Когда после катастрофы прошло больше года, нам удалось выйти из кризиса наилучшим способом, так как моя мать, которой было тогда сорок два года, родила двойняшек, мальчика и девочку. У меня снова появилась семья, и мы все вместе смогли двигаться дальше. Я смутно помню активность, вызванную появлением младенцев, а также оживление и замешательство, когда они превратили ранний средний возраст моих родителей в сплошную суматоху. Сколько бы радости ни приносили эти детишки, постоянных забот и хлопот с ними было куда больше. На самом деле забот оказалось так много, что на первые несколько лет матери пришлось нанимать помощниц, которые жили вместе с нами. Это были девушки из Йоркшира, которые носили зеленую нейлоновую форму с белыми эластичными нарукавниками и были довольно расчетливыми, но при этом все свое время посвящали двойняшкам. Кавалером одной из них был поляк, на двадцать лет старше ее самой, который часто приходил к ней в гости. Он был военнопленным и мог рассказать массу увлекательных историй о своих боевых подвигах. Поляк обладал довольно приятной внешностью и галантными манерами. Я слышала, что впоследствии они поженились, но их брак не был успешным, и это не удивительно, учитывая глубокое расхождение во взглядах.
Теперь жизнь в нашем доме стала вполне благополучной. Близнецы росли и прекрасно развивались, и мои родители привыкли к спокойному провинциальному образу жизни. Мы купили наш первый небесно-голубой автомобиль модели «Моррис Майнор», в который мы загружались по выходным и совершали поездки по живописным местам Йоркшира, расположенным поблизости от нашего дома. Мой отец гораздо больше мамы любил прогулки, поэтому она зачастую оставалась в машине и читала книгу, пока все остальные бросали вызов ветрам и пешком исследовали местность. Дома я продолжала наслаждаться той же свободой и могла спокойно играть на улице. По форме наша улица напоминала овал, окруженный широкой полосой деревьев и травы. Это было сказочное место, полное укромных уголков и «домиков», в которых мы могли играть в любое время. В компании моих друзей была игра под названием «Кто соврет и распознает ложь», и хотя я не могу вспомнить точных правил, мы бегали по зарослям, пытаясь разгадать уловки и создать всякие хитроумные трюки. Я полагаю, что это было хорошей подготовкой к жизни.
Я училась в местной общеобразовательной школе, где получила добротное традиционное образование. Учителя, внушающие интерес к учебе, встречались редко, поэтому я особенно запомнила преподавателя французского, однако я довольно рано начала увлекаться медициной, что, к моему сожалению, предполагало более глубокое изучение физики и химии. Помощь отца в приготовлении домашних заданий была для меня жизненно необходима.
За шесть недель до экзаменов мой отец погиб в автокатастрофе. Он ехал в машине своего сотрудника, и водитель, гнавший слишком быстро, врезался в грузовик «Смит Криспс». Три человека, ехавшие в машине, погибли мгновенно. Я предпочту не описывать последствия.
Безвозвратная потеря двух любимых людей оставила во мне неизгладимый отпечаток, влияющий на всю мою жизнь и всегда готовый проявиться в моих мыслях и поступках. Неожиданная, жестокая и преждевременная смерть воспринимается тяжелее всего, и я не очень хорошо справилась с ее последствиями.
Вскоре после этого события (не исключено, что чересчур быстро) я поступила в университет в Лондоне. Впечатления о медицинском факультете были торжественными и ошеломляющими. В первый же день декан факультета выступил перед нами с такими словами: «Дамы и господа, вы поступили на этот факультет, чтобы стать врачами. Вы должны соответствующим образом вести себя и одеваться». Я думаю, что сейчас нет деканов, которые отважились бы сказать что-то подобное. Я была обычной студенткой и училась с удовольствием, несмотря на большой объем работы. Скорость жизни намного возросла, когда у меня началась клиническая практика. На третьем курсе я вышла замуж и обнаружила, что вокруг так много всего интересного и привлекательного.
