CCCXVI. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att., VII, 19]
Формийская усадьба, 3 февраля 49 г.
Мне не о чем тебе писать, раз я не отправил тебе даже того письма, которое написал при светильнике. Ведь оно было полно доброй надежды, потому что я и слыхал о настроении народной сходки и считал, что тот 1408 будет соблюдать условия, особенно свои. И вот за два дня до февральских нон, утром, я получил письма: твое, Филотима, Фурния, Куриона к Фурнию, в котором он высмеивает посольство Луция Цезаря. Мы, видимо, совершенно сокрушены, и какое решение принять мне — не знаю. И я, клянусь, не за себя тревожусь; с мальчиками что делать мне — не знаю. Все-таки, когда я писал это, я направлялся в Капую, чтобы легче узнать о делах Помпея.
CCCXVII. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att. VII, 20]
Капуя, 5 февраля 49 г.
1. Немногословным меня делают уже сами обстоятельства; на мир я ведь потерял надежду, никакой войны наши не предпринимают. Не вздумай считать, будто что-нибудь менее важно для этих консулов. В надежде услыхать от них что-нибудь об этом и узнать о наших приготовлениях я под проливным дождем приехал в Капую в канун нон, как мне приказали; они, однако, еще не приезжали, но должны были приехать с пустыми руками, неподготовленными. Гней же, как говорили, был в Луцерии и обращался к когортам далеко не надежных Аппиевых легионов 1409. А тот 1410, как извещают, движется стремительно и вот-вот будет здесь — не для того, чтобы сразиться (с кем же?), но чтобы отрезать путь к бегству.
2. А я в Италии, и если умереть... 1411 и с тобой об этом не советуюсь; если же за пределами, то что мне делать? К тому, чтобы остаться, склоняет зима, ликторы 1412, недальновидные и равнодушные полководцы; бежать — дружба Гнея, дело честных, позор союза с тираном, о котором не известно, Фаларису 1413 ли или Писистрату 1414 намерен он подражать. Пожалуйста, разгадай это и помоги мне советом. Хотя я и считаю, что тебе там уже жарко, но все-таки — насколько сможешь. Если я сегодня узнаю здесь что-нибудь новое, ты будешь знать: ведь консулы теперь прибудут к своим нонам. От тебя ежедневно буду ждать письма; но на это ответь, как только сможешь. Женщин и Цицеронов я оставил в формийской усадьбе.
CCCXVIII. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att., VII, 21]
Калы, 8 февраля 49 г.
1. О наших бедах ты узнаёшь раньше, чем я; ведь они исходят из ваших мест; хорошего же, которого можно было бы ждать отсюда, — ничего. Я приехал в Капую к февральским нонам — так, как приказали консулы. В этот день Лентул приехал поздно. Другой консул 1415 совсем не приезжал еще за шесть дней до ид; в этот день я уехал из Капуи и остановился в Калах; оттуда я на другой день, на рассвете, и пишу это письмо. Вот что узнал я, пока был в Капуе: от консулов ожидать нечего, набора нигде никакого; ведь и вербовщики не осмеливаются показать свое лицо, когда тот 1416 близко, а нашего полководца, наоборот, нигде нет, он ничего не делает, да они и не заявляются. Ведь отсутствует не желание, но надежда. Что же касается нашего Гнея (о жалкое и невероятное дело!), как он слаб! Ни присутствия духа, ни осмотрительности, ни средств, ни заботливости. Не буду касаться известного: позорнейшего бегства из Рима, весьма робких речей на народных сходках в городах, незнания сил не только противника, но и своих. А каково следующее?
2. В день за шесть дней до февральских ид в Капую прибыл народный трибун Гай Кассий 1417, привез распоряжения консулам, чтобы они прибыли в Рим, забрали деньги из неприкосновенного казначейства 1418, тотчас же выехали. Чтобы они возвратились после оставления Рима? С какой охраной? Чтобы затем выехали? Кто позволит? Консул 1419 написал ему в ответ, чтобы прежде он сам — в Пиценскую область. Но вся та область была потеряна; знал только я из письма Долабеллы. Для меня не было сомнения, что тот 1420 вот-вот будет в Апулии, наш Гней — на корабле.
3. Что мне делать, задача большая; клянусь, для меня вовсе не было бы ее, если бы все не было сделано позорнейшим образом, и я не причастен к какому-либо замыслу; но все-таки речь о том, что мне подобает. Сам Цезарь склоняет меня к миру, но письмо написано до того, как он начал наступать. Долабелла, Целий пишут, что я его вполне удовлетворяю. Меня мучит совершенно безвыходное положение. Помоги мне советом, если можешь, и все-таки предусмотри то, насколько можешь. При таком смятении мне не о чем писать. Жду твоего письма.
CCCXIX. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att., VII, 22]
Формийская усадьба, вечером 8 или утром 9 февраля 49 г.
1. В Италии, вижу я, нет ни пяди, которая не была бы во власти того 1421. О Помпее ничего не знаю и думаю, что он, если не удалится на корабль, будет захвачен. О невероятная быстрота! А со стороны этого нашего 1422 ..., но не могу осуждать без скорби того, за кого тревожусь и терзаюсь. Резни ты боишься не без оснований — не потому, чтобы что-либо в меньшей степени обеспечило Цезарю длительность победы и господства; но я вижу, по чьему совету 1423 он будет действовать. Сошло бы благополучно! Считаю, что следует уступить.
2. Что касается этих Оппиев 1424, то я нуждаюсь в совете. Ты сделаешь то, что тебе покажется наилучшим сделать. С Филотимом поговори, а до того ты сможешь видеть Теренцию в иды.
Что мне делать? По какой земле или морю следовать за тем, о ком не знаю, где он 1425? Как могу я хотя бы по земле? Куда по морю? Сдаться в таком случае этому 1426? Допусти, что это возможно без опасности (ведь многие убеждают меня в этом); но с почетом ли также? Никоим образом. Буду просить у тебя совета, как обычно. Разрешить дело невозможно; тем не менее, если что-нибудь придет на ум, пожалуйста, напиши, а также о том, что ты сам намерен делать.
