Предание сохранило свидетельство о том, что в Спарте перед отправкой Павсания в Афины шла ожесточенная политическая борьба. Так, согласно Плутарху, Павсанию даже пришлось прибегнуть к обману для успокоения сторонников продолжения активной внешней политики в духе Лисандра. Им он заявил, что отправляется "на помощь тиранам, против народа" и будет действовать в русле прежней выработанной Лисандром доктрины (Lys. 21, 3).
Ясно, что миссия Павсания - это первый серьезный удар, нанесенный общиной Лисандру, и здесь, по-видимому, следует искать ключ к пониманию спартанской политики данного периода. Согласно Ксенофонту, инициатива в этом случае полностью принадлежала Павсанию. Он сумел заручиться поддержкой своего коллеги царя Агиса и трех из пяти эфоров и с помощью этого большинства провел декрет о своей экспедиции в Афины (Hell. II, 4, 29). Такое редкое для Спарты единодушие царей и эфоров объясняется тем, что неограниченное могущество Лисандра давно уже вызывало глухое раздражение у части общества. Если раньше в Спарте хранили глубокое молчание и оставляли без ответа многочисленные жалобы союзников на безобразное поведение Лисандра и его офицеров за границей, то теперь, наконец, эти жалобы были услышаны и восприняты с большим сочувствием (Plut. Lys. 19). На настроение коллегии эфоров 404/403 г. частично мог повлиять и инцидент с Гилиппом, который имел место непосредственно перед выборами нового состава эфората (Diod. XIII, 106; Plut. Lys. 16; Posid. ad. Athen. VI, 234 a) [023_104].
Что касается мотивов царя Павсания, то наши источники (вполне в духе античной историографии) причину всех его поступков усматривают в чувстве мести и личной зависти по отношению к Лисандру (Xen. Hell. II, 4, 29 - Pausaniva"... fqonhvsa" Lusavndrw/; Diod. XIV, 33, 6 - Pausaniva"... fqonw'n tw/' Lusavndrw/). Плутарх добавляет, что чувства Павсания вполне разделял и царь Агис (Lys. 21, 3). Таким образом, по крайней мере, в этом деле, оба царя проявили завидное единодушие. Однако видеть в действиях Павсания только личную антипатию к Лисандру было бы, конечно, необоснованным упрощением. Скорее всего, личный момент сочетался с определенными соображениями принципиального характера. За несколько лет для руководства спартанской державой Лисандр создал новую исполнительную власть, сосредоточив ее в руках навархов, гармостов, эпистолеев и других высших офицеров, связанных, как правило, лично с ним, а не с царями. Это привело к тому, что цари, оставаясь по конституции главнокомандующими, фактически оказались в тени. Над Спартой нависла угроза двоевластия и неизбежной в таких случаях гражданской смуты.
Такой перекос в сторону авторитарной власти и попытался исправить царь Павсаний. Он положил конец как внутренней, так и внешней экспансии Лисандра. В самый ответственный для Лисандра момент, когда тот уже видел себя господином Афин, как "deus ex machina" возник Павсаний и "отодвинул" Лисандра, воспользовавшись своим конституционным правом возглавлять спартанское гражданское ополчение. Лисандр, в это время находившийся в Афинах в качестве гармоста [023_105], и его брат Либий, руководивший спартанским флотом (Xen. Hell. II, 4, 28), оказались в весьма двусмысленном положении. Место спартанского царя в военной иерархии было гораздо выше места гармоста. Лисандр со своими наемниками (Lys. XII, 54, 58; Diod. XIV, 33, 5), если хотел остаться в конституционном поле, безусловно, должен был подчиниться спартанскому царю, прибывшему с традиционным гражданским ополчением и союзными контингентами.
Появление Павсания в Афинах полностью изменило расстановку сил. Царь, вмешавшись в судьбу Афин, воспрепятствовал тому, чтобы Афины стали бесконтрольной "вотчиной" Лисандра. Следы именно такой трактовки мотивов Павсания можно найти уже у современника событий - Ксенофонта. Так, по словам Ксенофонта, "он [Павсаний] боялся, что тот [Лисандр]... сделает Афины своим владением" (Hell. II, 4, 29 - ijdiva" poihvsoito ta;" jAqhvna"). Ту же версию повторяет и Плутарх. Согласно Плутарху, главная цель Павсания - это стремление закончить войну таким образом, "чтобы Лисандр опять с помощью друзей не стал господином Афин" (Lys. 21, 3).
