Ветер, свой путь изменив, от заката темного с воем
20 Нам навстречу подул, и сгустились в воздухе тучи.
Ни против ветра идти, ни бури выдержать натиск
Нам не под силу. Но есть исход – уклониться с дороги,
Следуя зову судьбы. Сиканийский, я думаю, берег,
Братский Эрикса край и надежные гавани близко, —
25 Если мне память верна, когда путь ищу я по звездам".
Тевкров вождь отвечал: "Да, я вижу, стараешься тщетно
Ты против ветра идти, что велит нам с пути уклониться.
Что ж, поверни паруса! Для меня же места желанней
Нет, и охотней нигде не поставлю я флот утомленный,
30 Чем в земле, что для нас сберегла дарданца Акеста,
Ныне же в лоне своем покоит Анхиза останки".
Так он сказал, и кормчий к земле повернул, и попутный
Ветер надул паруса, корабли средь зыбей полетели,
Тевкров радостных мча к берегам песчаным знакомым.
35 Издали видит Акест с высокой горной вершины,
Как подплывают суда, и к друзьям навстречу выходит, —
Копья в руке, на плечах ливийской медведицы шкура.
Кримисом[589], богом речным, и троянкой смертной рожденный,
Помнил Акест о давнем родстве – и радостно встретил
40 Тевкров вернувшихся он и дарами простыми почтил их,
Помощью щедрой своей утомленных друзей утешая.
Утром, едва занялся на востоке, звезды прогнавши,
День светозарный, – Эней со всего побережья на сходку
Тевкров созвал и к ним обратился с вершины кургана:
45 "Вы, что от крови богов рождены, Дардана потомки!
Лун исполнился счет и года круг завершился
С той поры, как почил богоравный родитель и в землю
Прах опустили его и печальный алтарь освятили.
День настает (если я не ошибся), который вовеки
50 Горек будет и свят для меня, – так боги хотели!
Где б он меня ни застиг – иль в изгнанье у Сирт Гетулийских,
Иль посреди арголидских морей, иль даже в Микенах, —
Все же свершу я обряд ежегодный и шествием пышным
Старца почту алтари, отягчив их, как должно, дарами.
55 Ныне же мы оказались опять у могилы Анхиза, —
Нас не без воли богов, я верю, ветры примчали
В гавань друзей, в тот край, где лежат родителя кости.
Справим же все сообща по нем священную тризну,
Будем о ветрах молить, о том, чтоб обряд ежегодный
60 В собственном храме его совершали мы, город воздвигнув.
По два быка на каждый корабль дарит вам сегодня
Троей рожденный Акест; призовите же к трапезе нашей
Отчих пенатов и тех, что радушным чтимы Акестом.
После, когда взойдет в девятый раз над землею
65 День благодатный и мир озарит лучами Аврора,[590]
Я состязанье судов быстроходных устрою для тевкров.
Всякий из вас, кто силою рук иль проворством гордится,
Всякий, кто мечет копье иль тонкие стрелы искусно,
Кто, обвив кулаки ремнями, бьется отважно,
70 Пусть приходит и ждет по заслугам пальмы победной.
Ныне ж сомкните уста и ветвями чело увенчайте".
Так он сказал и чело материнским миртом украсил;
Вслед по примеру его Гелим и Акест престарелый,
Юный Асканий и все троянцы сделали то же.
75 После родитель Эней, многолюдной толпой окруженный,
Прямо к могиле пошел, и тысячи шли за героем.
Там, возлиянье творя, две чаши Вакховой влаги
Чистой и столько же чаш молока и крови священной
Он пролил и, цветы разбросав пурпурные, молвил:
80 "Ты, о родитель святой, понапрасну мною спасенный,
Праху привет твоему, привет и тени и духу![591]
Нет, не дано мне было с тобой назначенных роком
Нив италийских и вод неведомых Тибра достигнуть".
Так говорил он – и вдруг появилась змея из гробницы:[592]
85 В семь огромных колец изогнув упругое тело,
Холм семь раз обвила, с алтаря на алтарь проползая.
В темных пятнах спина, чешуя переливчатым блеском
Золота ярко горит; так, против солнца играя
Тысячей разных цветов, сверкает радуга в небе.
90 Замер Эней. А змея, извиваясь лентою длинной,
Между жертвенных чаш и кубков хрупких скользила,
Всех отведала яств и в гробнице снова исчезла,
Не причинивши вреда и алтарь опустевший покинув.
Вновь начинает обряд в честь отца Эней и не знает,
95 Гений ли места[593] ему иль Анхиза прислужник явился.
