Даже если Всевышний был бы способен иметь с нами отношения, но исключительно безличные, то религия лишилась бы всей своей человеческой теплоты, а Путь Преданности стал бы малоэффективным или даже невозможным. Мы могли бы обращать к нему наши человеческие эмоции, но относясь к нему как к чему-то абстрактному и неопределенному и не надеясь на получение человеческого отклика. В такой ситуации единственным способом получения ответа от Всевышнего стало бы успокоение наших эмоций и стяжание его безличного покоя и неизменного бесстрастия; и именно это действительно случается, когда мы приближаемся к аспекту Его чистой безличности. Мы можем подчиниться Божественному в этом аспекте безличности как Закону, вознести наши души к нему, стремясь к его покою, возрасти до присущего ему состояния бытия, избавившись от своей эмоциональной природы; человеческое существо в нас не может получить таким образом удовлетворения, но оно успокаивается, умиротворяется, делается уравновешенным. Однако Йога преданности, соглашаясь в этом с религией, настаивает на более глубоком и пылком поклонении и не удовлетворяется этим стремлением к бесстрастному и безличному покою. Она нацелена на достижение божественной полноты как человеческой, так и безличной частей нашего существа; она стремится к божественному удовлетворению эмоционального существа человека. Она требует, чтобы Всевышний принял нашу любовь и ответил на нее; как мы очаровываемся Им и ищем Его, так, по мнению бхактов, Он очаровывается нами и ищет нас. И это требование не может быть названо иррациональным, ибо если бы мы не доставляли никакой радости верховному и универсальному Существу, то не совсем понятно, как бы мы могли возникнуть и существовать. И если бы оно вообще не влекло нас к себе – если бы в нас не было потребности в поиске Божественного, – тогда у нас, подчиненных Природе, по всей видимости, не было бы никаких причин сворачивать с ее проторенных путей, чтобы искать Его.
Поэтому, чтобы для Йоги преданности появилась хотя бы малейшая возможность, мы, во-первых, должны согласиться с тем, что высшее Существование – не просто абстракция или некий уровень существования, а сознательное Бытие; во-вторых, что оно открывается нам во вселенной и в каком-то смысле присуще ей и является ее источником – иначе, чтобы встретиться с ним, нам пришлось бы уходить из космической жизни; в-третьих, что оно способно на личные отношения с нами и поэтому должно обладать какими-то личностными качествами; и, наконец, что, когда мы обращаем к нему свои человеческие эмоции, желая установить с ним связь, мы получаем такого же рода ответ. Это, однако, не означает, что природа Божественного в точности соответствует нашей, превосходя ее лишь по масштабам, или что это та же природа, лишенная определенных недостатков, а Бог просто является более великим или идеальным Человеком. Бог не может быть и не является эго, ограниченным своими качествами, каковым являемся мы на уровне нашего обычного сознания. Однако, с другой стороны, наше человеческое сознание должно, конечно же, брать свое начало в Божественном и быть его производным; и хотя формы, которые оно принимает в нас, могут и должны отличаться от божественных (так как мы, в отличие от него, ограничены эго, лишены универсальности, не управляем собственной природой, не превосходим свои гуны и их активность), за всеми нашими эмоциями и побуждениями должна находиться некая Истина, берущая свое начало в нем, по отношению к которой они являются ограниченными, а потому очень часто искаженными или даже извращенными образами. Устремляясь к нему через наше эмоциональное существо, мы достигаем этой Истины, а она нисходит, чтобы откликнуться на наши эмоции и возвысить их до своего собственного уровня; благодаря нисхождению этой Истины наше эмоциональное существо объединяется с Божественным.
К тому же это верховное Существо также является вселенским Существом, и все наши отношения со вселенной становятся средствами, помогающими нам подготовиться к установлению отношений с ним. Все эмоции, вызванные воздействием на нас вселенского существования, на самом деле направлены к нему. Сначала мы не знаем об этом, но знание растет, и именно благодаря тому, что мы начинаем направлять их непосредственно к нему, мы входим во все более и более тесные отношения с ним, и все, что есть в них ложного и невежественного, отпадает по мере нашего приближения к единству. На все наши эмоции это Существо отвечает, принимая нас такими, какими мы являемся на данной стадии развития; ибо, если бы мы не получали никакого ответа или помощи на наши несовершенные просьбы и мольбы, установление более совершенных отношений было бы невозможно. Как люди приближаются к нему, так и оно принимает их, а также откликается на их бхакти своей божественной Любовью, tathaiva bhajate. Какую бы форму, какие бы качества они ни приписывали ему, через эту форму и эти качества оно помогает им развиваться, воодушевляет или направляет их движение вперед и влечет их, следующих по прямому или окольному пути, к себе. То, что они видят, приближаясь к нему, является истиной, но истиной в том виде, в каком она предстает на уровне их собственного бытия и сознания, фрагментарной и искаженной, ибо они не способны воспринять ее на уровне ее собственной более высокой реальности, в образах, которые она принимает, когда мы осознаем Божественное во всей его полноте. Этим объясняется наличие в религии более грубых и примитивных элементов, а также их временность и обреченность на исчезновение. Они оправданны, потому что за ними есть истина Божественного, и только так эта истина Божественного могла быть достигнута и в какой-то степени проявлена на том этапе развития человеческого сознания; они отвергаются в более позднее время, потому что вечное сохранение этих незрелых представлений и отношений с Божественным означало бы отказ от того более тесного единения, к которому эти примитивные попытки были пусть робкими и неуверенными, но первыми шагами.
