Пару лет назад, во время войны, ко мне пришла американка. Она сказала, что потеряла сына в Италии и у неё есть другой сын, ему шестнадцать лет и она хочет его спасти; мы обсудили эту проблему. Я сказал ей, что для спасения сына она должна перестать быть американкой; она должна перестать быть алчной, перестать накапливать богатство, стремиться к власти, к доминированию и быть простой в моральном смысле — не только простой в одежде, во внешних проявлениях, но простой в мыслях и чувствах, в своих взаимоотношениях. Она сказала: «Это слишком. Вы требуете слишком многого. Я не могу быть такой, потому что обстоятельства имеют слишком большую власть надо мной, чтобы я могла измениться». Поэтому она была ответственна за гибель своего сына.
Мы можем контролировать обстоятельства, потому что мы их создаём. Общество — это продукт взаимоотношений, и ваших и моих. Если мы изменим наши взаимоотношения, изменится и общество; полагаться только на законы, на принуждение для изменения во вне общества, оставаясь при этом внутренне испорченными, продолжая стремиться к власти, к высокому положению, к доминированию, — значит разрушать внешний мир, как бы тщательно и научно он ни был построен. Внутреннее всегда преодолевает внешнее.
Каковы причины войны — религиозные, политические или экономические? Очевидно — вера, либо в национализм, либо в идеологию или какую-то определённую догму. Если бы у нас не было веры, а была бы добрая воля, любовь и взаимное уважение, тогда не было бы войны. Но мы вскормлены на верованиях, идеологиях и догмах и потому порождаем неудовлетворённость. Нынешний кризис имеет особый характер, и мы, люди, должны либо идти путём непрерывных войн и постоянных конфликтов, являющихся результатом наших повседневных действий, либо увидеть причины войн и отказаться от них.
Очевидно, что причиной войн является желание добиться власти, положения, доминирования, денег; а также болезнь, именуемая национализм, почитание некоего флага, болезнь организованной религии, почитание догмы. Всё это причины войны; если вы как личность принадлежите какой-либо организованной религии, если вы испытываете жажду власти, если вы завистливы, вы неизбежно создадите общество, обречённое на разрушение. Поэтому ещё раз: это зависит от вас, а не от лидеров — не от так называемых государственных деятелей и тому подобных. Это зависит от вас и от меня, но мы, по-видимому, не осознали этого. Если бы мы однажды по-настоящему почувствовали ответственность за наши действия, как быстро мы смогли бы положить конец всем этим войнам, этим ужасающим бедствиям! Но вы видите — мы равнодушны. Мы имеем три трапезы в день, мы имеем наши работы, мы имеем наши банковские счета, большие или маленькие, и говорим: «Бога ради, не тревожьте нас, оставьте нас в покое». Чем выше наше положение, тем больше мы нуждаемся в безопасности, постоянстве, покое, тем больше мы хотим, чтобы нас никто не трогал, чтобы всё сохранялось так, как есть; но всё не может сохраниться как есть, потому что нечего сохранять. Всё распадается. Мы не хотим взглянуть в лицо всему этому, мы не хотим взглянуть в лицо тому факту, что вы и я несём ответственность за войны. Мы с вами можем говорить о мире, проводить конференции, сидеть вокруг стола и вести дискуссию, но внутренне, психологически, мы хотим власти, положения, мы мотивированы жадностью. Мы интригуем, мы националисты, мы связаны верованиями, догмами, за которые мы готовы умирать и уничтожать друг друга. Неужели вы думаете, что у таких людей, как вы и я, может быть мир в этом мире? Чтобы у нас был мир, мы должны быть мирными; жить мирно означает не создавать антагонизм. Мир — не идеал. Для меня идеал — это просто уход, бегство от того, что есть, противоречие тому, что есть. Идеал мешает прямому воздействию на то, что есть. Чтобы установился мир, мы должны будем любить, мы должны будем начать жить не идеальной жизнью, но видеть вещи такими, каковы они есть, и воздействовать на них, преображать их. Пока каждый из нас ищет психологическую безопасность, физическая безопасность, в которой мы нуждаемся — пища, одежда и жилище, — разрушается. Мы ищем психологическую безопасность, которая не существует; а мы ищем её, если можем, во власти, в положении, титулах, именах — всё это разрушает физическую безопасность. Это очевидный факт, если вы рассмотрите его.