Двух родителю он заклал овец по обряду
Столько же тучных свиней и быков молодых черноспинных,
Чашами льет он вино и взывает к духу Анхиза,
Маны великого вновь с берегов зовет Ахеронта.
100 Также и спутники все несут, что каждый имеет,
Радостно в дар на алтарь и, быков для пира зарезав,
Прямо в траве на лугу расставляют котлы, разжигают
Под вертелами огонь и на углях убоину жарят.
День долгожданный настал; в девятый раз выезжает,
105 Ясным светом горя, на конях Фаэтона Аврора.[594]
Люд окрестный, молвой привлечен и славой Акеста,
На берег валом валит, энеадов увидеть желая;
Многие также хотят помериться силами с ними.
Вот у всех на виду средь ристалища ставят награды:
110 Есть и треножники здесь, и венки из листьев зеленых,
Ветви пальм победителям в дар, пурпурное платье,
Золота целый талант[595], и талант серебра, и оружье.
С вала запела труба, начало игр возвещая.
Первыми вышли гребцы состязаться на веслах тяжелых;
115 Выбраны были для игр четыре судна огромных;
Юношей пылких собрал Мнесфей на «Ките»[596] быстроходном
(Стал италийцем Мнесфей и рода Меммиев предком);
Вел «Химеру» Гиас – корабль огромный, как город,
С силой гнали его, в три яруса сидя, дарданцы,
120 В три приема они три ряда весел вздымали.
Правил «Кентавром» Сергест – от него получил свое имя
Сергиев дом; а Клоант управлял синегрудою «Сциллой»
(Храбрый Клоант был твоим, Клуенций-римлянин, предком).[597]
Есть утес вдалеке от пенной кромки прибоя;
125 Волны бушуют вокруг и вершину его заливают
В зимние дни, когда Кор застилает тучами небо;
Но в безветренный день он из вод выступает недвижных,
Манит птиц водяных в тишине на солнце погреться.
Там родитель Эней из зеленых веток дубовых
130 Мету воздвиг – чтобы знал мореход, откуда вернуться
Должно ему и где поворот его ожидает.
Жребий места кораблям указал. На корме возвышаясь,
Золотом блещут вожди и нарядов пурпуром ярким.
Тополя свежей листвой увенчались гребцы молодые,
135 Плечи нагие блестят и лоснятся, маслом натерты.
Все сидят на скамьях и руки держат на веслах,
Знака ждут, замерев; лишь в груди трепещет, ликуя,
Сердце и бьется сильней, одержимое жаждою славы.
Громко пропела труба – и немедля с места рванулись
140 Все корабли, и соперников крик взвился в поднебесье.
Рук не жалея, гребцы разметают пенную влагу,
Тянется след за кормой, расступаются воды под килем,
Гладь рассекают носы кораблей и длинные весла.
Так не мчится стремглав, пожирая пространство ристалищ,
145 Парных упряжек чреда, вылетая из-за решетки,
Так не рвутся вперед, сотрясая извилистый повод,
К самому крупу коней наклоняясь с бичами, возницы.
Криком и плеском рук между тем ободряли любимцев
Зрители, шум голосов по лесистому несся прибрежью
150 И возвращался назад, от холмов отражаясь окрестных.
Первым несется средь волн Гиас, остальных обогнавший,
Вслед ему крики толпы летят; за ним поспешает
Грузный Клоанта корабль; хоть гребцы на нем лучше, но тяжесть
Ход замедляет его. И на равном от них расстоянье
155 Сзади «Кит» и «Кентавр» обойти друг друга стремятся:
То «Кентавр» впереди, то «Кит» его обгоняет
Мощный, то рядом они бок о бок мчатся, и вместе
Длинные кили судов бороздят соленую влагу.
«Сцилла» с «Химерой» меж тем приближались к утесу и мете.
160 Тут Гиас, что всех впереди летел, побеждая,
Громким голосом так Меноту-кормчему крикнул:
"Что же ты правишь в обход? Поворачивай к берегу ближе,
Влево бери, чтоб утес задевали лопасти весел.
Пусть другие идут в открытое море!" Но кормчий
165 Вывел корабль на простор, подводных скал опасаясь.
Снова воскликнул Гиас: "Да куда же ты правишь, упрямый?
К скалам сверни!" – а меж тем озирается сам на Клоанта:
Сзади Клоант нагонял и дорогу срезать старался.[598]
Вот, между гулкой скалой и огромным судном Гиаса
170 Круто налево свернув, победителя «Сцилла» обходит
И вылетает в простор, за кормою мету оставив.
Жгучей обидой тогда переполнилось юноши сердце,
Брызнули слезы из глаз; позабыв о том, что достойно,
Что недостойно вождя и о спутников благе не помня,
