DCL. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att., XIII, 44]
Тускульская усадьба, 20 или 21 июля 45 г.
1. О приятное твое письмо! Впрочем, шествие 3204 противное; тем не менее знать всё — не противно, даже насчет Котты 3205. Но народ прекрасен, раз из-за дурного соседа 3206 не рукоплещут даже Победе. Брут был у меня; он очень стоял за то, чтобы я кое с чем к Цезарю 3207. Я согласился, но шествие пугает меня.
2. Ты все-таки решился отдать Варрону 3208! Жду его суждения. Но когда он прочтет? Насчет Аттики одобряю. Есть кое-что даже в том, что на душе легче как благодаря зрелищу, так и благодаря мысли и молве о том, что это — религиозный обряд.
3. Пожалуйста, пришли ко мне Котту; Либон со мной, а ранее был Каска 3209. На основании слов Тита Лигария Брут сообщил мне, что в речи о Лигарии призыв к Луцию Корфидию — ошибка с моей стороны. Но это, как говорят, ошибка памяти 3210. Я знал, что Корфидий очень близок к Лигариям, но он, вижу я, умер раньше. Поэтому, прошу, поручи Фарнаку, Антею, Сальвию 3211 удалить это имя из всех книг.
DCLI. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att., XIII, 34]
Астурская усадьба, 28 июля 45 г.
В Астуру я приехал вечером за семь дней до календ. Ведь я три часа отдыхал в Ланувии, чтобы избежать жары. Если не будет обременительно, устрой, пожалуйста, чтобы до нон мне не понадобилось приезжать туда (ты можешь это через Эгнация Максима); главное — закончи с Публилием в мое отсутствие 3212. Какая молва об этом, — напишешь.
Охоч народ до сплетен этаких 3213.
Клянусь, не думаю; и в самом деле, это была надоевшая басня, но я хотел заполнить страницу. О чем еще? Ведь я сам буду с тобой, разве только ты на сколько-нибудь оттянешь. Ведь я пишу тебе из садов.
DCLII. Квинту Лепте, в Рим
[Fam., VI, 19]
Астурская усадьба, июль 45 г.
Цицерон Лепте.
1. Радуюсь, что Макула 3214 исполнил свой долг; его фалернская усадьба всегда казалась мне удобной, как заезжий двор, если только в ней достаточно крова для приема моих спутников. В прочих отношениях место не противно мне, но я не потому покину твою петринскую усадьбу 3215; ведь усадьба и приятное расположение достойны продолжительного пребывания, а не заезда.
2. Насчет некоторого попечения о царских дарах 3216 я говорил с Оппием. Ведь Бальба я не видел после твоего отъезда: он страдает такими болями в ногах, что не хочет посещений. Как мне кажется, ты поступил бы благоразумнее, если бы вообще не старался обо всем деле. Ведь того, чего ты хочешь достигнуть ценой этого труда, ты никак не достигнешь. Ведь приближенных такое множество, что скорее выскочит кто-нибудь из них, чем будет доступ для нового, особенно если он не принесет ничего, кроме старания, по поводу которого тот 3217 — если только он об этом будет знать — сочтет, что оказал услугу, а не принял ее. Но все же кое-что буду иметь в виду, — на что может быть надежда. Иначе, считаю я, не только не следует добиваться, но даже следует избегать. В Астуре думаю пробыть дольше, пока он 3218, наконец, не приедет 3219. Будь здоров.
DCLIII. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att., XII, 9]
Астурская усадьба, 27 июля 45 г.
Право, я жил бы здесь с удовольствием и с каждым днем — большим, не будь той причины, о которой я написал тебе в последнем письме 3220. Не было бы ничего приятнее этого уединения, если бы несколько не мешал сын Аминты 3221. О противная, бесконечная болтовня! Что касается прочего, будь уверен — ничто не может быть приятнее усадьбы, берега, вида на море, холмов, всего этого. Но и это не заслуживает более длинного письма, и мне не о чем писать, и клонит ко сну.
DCLIV. Марку Туллию Тирону, в Рим
[Fam., XVI, 22]
Астурская усадьба, 27 июля 45 г.
Туллий шлет большой привет Тирону.
1. На основании твоего письма надеюсь, что тебе лучше; во всяком случае желаю этого. Старайся всячески способствовать этому и не вздумай подозревать, что ты поступаешь против моего желания, раз ты не со мной: ты со мной, если заботишься о себе. Поэтому предпочитаю, чтобы ты служил своему здоровью, а не моим глазам и ушам; ведь хотя я охотно и вижу и слушаю тебя, тем не менее это будет гораздо приятнее, если ты будешь здоров.
Я здесь живу праздно, так как сам ничего не пишу; но читаю очень охотно. Ты там покажешь, если переписчики не поймут чего-либо, написанного моей рукой. Вообще трудна одна вставка, которую я даже сам обычно нелегко читаю, — о Катоне в четырехлетнем возрасте 3222. Насчет триклиния 3223 позаботься, как ты и поступаешь. Терция будет присутствовать, только бы не был приглашен Публий 3224.
2. Тот твой Деметрий вообще никогда не был Фалерским, но теперь он вполне Беллиен 3225. Поэтому назначаю тебя заместителем; ты будешь наблюдать за ним. «Хотя», «тем не менее», «что касается их» 3226... прочее ты знаешь. Однако, если у тебя будет разговор с ним, напишешь мне, чтобы у меня появилось содержание для письма и чтобы я прочел возможно более длинное твое письмо. Береги, мой Тирон, здоровье. Ты не можешь сделать ничего более приятного мне, чем это.
DCLV. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att., XII, 10]
Астурская усадьба, 28 июля 45 г.
Клянусь, дурно насчет Афаманта 3227. Но твою скорбь, хотя она и человеческая, все-таки следует всячески умерять. Для утешения есть много путей, но вот самый подходящий: пусть разум доставит то, что должно доставить время 3228. Но позаботимся об Алексиде 3229, подобии Тирона, которого я отослал больным в Рим, и если на холме 3230 есть что-нибудь заразное, переведем его ко мне с Тисаменом. Вся верхняя часть дома свободна, как ты знаешь. Считаю это очень важным обстоятельством.
