Первый раз Камалашила взглянул на меня чуток построже.
- Все хотят созерцать! Никто не знает - как! Приступаем к правильной разминке! - приказал он.
- Да что за разминка-то такая?
- Начнем с уборки! - крикнул он и забегал вокруг газончика, ловко нагибаясь, несмотря на кругленький животик, и поднимая редкие опавшие листья и ветви. Вскоре поверхность газона стала чистой и гладкой. Она так и сияла в лунном свете, как бы приглашая сесть посозерцать. - Вот так и в комнате своей прибирай, ладно?
- Уговорил, - ответил я, усаживаясь.
- Не забудь про подношения! - завопил он.
- Какие еще подношения? - поинтересовался я.
- К нам идут очень важные гости! - хихикнул в ответ Камалашила.
- К их приходу надо подготовить соответствующие подарки!
Я с сомнением покосился на калитку Сада, ожидая, что оттуда прибежит целая толпа развеселых практиков медитации вроде его самого, и, никого не увидев, переспросил:
- Кто-то к нам идет?
- Не беспокойся, тебе их не увидеть! - ответил индиец и, подойдя к деревянной скамейке, достал из-за пазухи мешочек с крошечными глиняными чашечками, которые он тут же начал выстраивать в ряд.
Наполнив водой из фонтана три из них, он подошел к кусту терновника, произнес в его адрес что-то похожее на молитву или просьбу, после чего сорвал с его макушки цветок и поместил его в четвертую чашечку.
В пятую чашечку пошли побеги шалфея и можжевельника, кусты которых росли вдоль ручья, вытекавшего из фонтана, а для шестой он собрал немного сухой травы. Сорвав плод с мандаринового дерева, Камалашила очистил его, положил несколько долек в седьмую чашечку, а остальное с удовольствием съел сам, не забыв сунуть одну дольку мне в руки. Все это время он говорил не переставая.
- Представь, - продолжал индиец, жуя мандарин, - что некто очень важный возьмет да и появится в этом Саду сегодня ночью, во время нашей практики. Может, это будет даже сама великая царица с золотыми волосами и в золотой короне… - Тут он лукаво подмигнул мне, как будто знал, почему мое сердце снова и снова приводит меня сюда, под сень чинары. - Ведь тебе же не захочется перед такими гостями упасть лицом в грязь? Ведь их надо встретить согласно законам степного гостеприимства!
- А кого ты ждешь? Конкретно кого? - спросил я.
- Следует пригласить Просветленных! - прыснул он. - Как можно созерцать, если их нет рядом? Как можно созерцать, пока не приведешь сюда, хотя бы мысленно, своего Коренного Учителя?
Эти последние слова - Коренной Учитель - глубоко поразили меня, отозвавшись сердечной болью в моей груди, ибо я понял, что не могу представить себе иного «Коренного Учителя», чем моя золотая госпожа.
- Ну вот, - продолжал меж тем Камалашила, склонившись над чашечками, - расставим их как подобает. Первая чашка с водой у нас будет хрустальным бокалом с прекрасным напитком, подходящим для чествования высокого гостя. Еще одна чашка с водой. - Он двигал чашками, как ловкий наперсточник на базаре. - Это будет тазик с теплой водой из минеральных источников, подходящий для омывания ног дорогого гостя, утомленных долгим странствием. В третьей - цветок. Кто ж не любит цветов! - Камалашила глубоко вдохнул запах раскрывшегося бутона. - Потом благовония. - И с этими словами мой наставник поджег ароматные веточки можжевельника и шалфея, чиркнув огнивом, которое он проворно вытащил из бездонных складок своей хламиды.
- Тебе не надоело всегда таскать с собой все эти штуки? - хмуро спросил я.
Камалашила медленно повернулся и взглянул мне в лицо. На этот раз он был сама серьезность.
- Хочешь встать на Путь? Должен созерцать! Хочешь созерцать?
Должен делать разминку! Не надоело! Таскаю, да. Всегда и везде. И созерцаю… всегда и везде!
В его умелых руках от тлеющих ароматных угольков загорелась сухая трава в следующей чашечке.
- Зажечь светильник в честь прихода гостя - первое дело! Так, теперь ставим в ряд эту чашечку с водой; тут у нас будет благовонная мазь для натирания тела гостя - напряги уже свое воображение и получи удовольствие: думаю, найдется кое-кто, кому ты с большой радостью поднесешь именно этот ароматный дар. - Он покосился на меня как-то странно, удивительно напомнив мне кого-то очень знакомого. Наконец последняя чашка в этом ряду. Сюда мы кладем дольку мандарина. Это - подношение еды нашему благородному гостю.
«Интересно, когда же мы начнем медитировать, да и начнем ли вообще», - подумалось мне.