Чтобы установить мир, чтобы прекратились войны, нужна революция в человеке, в вас и во мне. Без этой внутренней революции экономическая безопасность не имеет смысла, ибо голод — результат плохо отлаженных экономических условий, а это результат нашего психологического состояния — жадности, зависти, злой воли и собственничества. Чтобы положить конец скорби, голоду, войне, нужна психологическая революция, и мало кто из нас готов встать лицом к лицу с этой необходимостью. Мы будем обсуждать мир, планировать законодательство, создавать новые Лиги наций, и так далее, и тому подобное; но мы не добьёмся мира, потому что не откажемся от нашего положения, от нашей власти, от наших денег, от нашей собственности, от нашей глупой жизни. Полагаться на других совершенно бесполезно; другие не принесут нам мира. Ни один лидер не даст нам мира, ни одно правительство, ни одна армия, ни одна страна. Мир принесёт только внутреннее преображение, ведущее к внешнему действию. Внутреннее преображение не означает изоляцию, уход от внешнего действия. Наоборот, правильное действие возможно только тогда, когда есть правильное мышление, и нет правильного мышления, когда нет самопознания. Без познания себя нет мира.
Чтобы положить конец внешней войне, вы должны начать с того, чтобы положить конец войне в самом себе. Некоторые из вас кивнут головой и скажут: «Я согласен», — и выйдут и станут делать ровно то же самое, что вы делали последние десять или двадцать лет. Ваше согласие только словесно и не имеет значения, ибо бедствия и войны в мире не прекратятся из-за вашего небрежного согласия. Они прекратятся только тогда, когда вы осознаете опасность, когда вы осознаете свою ответственность, когда вы не станете предоставлять это кому-то другому. Если вы осознаете страдание, если вы поймёте неотложность немедленного действия и не будете откладывать его, тогда вы преобразите себя; мир наступит, только когда вы сами будете мирными, когда вы сами в мире со своим ближним.
ВОПРОС: Как мне избавиться от страха, который оказывает влияние на всю мою деятельность?
КРИШНАМУРТИ: Что мы подразумеваем под страхом? Страх чего? Есть различные типы страха, и нам нет необходимости рассматривать каждый тип. Но мы можем видеть, что страх появляется, когда наше понимание взаимоотношений не является полным. Взаимоотношения — не только между людьми, но и между нами и природой, между нами и собственностью, между нами и идеями; пока эти взаимоотношения не поняты полностью — страх неизбежен. Жизнь — взаимоотношения. Быть — быть взаимосвязанным, и вне взаимосвязи жизни нет. Ничто не может существовать в изолированности; пока ум в поисках изолированности — страх неизбежен. Страх не абстрактен; он существует только по отношению к чему-то.
Вопрос — как избавиться от страха? Прежде всего всё, что преодолевается, приходится преодолевать снова и снова. Никакая проблема не может быть преодолена окончательно, побеждена; она может быть понята — но не завоёвана. Это два совершенно разных процесса, и процесс преодоления ведёт к дальнейшему смятению, к дальнейшему страху. Сопротивляться, теснить, доминировать, биться с проблемой или выстраивать защиту против неё — создаёт лишь дальнейший конфликт, тогда как если мы сможем понимать страх, вникать в него полностью, шаг за шагом, исследовать всё, что он содержит, тогда страх никогда не вернётся ни в какой форме.
Как я сказал, страх не абстрактен; он существует только во взаимоотношениях. Что же мы подразумеваем под страхом? В конечном счёте — разве не так? — мы боимся не быть, не стать. Теперь, когда присутствует страх не существовать, не продвигаться вперёд, не достигнуть или страх неведомого, незнаемого, смерти — может ли этот страх быть преодолён определением, решением, умозаключением, каким-то выбором? Очевидно, что нет. Просто подавление, сублимация, или подмена, создают дальнейшее сопротивление, не так ли? Так что страх никогда не может быть преодолён путём какой-либо формы дисциплины, какой-либо формы сопротивления. Этот факт должен быть увиден очень отчётливо, прочувствован и пережит: страх не может быть преодолён никакой формой защиты или сопротивления и не может быть свободы от страха путём поиска ответа, путём просто интеллектуального или словесного объяснения.
Так чего именно мы боимся? Мы боимся некоего факта? — или мы боимся идеи, мысли относительно этого факта? Боимся ли мы чего-то, как оно есть, или мы боимся того, что мы думаем о том, каким оно является, нашей мысли об этом? Возьмём, к примеру, смерть. Мы боимся факта смерти — или идеи, мысли о смерти? Факт — одно, а идея о факте — другое. Боюсь ли я слова «смерть» или факта самого по себе? Из-за того, что я боюсь слова, идеи, я никогда не понимаю факта, я никогда не смотрю на факт, я никогда не вступаю с ним в непосредственное отношение. Только когда я в полном единении с фактом — никакого страха нет. Если полной общности с фактом нет, тогда есть страх, и никакого единения с фактом быть не может, пока я имею идею, мнение, теорию относительно факта, так что у меня должна быть полная ясность в вопросе — боюсь ли я слова, идеи или самого факта. Когда я с фактом лицом к лицу — понимать тут нечего: вот факт, и я могу иметь с ним дело. Если же я боюсь слова, тогда я должен понять это слово, вникнуть во всю полноту процесса всего того, что включено в это слово, этот термин.