Среди мотивов Павсания не последнюю роль играло и понимание пагубности для Спарты действий Лисандра в Афинах, ибо он "видел, что Спарта приобретает печальную репутацию у греков" (Diod. XIV, 33, 6). Павсанием, таким образом, двигало желание успокоить общественное мнение и погасить уже назревающий международный конфликт, в который были вовлечены в том числе и члены Пелопоннесской лиги.
Уже осенью 404 г. в Греции начала кристаллизовываться оппозиция спартанской внешней политике. Аргос, старинный враг Спарты, был одним из первых городов, принявших изгнанных из Афин демократов (Diod. XIV, 6, 2). Коринф, Фивы и Мегары быстро последовали за ним (Xen. Hell. II, 4, 1; Isocr. VII, 67; Diod. XIV, 6, 3; 32, 1; Plut. Lys. 27, 5-7). Если верить Диодору и Плутарху, Фивы пошли еще дальше. Они налагали штраф на каждого фиванца, отказавшего афинскому изгнаннику в гостеприимстве (Diod. XIV, 6, 3), и были "глухи и слепы" к тем, кто проносил "через Беотию оружие в Афины против тиранов" (Plut. Lys. 27, 3). Эта авторитетная внешняя оппозиция, куда входили в том числе и союзники Спарты, не могла не повлиять на настроения в самой Спарте. Здесь, по-видимому, уже начали понимать, насколько опасно для реноме "тираноборца", каким когда-то было и все еще продолжало себя считать Спартанское государство, поддерживать тиранию Тридцати и нести коллективную ответственность за все насильственные акции и преступления данного режима. Это общее негативное отношение к Спарте сказалось и в том, что наиболее влиятельные ее союзники, Фивы и Коринф, отказались присоединиться к армии Павсания из-за того, что, по их мнению, Спарта хотела сделать территорию афинян своим собственным владением (Xen. Hell. II, 4, 30).
Деятельность Павсания в Афинах носила демонстративно антитиранический характер. В этом его поддерживали оба эфора, сопровождавшие царя в качестве наблюдателей и советников (Xen. Hell. II, 4, 36) [023_106]. Сам факт присутствия эфоров в армии Павсания должен был усиливать авторитет совместно принятых решений и eo ipso ослаблять позицию Лисандра. Ксенофонт, довольно подробно описавший военный аспект деятельности Павсания в Афинах, воздерживается от каких-либо оценочных характеристик. Зато поздние авторы единодушны в том, что Павсаний в своей антитиранической политике руководствовался исключительно высшими мотивами: принципиальным неприятием тирании, стремлением сохранить "лицо", соображениями гуманитарного порядка. Так, у периэгета Павсания мы читаем: "Он не желал, усиливая тираническую власть безбожных людей, покрыть Спарту несмываемым позором" (III, 5, 2). Ему вторит Диодор, объясняющий действия Павсания в Афинах заботой царя о репутации своей родины (XIV, 33, 6). Юстин объясняет мягкое поведение Павсания в Афинах исключительно мотивами гуманности: "Павсаний, движимый состраданием к изгнанному народу, вернул несчастным гражданам отечество" (V, 10, 7/ Пер. А. А. Деконского и М. И. Рижского). Все эти соображения, возможно, действительно имели место. Поведение Павсания в Афинах вполне вписывается в контекст характерного еще для архаической Спарты тираноборства. Но это скорее дополнительные соображения. Основным для Павсания в Афинах было другое - борьба с Лисандром. И как знать, на чьей бы стороне оказался царь, если бы Лисандр поддерживал пирейских демократов, а не элевсинских тиранов?
То, что вся деятельность Павсания в Афинах своим острием была направлена главным образом против Лисандра, не вызывает у исследователей каких-либо сомнений [023_107]. Однако был ли Павсаний принципиальным противником всей внешней политики Спарты в той форме, в какой она сложилась после 407 г., или же его действия определялись только неприятием Лисандра? По-видимому, справедливо первое. Надо думать, что за Павсанием стояла та умеренная, если не сказать консервативная часть спартанского гражданства, которая выступала против создания Спартанской державы в том виде, в каком она была задумана и организована Лисандром [023_108]. Они должны были ратовать за уничтожение системы гармостов и дарование завоеванным полисам автономии. Это, по сути дела, означало возвращение к традиционной спартанской внешней политике, замыкаемой чаще всего на Пелопоннес. Павсаний и его сторонники справедливо опасались, что агрессивный и жесткий внешнеполитический курс Спарты в конце концов приведет к отчуждению традиционных союзников и развалу Пелопоннесской лиги. Первые симптомы тому уже были налицо.