Он почувствовал, а может, и прочитал мои мысли, потому что сказал с раздражением:
- Необходимо затратить на это время. Необходимо правильно поднести дары.
- А что, они действительно принимают эти подношения? - спросил я.
- Да нет, конечно, - ответил индиец. - Ты думаешь, они, эти Просветленные, нуждаются в еде, чтобы насытиться, или в воде, чтобы утолить жажду?
- Ну а раз нет, - резонно ответил я, - то к чему весь этот балаган?
Я-то думал, мы собираемся созерцать.
- Хочешь быстро бегать? Научись разминаться! Не сможешь созерцать, если здесь не будет Просветленных, не сможешь созерцать, если здесь не будет твоего Коренного Учителя, не будет его помощи, его благословения, его поддержки. Поднося дары, ты сам себе напоминаешь, что хочешь, чтобы все они были с тобой: «Пожалуйста, придите, побудьте со мной немного, пока я созерцаю».
И вдруг совершенно неожиданно Камалашила задрал голову и завел благозвучную песнь, скорее даже молитву. Его лицо приняло ангельское выражение, глаза были закрыты, но, казалось, видели там, в наполненном звездами небе над нами, кого-то из тех, кому предназначалось это подношение.
Он замолчал, опустил голову и весело взглянул на меня.
- Это последний дар, мое любимое подношение, - всегда услаждай их слух музыкой, прежде чем сядешь созерцать.
- Ну теперь-то мы наконец сядем? - спросил я, все же слегка сбавив тон, потому что нельзя было не восхититься красотой того места для созерцания, которое только что создал в Саду Камалашила, нельзя было не почувствовать то благоговение, добро и уверенность, которые он зародил в моем сердце, да и песня была к месту. Разминка явно удалась, пора было переходить к созерцанию.
- Да почему нет-то? Пора садиться! - провозгласил он. Я начал было усаживаться, как вдруг почувствовал, что его рука снова поднимает меня на ноги.
- Ну что опять не слава богу?
- А поклониться? - удивился Мастер, как будто это само собой разумеется. С этими словами он сложил ладони у груди и поклонился с величайшим почтением, как будто перед ним и правда стоял один из великих Просветленных. Потом медленно опустился на газон.
Я повторил требуемое упражнение и тоже уселся было на траву, но тут он опять вскочил на ноги и запрыгал вокруг меня, как резиновый мячик. К тому времени он уже так достал меня, что я думал только о том, как много времени мы потеряли, и, не обращая внимания на его прыжки, сердито уставился куда-то вдаль.
- Где твое сиденье? У тебя что, нет подушки для медитаций? Спина ведь должна быть приподнята!- Он схватил меня за плечо, потянул вперед и засунул мне под копчик комок какого-то тряпья, которое чудесным - а каким же еще? - образом появилось из-под его монашеской одежды.
В следующий момент он уже хватал меня за лодыжку левой ноги, крича:
- Положи пятку на правое бедро! Сядь ровно! - И шлепками ладоней выпрямляя мне спину. - Опусти правое плечо вниз, оно должно быть на одном уровне с левым. - А так он выравнивал мои плечи. - Голову ровно! И чему тебя только в Академии учили?
Я уже был готов придушить этого жизнерадостного великого магистра.
- Не наклоняй ее вниз, не задирай ее вверх, просто держи ровно, и перестань уже заваливать ее влево! - Его руки лежали у меня на висках, словно зажав мою голову в тиски. - Где твой язык?
- Язык во рту, где ж ему еще быть? - сострил я. Индиец, казалось, шутки не услышал, во всяком случае не засмеялся.
- Легко коснись им неба сразу над передними зубами. Челюсти расслабь, все должно быть естественно, как обычно, - с энтузиазмом продолжал он. - Мы ведь не сможем созерцать, если всю ночь будем пускать слюни и сглатывать их, верно? И перестань уже дышать ртом!
А то во рту у тебя пересохнет! - Наконец он привел мою позу в полный порядок, после чего, должен признаться, я почувствовал себя совсем неплохо.
- А разве я не должен скрестить обе ноги, положив пятки на бедра, как на всех этих ваших картинках? - спросил я.
- Хочешь сесть в «полный лотос»? Было бы неплохо, но сразу это вряд ли получится, вот когда ты попрактикуешь побольше… Ну и потом, здесь ведь что главное? Главное, чтобы тебе удобно было. Чтобы ты мог концентрировать ум, не отвлекаясь на боль в коленях. Если хочешь, мы вообще можем сесть вон на ту скамейку. - С этими словами он уселся рядом со мной, сразу одним ловким движением приняв позу полного лотоса.
Я закрыл глаза и вошел в состояние покоя. Здесь, в этом тихом Саду, здесь, в Саду моей златовласой богини, я наконец… снова услыхал его жизнерадостный голос.
