4. Теперь приложи всю свою дружбу, чтобы помогать мне своей заботой и проницательностью. Он прибывает так быстро, что я не могу повидать даже Тита Ребила1755, как я намеревался; обо всем мне приходится говорить без подготовки. Тем не менее многое сам, как говорит тот1756, многое гений откроет тебе благосклонный. Что бы я ни предпринял, ты тотчас же будешь знать. Указаний Цезаря консулам и Помпею1757, которые ты просишь, у меня нет в списках; те, которые он доставил, я ранее тотчас же тебе послал; из них, я полагаю, можно себе представить указания. Филипп в Неаполе, Лентул в Путеолах. Что касается Домиция, то разузнай, как ты и делаешь, где он, что думает.
5. Ты пишешь, что о Дионисии я написал суровее, нежели допускает мой нрав; — суди, насколько я человек старого закала. Клянусь богом верности, я считал, что ты это перенесешь тяжелее, чем я. Ведь помимо того, что тебе, по-моему, надлежит возмущаться несправедливостью, которую мне кто-то причинил, он, кроме того, некоторым образом оскорбил тебя самого, поступив со мной так нечестно. Но как тебе это оценить — это твое дело; в этом я не наваливаю на тебя никакого бремени. Я всегда считал его неразумным, а теперь считают также мерзким и преступным, но большим недругом себе, чем мне. С Филаргиром ты себя вел хорошо. Ты, конечно, отстаивал действительное и честное положение — что я был покинут, а не покинул.
6. За семь дней до календ, когда я уже отправил письмо, рабы, которых я посылал с Мацием и Требацием, доставили мне следующее письмо:
«Маций и Требаций императору1758 Цицерону привет.
Выехав из Капуи, мы услыхали в пути, что за пятнадцать дней до апрельских календ Помпей оставил Брундисий со всеми войсками, какие у него были; Цезарь на следующий день вошел в город, произнес речь на народной сходке, затем поспешил в Рим; он хочет до календ быть близ Рима1759, затем отправиться в Испанию. Нам показалось не лишним, раз мы с достоверностью знали о прибытии Цезаря, отослать к тебе твоих рабов, чтобы ты знал об этом возможно скорее. Твои поручения мы имеем в виду и исполним их, как потребуют обстоятельства. Требаций старается опередить. После того как это письмо было написано, нас известили, что Цезарь за семь дней до апрельских календ остановится в Беневенте, за шесть дней — в Капуе, за пять дней — в Синуессе. Считаем это достоверным».
CCCLXXII. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att., IX, 16]
Формийская усадьба, 26 марта 49 г.
1. Хотя мне и не о чем было тебе писать, все-таки, чтобы не пропускать ни одного дня, я отправляю это письмо. Сообщали, что за пять дней до календ Цезарь остановится в Синуессе. За шесть дней до календ мне было вручено его письмо, в котором он рассчитывает уже на мои «средства», не на «помощь», как в предыдущем письме. После того как я в своем письме воздал хвалу его мягкости в Корфинии, он написал в ответ следующее:
«Император Цезарь шлет привет императору Цицерону.
Ты правильно предрекаешь насчет меня (ведь ты меня хорошо знаешь), что я ни от чего так не далек, как от жестокости. И я не только получаю большое наслаждение именно от этого, но и ликую от радости, что ты одобряешь мое поведение, при этом меня не волнует, что те, которые мной отпущены, говорят, уехали, чтобы снова пойти на меня войной. Ведь я хочу только того, чтобы я был верен себе, а те — себе.
Пожалуйста, будь при мне близ Рима1760, чтобы я во всем пользовался твоими советами и средствами, как я привык. Знай, что приятнее твоего Долабеллы для меня нет никого; даже за это1761 я буду очень благодарен ему; ведь поступать иначе он не сможет — столь велика его доброта, таковы чувства, таково расположение ко мне».
CCCLXXIII. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att., IX, 17]
Формийская усадьба, 27 марта 49 г.
1. Требация я ждал за пять дней до календ, в день, когда я отправляю это письмо. На основании его сообщения и письма Мация я обдумаю, как мне говорить с тем. О, несчастное время! Не сомневаюсь, что он потребует от меня, чтобы я приехал под Рим1762. Ведь он приказал объявить даже в Формиях, что он желает, чтобы в календы сенат собрался в полном составе. Так следует ли отказывать ему? Но что я предвосхищаю? Немедленно напишу тебе обо всем. На основании его слов решу, в Арпин ли мне ехать или куда-нибудь в другое место. Хочу дать белую тогу своему Цицерону1763; думаю там.
2. Пожалуйста, обдумай, что далее, ибо огорчения сделали меня тупым. Я хотел бы знать, не написал ли тебе Курий чего-либо о Тироне. Ведь сам Тирон написал мне так, что я за него опасаюсь, те же, кто оттуда приезжает, сообщают, что он в опасном положении. Среди величайших забот и это тревожит меня; ведь при этих злосчастиях его содействие и преданность были бы очень полезны.
