DCCCXII. Дециму Юнию Бруту Альбину, в провинцию Цисальпийскую Галлию
[Fam., XI, 7]
Рим, 19 декабря 44 г.
Марк Цицерон шлет привет избранному консулом императору Дециму Бруту.
1. После того как Луп повидался у меня в доме со мной, и с Либоном 4301, и с твоим родственником Сервием 4302, ты, полагаю, узнал от Марка Сея 4303, который присутствовал при нашей беседе, каково было мое мнение. Хотя Грецей и тотчас последовал за Сеем, ты все-таки сможешь узнать остальное от Грецея 4304.
2. Но главное — это следующее, что я просил бы тебя внимательнейше выслушать и помнить: в деле сохранения свободы и благополучия римского народа не рассчитывай на авторитет сената, который еще не свободен, и не осуждай своего поступка (ведь ты отнюдь не по всеобщему решению освободил государство, благодаря чему то дело 4305 стало и важнее и славнее) и не считай, что юноша или, скорее, мальчик Цезарь 4306 поступил необдуманно, раз он взял на себя столь важное государственное дело 4307 по личному решению 4308; наконец, не считай, что деревенские люди 4309, но храбрейшие мужи и честнейшие граждане были безумны — во-первых, солдаты-ветераны, твои соратники; затем Марсов легион 4310, четвертый легион, которые признали своего консула 4311 врагом и предоставили себя для защиты блага государства. Желание сената должно принимать за авторитет, когда авторитет подавляется страхом.
3. Наконец, ты уже дважды делал выбор, так что ты лишен свободы действий, — первый раз в мартовские иды, затем недавно, набрав новое войско и силы 4312. Поэтому ты должен быть так подготовлен, так воодушевлен ко всему, чтобы не только действовать по приказанию, но чтобы совершить то, что все будут прославлять с необычайным восхищением.
DCCCXIII. Дециму Юнию Бруту Альбину, в провинцию Цисальпийскую Галлию
[Fam., XI, 6]
Рим, вечером 20 декабря 44 г.
Марк Цицерон шлет привет избранному консулом императору Дециму Бруту.
1. После того как наш Луп 4313 приехал в Рим на шестой день по выезде из Мутины 4314, он на другой день утром встретился со мной; он самым тщательным образом изложил мне твои указания и вручил письмо 4315. Ты препоручаешь мне свое достоинство; полагаю, что ты в то же время препоручаешь мне мое достоинство, которое мне, клянусь, не более дорого, чем твое. Поэтому ты сделаешь очень приятное мне, если будешь считать несомненным, что я ни своим советом, ни рвением ни в каком отношении не оставлю без поддержки твою славу.
2. Когда народные трибуны объявили, чтобы сенат собрался за двенадцать дней до январских календ 4316, и намеревались доложить об охране для новоизбранных консулов, я, хотя и решил не являться в сенат до январских календ, все-таки, так как в этот самый день был представлен твой эдикт 4317, счел преступлением, чтобы на заседании сената умолчали о твоих божественных заслугах перед государством (это произошло бы, если бы я не пришел), или даже если бы о тебе что-либо с почетом было сказано — чтобы я не присутствовал.
3. Поэтому я рано пришел в сенат. Когда это было замечено, сенаторы собрались в полном составе 4318. Что я предложил в сенате насчет тебя 4319, что я сказал на многолюднейшей народной сходке 4320, — предпочитаю, чтобы ты узнал из писем других. В одном, пожалуйста, будь уверен: все, что будет относиться к возвеличению твоего достоинства, которое, само по себе — высочайшее, я всегда буду брать на себя и защищать с чрезвычайным рвением; хотя я и понимаю, что я буду делать это вместе с многими, все-таки буду стремиться к первенству в этом.
DCCCXIV. Квинту Корнифицию, в провинцию Старую Африку
[Fam., XII, 22]
Рим, после 20 декабря 44 г.
Марк Туллий Цицерон шлет большой привет Корнифицию.
1. Мы здесь ведем войну с гладиатором 4321, самым последним негодяем — нашим коллегой Антонием 4322, но при неравных условиях: против оружия словами. А он и о тебе говорит на сходках 4323, но не безнаказанно; ведь он почувствует, каких людей он задел. Но тебе, полагаю я, обо всем происшедшем пишут другие; от меня ты должен узнавать будущее, предугадать которое не трудно.
2. Все уничтожено, и у честных нет вождя, а наши тираноубийцы среди далеких племен 4324. Панса и придерживается честных взглядов и высказывается смело 4325; наш Гирций выздоравливает несколько медленно. Что будет, совсем не знаю. Все-таки надежда одна — что римский народ когда-нибудь будет подобен предкам. Я, во всяком случае, не оставлю государства без поддержки и, что бы ни случилось, в чем я не буду повинен, перенесу стойко. Одно, конечно, — доколе смогу, буду оберегать твое доброе имя и достоинство.
3. За двенадцать дней до январских календ сенат в полном составе согласился со мной как по поводу прочих важных и необходимых дел, так и по поводу сохранения провинций теми, кто ведает ими, и передачи их только преемникам, назначенным на основании постановления сената 4326. Я предложил это как ради государства, так, клянусь, ради сохранения твоего достоинства. Поэтому во имя нашей приязни прошу тебя, во имя государства советую — не допускать, чтобы кто-либо обладал в твоей провинции какой-либо судебной властью 4327, и во всем сообразоваться с достоинством, выше которого ничто не может быть.
4. Буду говорить с тобой откровенно, как того требуют наши дружеские отношения: если бы ты послушался моего письма, то в случае с Семпронием 4328 ты снискал бы величайшую похвалу у всех; но это и прошло и менее значительно. Следующее — важное дело; постарайся удержать провинцию во власти государства. Я написал бы больше, если бы твои не торопились. Поэтому, пожалуйста, извинись за меня перед нашим Хериппом 4329.