Как уже было сказано, вся жизнь является Йогой Природы; и здесь, в этом материальном мире, жизнь становится ее первой попыткой пробудиться от изначальной бессознательности и вернуться к единству с сознательным Божественным, давшим ей начало. В религии ум человека – самого совершенного инструмента Природы – начинает осознавать ее цель в себе, откликается на ее стремление. Даже обычная религия представляет собой своеобразную невежественную Йогу преданности. Но йогой, в полном смысле этого слова, она становится только тогда, когда ее мотивы приобретают определенную ясность, когда приходит понимание, что стремиться нужно к единству и что любовь является основой этого единства, и когда, в результате такого понимания, предпринимаются попытки претворить эту любовь в жизнь и избавиться от разделенности в любви. Когда это достигнуто, йога переходит на качественно новый уровень и должна принести свои плоды. Таким образом, мотивы преданности должны сначала быть направлены к Божественному, затем трансформироваться и избавиться от наиболее приземленных элементов и наконец утвердиться на позициях чистой и совершенной любви. Все мотивы, несовместимые с совершенным единством любви, должны в конце концов отпасть. Остаться могут только те, которые способны превратиться в формы выражения божественной любви и средства наслаждения ею. Ибо любовь – это единственная наша эмоция, которая может ничем не мотивироваться и ни от чего не зависеть; любви не нужны никакие иные мотивы, кроме любви. Ведь источником всех наших эмоций является либо поиск наслаждения и обладания им, либо трудности этого поиска, либо разочарованность в наслаждении, которым мы обладали или думали, что обладали; но благодаря любви мы можем непосредственно овладеть самосущим восторгом божественного Бытия. На самом деле сама божественная любовь является этим даром и своеобразным телом Ананды.
Таковы истины, определяющие наш подход к этой йоге и наше продвижение по этому пути. Есть дополнительные вопросы, возникающие в человеческом интеллекте и тревожащие его, и хотя они не главные, нам, вероятно, придется их рассмотреть. В Бхакти-йоге ведущую роль играет сердце, а не интеллект. Ибо даже знание на этом пути мы ищем сердцем, а не умом. Поэтому нас прежде всего и главным образом должна интересовать истина мотивов сердечной преданности, их конечная цель и в каком-то смысле их исчезновение в высшем и единственном самосущем мотиве любви. Есть еще такие сложные вопросы, как, например, обладает ли Божественное изначальной супрафизической формой или энергией формы, дающей начало всем остальным формам, или же оно вечно бесформенно? Но здесь достаточно пока сказать, что, хотя Божественное действительно может принимать различные формы, которые придает ему преданный, и через них вступать с ним в общение, отвечая на его любовь, для получения плодов бхакти очень важно добиться единения нашего духа с его духом. Некоторые религии и религиозные философии пытаются ограничить преданность идеей вечной отделенности человеческой души от Божественного, без которой, по их мнению, любви и преданности быть не может; другие же, утверждающие, что существует только Единый, рассматривают любовь и преданность как движения, принадлежащие неведению, – необходимые, быть может, или, по крайней мере, полезные на подготовительном этапе развития, пока неведение сохраняется, но не возможные, когда все различия исчезают, а это значит, что они должны быть превзойдены и отброшены. Мы, впрочем, можем придерживаться истины единого существования в том смысле, что все в Природе есть Божественное (хотя Бог и превосходит все, что есть в Природе), и тогда любовь становится движением, посредством которого Божественное в Природе и человек обретают восторг вселенского и верховного Божественного и наслаждаются им. В любом случае любовь по самой своей природе неизбежно приводит к двум реализациям – благодаря первой любящий и возлюбленный могут наслаждаться своим единством, сохраняя различия, а также всем, что умножает радость такого рода единства, а благодаря второй они могут слиться друг с другом и стать единым «Я». Для начала этой истины вполне достаточно, ибо такова сама природа любви, и поскольку любовь, как и вся ее природа, является глубинным мотивом этой йоги, то она же станет венцом и кульминацией всех ее усилий.