CCCLXXIV. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att., IX, 18]
Арпин, 28 марта 49 г.
1. И то и другое — по твоему совету: и мои слова были такими, чтобы он скорее составил себе хорошее мнение обо мне, но не благодарил, и я остался при том, чтобы не ехать к Риму1764. Мы ошиблись, считая его покладистым; я не видел никого, кто был бы им в меньшей степени. Он говорил, что мое решение его порочит, что остальные будут более медлительны, если я не приеду. Я — что их положение совсем иное. После многих слов — «Итак, приезжай и веди переговоры о мире». — «По моему, — говорю, — разумению?». — «Тебе ли, — говорит, — буду я предписывать?». — «Так я, — говорю, — буду стоять за то, чтобы сенат не согласился на поход в Испании и переброску войск в Грецию1765, и не раз, — говорю, — буду оплакивать Помпея». Тогда он: «А я не хочу, чтобы это было сказано». — «Так я и считал, — говорю я, — но я потому и не хочу присутствовать, что либо следует говорить так и обо многом, о чем я, присутствуя, никак не могу молчать, либо не следует приезжать». Наконец, он, как бы в поисках выхода, предложил мне подумать. Отказываться не следовало. Так мы и расстались. Поэтому я уверен, что не угодил ему, но сам себе я угодил, как мне уже давно не приходилось.
2. Остальное, о, боги! Какое сопровождение, какая, как ты говоришь, жертва умершим1766, среди которых был герой Целер. О, погубленное дело, о, обреченные войска! Что, раз сын Сервия, раз сын Титиния1767 были в тех войсках, которые осаждали Помпея? Шесть легионов! Он очень бдителен, решителен. Не вижу конца злу. Теперь ты, конечно, должен подать совет. Это было последнее.
3. Однако его заключение1768, о котором я едва не забыл, полно ненависти: если ему нельзя будет пользоваться моими советами, он воспользуется советами тех, чьими сможет, и дойдет до всего. «Итак, ты видел мужа, каким его описал? Ты вздохнул?». — Конечно. — «Ну, скажи остальное». — Что? Тут же он — в педскую усадьбу1769, я — в Арпин. Здесь я, право, жду ту твою щебетунью1770. «Я предпочел бы, — скажешь ты, — чтобы ты не делал сделанного»1771. Даже сам тот, за кем мы следуем1772, во многом ошибся.
4. Но я жду твоего письма. Уже невозможно, как ранее: «Посмотрим, в какую сторону повернется». Пределом были обстоятельства нашей встречи; не сомневаюсь, что ею я его оскорбил. Тем скорее следует действовать. Прошу тебя, письмо — и о государственных соображениях. Я очень жду теперь твоего письма.
CCCLXXV. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att., IX, 19]
Арпин, 31 марта 49 г.
1. Так как Рим для нас недоступен, я именно в Арпине дал белую тогу1773 своему Цицерону, и это было приятно жителям нашей муниципии. Впрочем, всех — и их и жителей тех мест, через которые я проезжал — я видел печальными и убитыми. Так печально и страшно зрелище этого огромного несчастья. Происходит набор, войска отводятся на зимние квартиры. Как, по твоему мнению, должно быть жестоко то, что совершается теперь мерзкими людьми во время противозаконной гражданской войны самым наглым образом, если оно само по себе тягостно даже тогда, когда оно совершается честными людьми, когда совершается во время справедливой войны, когда совершается с умеренностью? Не вздумай считать, что в Италии существует какой-либо опозорившийся человек, который был бы далек от этого. Я видел их всех в Формиях и, клянусь, никогда не счел бы их людьми; я знал всех, но никогда не видел их в одном месте.
2. Итак, направимся, куда находим нужным, и оставим все наше, поедем к тому1774, кому наш приезд будет более приятен, нежели пребывание вместе. Ведь тогда у нас была величайшая надежда, теперь, по крайней мере, у меня — никакой, и, кроме меня, из Италии не уехал никто, кроме тех, кто считает этого1775 своим врагом. И я делаю это, клянусь, не ради государства, которое считаю разрушенным до основания, но для того, чтобы никто не считал меня неблагодарным по отношению к тому, кто помог мне в тех несчастьях, которое он же и причинил1776, а заодно и потому, что не могу видеть того, что происходит, или того, что, во всяком случае, произойдет. К тому же я полагаю, что сенат уже вынес некоторые постановления — о, если бы по предложению Волкация1777! Но какое это имеет отношение? Ведь существует одно предложение всех. Но самым неумолимым будет Сервий, который для убийства Гнея Помпея — во всяком случае, для захвата его — послал сына вместе с Понцием Титинианом; впрочем, этот, пожалуй, из страха, а тот? Но перестанем негодовать и, наконец, признаем, что нам не остается ничего, кроме того, чего мы хотим менее всего, — дыхания.
