Зато Великий Мудрец сидел не шелохнувшись и даже не думал отвечать на оказываемые ему почести.
После церемонии приветствий придворные, выстроившись двумя рядами, обратились к Сунь Укуну:
– Мы получили высочайший указ нашего государя воздать тебе, преосвященный монах, подобающие почести и нижайше просить тебя проследовать во дворец, дабы осмотреть нашего повелителя.
Теперь только Сунь Укун поднялся со своего места и спросил:
– А почему ваш правитель сам не явился?
– Наш государь так ослаб, – отвечали придворные, – что не может дойти даже до колесницы.
– Если все так, как вы говорите, отправляйтесь обратно во дворец и ждите меня, – сказал Сунь Укун.
Придворные удалились, а Сунь Укун привел в порядок свои одежды и обратился к Чжу Бацзе:
– Сюда будут приходить люди с лекарствами, так вы лекарства принимайте по счету. Они мне понадобятся.
Сказав так, Сунь Укун быстро догнал сановников и вместе с ними прибыл во дворец. Придворные прошли вперед и доложили правителю о прибытии Сунь Укуна.
Правитель откинул жемчужный полог, обратил свой царственный взгляд к вошедшим и, раскрыв свои золотые уста, спросил:
– Кто же здесь преосвященный благочестивый монах Сунь?
Сунь Укун выступил вперед и громко ответил:
– Я Сунь Укун!
Глянув на Великого Мудреца, государь задрожал от страха и рухнул на свое царственное ложе. Служанки и евнухи быстро подхватили его под руки и увели во внутренние покои со словами:
– У, какой! Напугал царя чуть не до смерти!
Все придворные чины тоже негодовали.
– Что за грубый, неотесанный монах! – говорили они. – Как посмел он сорвать царское воззвание!
Сунь Укун выслушал их и, смеясь, сказал:
– Вы напрасно сердитесь на меня. Если будете относиться к людям с презрением, болезнь вашего государя никогда не пройдет, даже через тысячу лет!
– Разве может человек прожить тысячу лет и за тысячу лет не поправиться от болезни? – изумленно воскликнули придворные.
– Сейчас ваш правитель – больной государь, а если умрет, то станет больным мертвым духом. В следующем перерождении он окажется снова больным, но уже с рождения. Таким образом, он и за тысячу лет не избавится от своего недуга!
– Ну и наглый же ты монах! – в гневе вскричали придворные.
Был среди гражданских и военных сановников также верховный врачеватель. Выслушав Сунь Укуна, он так сказал:
– Этот монах дело говорит. Даже если сам дух святой пожелает излечить больного, ему надо будет осмотреть его, прослушать, расспросить и прощупать.
Но государь не пожелал видеть Сунь Укуна и велел ему убираться вон.
– Если государю неприятно смотреть на меня, – сказал тогда Сунь Укун, – я могу определить пульс по шелковой нитке, привязанной к его руке.
Правитель согласился.
Тогда Сунь Укуна ввели в тронную залу, где в это время находился Танский монах.
– Ну что ты за мерзкая обезьяна! Погубить меня хочешь! – закричал Сюаньцзан. – Что ты смыслишь во врачевании! А еще берешься определять пульс!
– Не волнуйся, наставник! – отвечал Сунь Укун. – На теле у меня растут золотые шерстинки. Таких тебе никогда не доводилось видеть!
С этими словами Сунь Укун выдернул из своего хвоста три шерстинки, повертел их в руке, произнес заклинание, и в руках у него сразу же оказались три шелковые нити, каждая длиною два чжана и четыре чи, что соответствовало двадцати четырем периодам в четырех временах года. Держа нити на ладони, Сунь Укун показал их Танскому монаху и спросил:
– Взгляни, разве они не золотые?
В это время приближенные правителя и евнухи обратились к Сунь Укуну:
– Благочестивый монах! Просим вас проследовать за нами к опочивальне и определить недуг.
Сунь Укун простился с Танским монахом и пошел вслед за приближенными к правителю.
Если хотите знать, какой недуг был у правителя и какими снадобьями его лечил Сунь Укун, прочтите следующую главу.
Глава шестьдесят девятая,
повествующая о том, как за одну ночь Сунь Укун изготовил целебное снадобье и как на пиру правитель Пурпурного царства рассказал про злого оборотня
Итак, Сунь Укун вместе с приближенными правителя и дворцовыми евнухами отправился в опочивальню правителя и у входа остановился. Тут он дал евнуху три золотистые нити и сказал:
– Пусть кто-нибудь из наложниц, жена государя или какой-нибудь дворцовый евнух обвяжут одним концом каждой из трех нитей левую руку государя в трех местах, где прощупывается нижний, средний и верхний пульс, а второй конец каждой нити просунут мне через оконную решетку.
