С другой стороны, сегодня у нас есть «пантеры». Да, да, зрелые хищницы, одетые в леопардовый принт и охотящиеся за молодыми мужчинами. Такие женщины редко называют себя «пантерами» – разве что в качестве милой шутки. Нет, это молодые мужчины ищут ярких, зрелых дам, живущих по такому принципу. (При этом опрос, проведенный недавно во Франции, показал, что 90 % француженок старше 50 лет ведут активную сексуальную жизнь.)
И здесь возникает проблема – каждая из нас определяет себя по чужому мнению. Свое мнение нам навязывают средства массовой информации, мужчины и те, кто хочет нам что-то продать. Нам втюривают крем от морщин? Или нечто более гнусное? Порой нам продают идею о том, что вполне допустимо быть зрелой женщиной, если твой главный интерес заключается в том, чтобы найти и удовлетворить мужчину?
И, поскольку подобные сигналы бомбардируют нас каждый день, нам трудно увидеть себя такими, каковы мы есть прямо сейчас. Нет, мы уже не молоды, но наша жизнь еще не кончена. Наоборот, я хочу вам сказать: жизнь только начинается… потому что, когда мы становимся зрелыми, начинает проявляться наше истинное «я». То, чего мы лишены в юности, мы приобретаем вместе с уверенностью зрелости – не фальшивую браваду отчаянной двадцатилетней девицы, а истинную силу женщины, которая жила и обрела жизненный опыт. В этом сила Хелен Миррен, Мерил Стрип, Сьюзен Сарандон и знаменитых французских femmes – Жюльетт Бинош, Катрин Денев и Изабель Аджани.
Прошлой осенью в городке Валанс д’Ажан я увидела на крестьянском рынке великолепную зрелую женщину. Она пришла на высоких каблуках, а на локте несла корзинку для покупок. Нет, она не была «пантерой». Она вовсе не притворялась особой моложе своих лет. Она не отрицала свой возраст, а демонстрировала все преимущества состояния une femme de certain âge. На этой женщине были шикарные очки и очень красивые украшения. И, конечно же, на ней был шарф. Яркий, цветной шарф красиво лежал на ее плечах. Я с удовольствием наблюдала за тем, как она переходила от прилавка к прилавку. Я даже остановилась, чтобы понаблюдать, как она выбирает идеальный зрелый красный помидор: она взяла его на ладонь, словно взвешивая, потом поднесла к носу и глубоко вдохнула. После этого она несколько минут болтала с фермером, смеялась над его шутками, а потом с помощью фермера и собственной подруги наконец-то сделала выбор. Эта женщина ходила на рынок годами, у нее сложились прекрасные отношения с торговцами. Она была сексуальна и загадочна – и не потому, что была хорошо одета. Нет, она буквально излучала savoir fair[3], ауру уверенности в себе и самодостаточности.
В этом и кроется секрет. Когда достигаешь определенной точки, былая неуверенность исчезает. Если у тебя есть дети, то они уже выросли. Перед тобой открывается совершенно новая жизнь с абсолютно новыми возможностями. Мечты, от которых ты когда-то отказалась, появляются вновь. В астрологии для этого есть специальный термин – мне рассказала о нем замечательный астролог Сьюзен Миллер. Это «возвращение Сатурна»:
те уроки, вызовы и решения, которые были в твоей жизни до 30 лет, возвращаются после 40 и вплоть до 60 лет. В это время у тебя появляется новая возможность решить проблемы прошлого и изменить течение своей жизни.
Если с молодости у тебя остались какие-то несбывшиеся мечты, то можно вспомнить о них и попытаться реализовать. Это – волшебное, замечательное время в жизни каждого человека. Вместо того чтобы твердить о «кризисе среднего возраста», подумайте о том, что жизнь дает вам второй шанс поймать брошенное кольцо. Да, конечно, вы не так гибки и стремительны, как были в двадцать, но теперь вы обладаете мудростью, силой и опытом. И теперь вы умеете признавать собственные слабости, и вы уже не слишком горды и можете попросить помощи. А самое главное – вы научились не обращать внимания на второстепенное и избавились от мучительного стремления к совершенству.