В последний год моего обучения в университете мама, уже живущая в Лондоне, заболела раком. Она не хотела в это верить, что оказало ей хорошую услугу, так как она смогла вести относительно нормальную жизнь без чрезмерных страданий в течение двух лет. Пока не наступила последняя неделя ее жизни, когда она впервые столкнулась с реальностью и в страхе тут же слегла в постель, не имея никакой возможности общаться. Ее неверие в свою болезнь оказалось для меня не таким полезным, потому что нам с ней так и не удалось обсудить вопрос о том, что теперь вся огромная ответственность за близнецов, которым исполнилось пятнадцать лет, ляжет на мои плечи. Я никак не могла для себя решить, было ли это с ее стороны отказом от обязательств, которые лежали на ней, или неизбежным последствием ее характера, с которым приходилось мириться. Так или иначе, в двадцать пять лет я, будучи беременной своим первым ребенком, взяла на себя эту обязанность, разделив ее со своим мужем. Мы сделали это с удовольствием и наивным энтузиазмом. Это было просветляющим опытом, который предполагал как появление проблемы, так и получение пользы. И только теперь, оглядываясь назад, я понимаю, насколько я действительно была к этому не готова.
С тех пор прошло много времени. В следующие тридцать пять лет я была довольна своей семейной жизнью, друзьями и карьерой, приятным времяпрепровождением и вознаграждениями, всем, что внесло свой вклад в мое теперешнее счастливое состояние на пенсии. Однако детские и юношеские годы были похожи на езду на американских горках с периодически возникающими потерями. Мои воспоминания о ранних событиях перекрываются калейдоскопом более поздних сцен, но, разумеется, ранние воспоминания указали мне путь, по которому я шла всю последующую жизнь. Мой внутренний мир очень чувствителен к потерям, и я обнаружила следующий парадокс: чем больше вы чего-то хотите, тем уязвимее вы становитесь. А кроме того, если вы хотите чего-то недостаточно сильно, то этого никогда не произойдет. С целью самосохранения я теперь пытаюсь избегать слишком большой привязанности к кому-то или чему-то. Мне довольно легко удается применять это в большинстве случаев, но существует потенциальная возможность потери, которая является платой за существующие отношения.
С тех пор как я перестала работать, у меня появилось больше времени для размышлений. Слишком много времени для того, чтобы попытаться обобщить этот калейдоскоп воспоминаний, впечатлений и людей, накопившихся у меня за неполные шестьдесят лет. У меня достаточно времени, чтобы заставить свое настроение изменяться в течение дня или часа. Сначала я была поглощена мыслями о приобретении статуса неработающего человека, после десятилетий соблюдения трудовой дисциплины. Я беспокоилась об утрате навыков и образа мышления, на выработку которых потребовалось так много времени и которые теперь быстро исчезали. Я чувствовала, что у меня осталось мало из того, что я могла еще предложить. Потом я начала думать о товарищеских отношениях на работе, которых мне теперь не хватало, а также о других людях из различных периодов моей жизни, которых по той или иной причине рядом больше не было. Затем я напомнила себе о том, что мой маленький персональный мир, кажущийся мне уникальным, представляет собой жизненный опыт каждого человека и является совершенно неважным в общей системе вещей, и это все ставит на свои места. Ничто из этого не должно иметь значение, и моя жизнь именно сейчас стала такой, к какой я всегда стремилась. Когда я привыкну к этому витку своей жизни, я начну любить свою семью еще и за то, что она для меня означает.
Приглушенный звуковой сигнал
Когда я была подростком и училась в школе, я имела обыкновение делать смешные ошибки. Некоторые вещи я понимала немного не так, как остальные ученики, и говорила что-то не к месту или невпопад, а одноклассники надо мной смеялись. Кроме того, когда я ходила на спектакли, я тратила первые десять минут на то, чтобы привыкнуть к тихим голосам. Позднее в университете мне не удалось нормально прослушать целый курс лекций по эмбриологии, что я списала на плохую дикцию лектора и мою постоянную привычку сидеть в конце аудитории, а также на то, что предмет был слишком скучным, чтобы привлечь мое внимание. Я упускала из виду тот факт, что все остальные отлично справились с этим. Должно быть, у меня была хорошо развита способность к самообману, поэтому я ничего не предпринимала для того, чтобы заняться своей очевидной тугоухостью. Так или иначе, я все-таки прошла курс лечения, но это произошло только после начала моей работы в больнице в качестве врача-стажера, когда мне пришлось посмотреть правде в глаза. Я работала в хирургическом отделении отоларингологии, и хирург заметил, что я не слышу его слов, сказанных через врачебную маску, которая, естественно, скрывала движения губ. Я объяснила ему, что только что переболела гриппом, который повлиял на мой слух. Мои оправдания были совершенно справедливо отброшены и меня заставили пройти проверку остроты слуха. И сразу все стало ясно и неопровержимо доказано с научной точки зрения.
