она и вправду видит его? Он действительно до нее добрался?
Наставник ответил мне взглядом, полным глубокого сострадания, глаза его увлажнились, и он сказал:
- Слушай внимательно, ибо я принес тебе добрые вести, хоть и не такие, как ты ожидал. Но прежде всего ответь мне на несколько простых вопросов. Ты веришь в существование Просветленных?
- Да, - сказал я. - Пусть я не могу пока их видеть, но главное, что я знаю, как они могут существовать, и даже понимаю, как могу стать одним из них. Кроме всего прочего, у меня есть инстинктивное чувство - хоть ко всем этим интуитивным ощущениям обычно следует относиться с осторожностью, в отличие от ясного понимания, которому всегда можно доверять, - которое сопровождает меня всю мою жизнь, которым проникнуто все мое существо, и это чувство говорит мне о том, что Просветленные несомненно существуют.
- А как ты думаешь, - снова спросил он, - вот Просветленный, он знает о страданиях тех существ, которые еще не достигли просветления?
- Скорее всего, да, ибо ему известны все вещи, а наше страдание - как раз такая вещь.
- А ты веришь в то, что эти Просветленные испытывают сострадание? Или им безразлично, когда они видят наши мучения?
- Конечно, испытывают! Думаю, наше страдание заботит их больше, чем нас самих.
- Так неужели ты думаешь, что если бы существовал любой способ - да вот взять хоть эту медитацию, - с помощью которого они могли бы избавить нас от мельчайшей крупицы страдания, неужели ты думаешь, что они бы этого давным-давно не сделали?
Я, ошеломленный, молчал.
- Стало быть, мы можем сказать, что сам факт нашего страдания есть доказательство того, что страдание не может быть уничтожено просто потому, что кому-то этого очень захотелось - не важно, нам самим или любому другому существу во вселенной?
Мое громоподобное молчание подтверждало истинность слов Учителя Асанги. Потом я все же не выдержал и закричал:
- Так к чему тогда вообще заниматься такой медитацией или чем-то там еще? Если этим нельзя действительно избавить кого-то от боли или принести кому-то счастье, то зачем и пытаться?
Он ответил мне хмурым взглядом.
- Скажи мне, - тихо сказал он, - зачем мы с тобой вообще приступили к этой медитации сегодня вечером?
- Как - зачем? Я спросил тебя, нет ли способа научиться состраданию; как мне научиться заботиться о других с такой же силой, с какой я забочусь о себе.
- А ты понимаешь, почему твое сердце, так же как и сердце любого другого живого существа, так жаждет этой святой воды? Ты понимаешь, почему ты так страстно желаешь иметь эту способность - способность любить других как себя самого?
- Мне не хватит слов, чтобы выразить это, я просто чувствую, что это так. Думаю, что все мы чувствуем, что это так.
- Истинная причина, - ответил он с жаром, - заключается в том, что силой этой любви мы сможем свершить все, что угодно, и быть всем, чем угодно. Какая-то часть нашего разума осознает этот факт, хотя нам и не хватает сил, чтобы сделать из этого нужные выводы. Если совсем просто, то сострадание есть то единственное качество, которым нужно обладать, чтобы превратиться в духовного Воина. Это единственное чувство, которое доведет тебя до величайших высот человеческих устремлений, вершиной которых является абсолютное и безусловное служение всем, кто в том или ином смысле нуждается в этом.
- Так, значит, на самом деле эта медитация не может помочь ни моей матери, ни кому-то еще, - задумчиво проговорил я, не обращая внимания на его разглагольствования.
Тут Учитель Асанга впервые явил свою силу, причем не только непреодолимую мощь своего интеллекта, но и недюжинные физические возможности. Он схватил меня за плечи и хорошенько встряхнул:
- Смотри мне в глаза! Ну! Что оставалось делать?
- Думай!
Я пытался, я так устал, я переставал понимать суть.
- Каким будет логическое следствие созерцания, в котором ты попытаешься, пусть только мысленно, избавить от страдания всех и каждое живое существо во вселенной и выполнить все, что только пожелает их сердце, наделив их всем, от ничтожного счастья того жалкого существования, которое мы здесь безрадостно влачим, до высшего блаженства полного просветления? Отвечай!
Я задумался на мгновение, под действием его железной хватки что-то начало проясняться в моей утомленной голове.
- Как и все мысли, - начал я, запинаясь и путаясь в словах, - такое созерцание посеет кармическое семя или наложит отпечаток в моем уме.
И трудно себе представить более чистое намерение, равно как и мысль, способную объять более объемный, - нет, необъятный объект, поскольку мы желаем высшего счастья не только себе или нескольким близким и любимым людям, а всему живому во всей обитаемой вселенной. - И тут до меня дошло. - Если бы мне пришлось выбирать то единственное деяние, которое могло бы создать в будущем полностью совершенный мир, если бы мне пришлось выбирать ту единственную вещь, которая оставила бы в моем уме отпечаток, заставляющий меня воспринимать каждую отдельную деталь и личность в мире в виде полного совершенства, в виде ясного света и чистого блаженства, то я выбрал бы именно то созерцание, которое мы выполняем нынче ночью.
Он кивнул, но продолжал пристально смотреть мне в глаза, требуя продолжения.
- Но что пользы в совершенном мире, который я создал только для себя, раз моя мать не может увидеть его? Что толку в совершенном Саде, если в нем может уместиться один-единственный эгоист?
- Слушай меня, - снова скомандовал мне Асанга. - Что тебе подсказывает логика? Поразмысли! Думай! Ведь ты за этим пришел сюда, ведь этот Сад существует только ради этого, ведь именно для этого ты встречаешься и говоришь с нами, со мной.
Когда твоя мать заболела, когда рак начал выедать ее грудь, затем поразил руки и живот, в конце концов прогрыз себе путь к ее сердцу и разорвал его, залив алой кровью весь пол в вашем доме, разве мог найтись кто-нибудь, кто пришел бы и мановением руки устранил ее болезнь?