Все это относится к моей замечательной подруге Марджори – прекрасной художнице, профессору университета. Она уже двадцать лет живет на севере Франции. Она родилась в Мичигане, окончила университет, переехала в Нью-Йорк и двадцать лет прожила там. Сначала она пыталась быть актрисой, потом писателем. Она написала и поставила великолепный документальный радиоспектакль, принесший ей премию Пибоди. А после этого она связала жизнь с общественным радио. Она – талантливая и многого добившаяся femme d’un certain âge. Главное ее сегодняшнее увлечение – исполнение американской джазовой классики. Марджори поет.
Она утверждает, что французам нравится американский джаз, и они с готовностью принимают далеко не идеальные голоса. Марджори говорит, что совершенству они всегда предпочитают личность. Их чарует страсть и искренность, а не идеальное исполнение!
Вот что недавно рассказала мне Марджори:
В молодости я страстно мечтала стать актрисой. Мне ужасно нравилось петь и танцевать. Я была буквально одержима этой мыслью с двенадцати лет, когда мама отправила меня в драмкружок, чтобы я стала более уверенной в себе, и до двадцати семи, когда я наконец отказалась от этой идеи и занялась настоящей работой.
Маленькая девочка, которая снова и снова пела в своей спальне I’m the Greatest Star[4], в юности страдала от множества несправедливостей. Два года я безуспешно пыталась заняться комедией в стиле «стэнд-ап». Потом какое-то время пела в маленьком баре в сопровождении пианино – и одновременно работала там же официанткой.
Уроки игры на фортепиано в детстве мне ничего не дали. В двадцать лет я купила себе гитару, но так и не научилась хорошо играть на ней. Но я часами слушала джаз и выучила сотни песен. Занимаясь на летних курсах, я не научилась даже хлопать в верном ритме. И вот летом 1972 года в городе случилось серьезное наводнение, и всех профессиональных актеров отправили по домам, а ученикам пришлось играть все роли. И я вышла на сцену. Должна признаться, что мне так и не удалось попасть в ноты.
С годами я переросла свой комплекс и переключилась на другие направления. Я занялась продюсированием радиопрограмм, но радио оказалось для меня недостаточно глубоким, поэтому я занялась композицией. Однако в этом мире нет места для композиторов, которые не являются в первую очередь настоящими музыкантами.
Я решила бросить все и переехала во Францию. Мне хотелось найти тихое место, где можно было стать художником – а это не случается в одночасье. Прошло еще восемнадцать лет.
В глубине души я всегда продолжала петь. Случилось так, что я преподавала в техническом училище, где оказалось несколько профессиональных музыкантов. И как-то раз я набралась смелости и приняла вместе с ними участие в студенческом концерте. Не могу сказать, что блеснула, но им нравилась их сумасшедшая американская преподавательница, и поэтому меня ожидал успех.
Училище отмечало свое 50-летие, и меня попросили принять участие в подготовке концерта. Мы сняли большой театр с профессиональной звуковой системой. Один из студентов, талантливый пианист, занялся музыкальной стороной дела. У нас собрался целый оркестр. Зал был полон. В конце концерта мы хотели сыграть «Everybody Needs Somebody» в стиле братьев Блюз, и я решила надеть темные очки и круглую шляпу под Джона Белуши и спеть эту песню. Меня окружали студенты, одетые в стиле братьев Блюз. Номер получился потрясающий.
Перед началом концерта одна девушка из нашей команды прошептала мне на ухо: «Вы нервничаете?» «Не очень», – ответила я. «Не очень? – удивилась она. – А почему?». «Нет смысла. Нет смысла нервничать. Я просто выйду на сцену и сделаю то, что нужно, вот и все».
Мы спели, и зал взорвался аплодисментами. Только потом я поняла, что мы выступали перед 300 зрителями – теми, кого я развлекала и учила английскому последние десять лет, их супругами и родственниками. На следующий день, в субботу, я проплакала два часа – так велика была любовь и восхищение этих людей.
Я стала выступать в концертах, пела с группой в местном ресторане, пошла на трехдневные курсы джаза (там мне не понравилось – высокомерно и пугающе) и приняла участие в двух особых представлениях. Последний концерт со студентами был в феврале. Я спела Take Five – вряд ли я решилась бы на это год назад. Тогда я впервые репетировала и выступала, не терзая себя мыслями о собственном несовершенстве и не извиняясь перед музыкантами.
Они говорят, что пение – это владение дыханием, осанка и т. д. и т. п. Да, это действительно так. И я уверена, что всегда могла петь и выступать – и у меня всегда был слух! Я просто очень боялась. Даже выходя перед слушателями и выступая на пределе возможностей, я всегда боялась.