Евнух сделал все, как ему было велено: попросил царя сесть на своем ложе, обвязал тремя концами золотистых нитей кисть левой руки государя в трех указанных местах, а второй конец каждой нити просунул через оконную решетку Сунь Укуну. Сперва, зажав одну нить между большим и указательным пальцем правой руки, Сунь Укун проверил нижний пульс, затем, прижав средним пальцем к большому другую нить, проверил средний пульс и, наконец, прижав большим пальцем к безымянному конец третьей нити, проверил верхний пульс. После этого он велел отвязать нити на левой руке государя и обвязать ими, в таком же порядке, правую руку. Проверив в той же последовательности биение пульса пальцами своей левой руки, Сунь Укун встряхнулся и, превратив золотистые нити в шерстинки, водворил их на место. Проделав все это, Сунь Укун сказал, что главная причина болезни государя – тоска, вызванная одиночеством, а сама болезнь называется «две птицы, потерявшие друг друга».
Правитель государства слышал все, что сказал Сунь Укун, и сердце его встрепенулось от радости. Он воспрянул духом и громко крикнул:
– Совершенно верно! Этой болезнью я и страдаю! Очень прошу тебя приготовить мне снадобье!
Дворцовый евнух тотчас же сообщил остальным придворным радостную весть.
Когда Сунь Укун появился в тронной зале, Танский монах бросился к нему с расспросами.
– Я проверил пульс, – ответил Сунь Укун, – а сейчас займусь изготовлением снадобья.
– Что же это за болезнь такая у нашего правителя? – наперебой спрашивали придворные, обступив Сунь Укуна.
– Жили-были две птицы, – смеясь, отвечал Сунь Укун, – самец и самка, они были неразлучны и вместе летали. Но вот разразилась буря, разметала их в разные стороны, и теперь они друг о друге тоскуют. Это и есть болезнь двух птиц, потерявших друг друга.
Царедворцы, услышав эти слова, пришли в радостное изумление и не переставая восклицали:
– Вот уж поистине святой монах! Волшебный врачеватель!
Присутствовавший здесь главный дворцовый лекарь обратился к Сунь Укуну с такими словами:
– Болезнь ты определил, какое же дашь снадобье для лечения?
– Любое, – отвечал Сунь Укун. – Какое под руку попадется.
– Как же так? – удивился лекарь. – В книгах по врачеванию сказано: «Снадобий есть восемьсот восемь, а болезней – четыреста четыре». У человека не могут быть одновременно все болезни. Почему же ты говоришь, что годится любое снадобье?
– Еще древние говорили, что надо принимать то лекарство, которое помогает, – отвечал Сунь Укун. – Вот я и хочу собрать все лекарства: одного взять поменьше, другого – побольше и по собственному разумению приготовить снадобье.
Выслушав Сунь Укуна, главный лекарь не стал больше ни о чем спрашивать, а отправил во все лекарственные лавки города людей, чтобы те доставили Сунь Укуну по три цзиня разных лекарств, какие только имеются.
– Здесь неподходящее место для изготовления снадобья, – сказал Сунь Укун. – Нельзя ли все лекарства, а также всю посуду и приспособления, необходимые для того, чтобы их изготовить, отправить на постоялый двор? Там их примут мои младшие братья.
Лекарь послушался, и все восемьсот восемь лекарств, каждого по три цзиня, а также всевозможные терки, сита, ступки и пестики велел отправить на постоялый двор.
Сунь Укун хотел вернуться на постоялый двор вместе с наставником, но государь не отпустил Сюаньцзана, сказав, что на следующее утро, после того как избавится от недуга, щедро отблагодарит монахов, выдаст им подорожное свидетельство и сам проводит в дальнейший путь.
Когда один из сановников сообщил об этом Танскому монаху, тот сильно встревожился.
– Брат мой! Выходит, меня оставляют здесь заложником, – сказал он Сунь Укуну. – Если ты вылечишь правителя, нас проводят, если же нет, живым меня отсюда не выпустят. Ты уж постарайся, чтобы все было в порядке.
– Не беспокойся! – посмеиваясь, ответил Сунь Укун. – Помни, что я прослыл первым лекарем во всем государстве!
Сказав так, Великий Мудрец простился с Танским монахом и, поклонившись всем придворным чинам, направился прямо на постоялый двор.
– Ты, видно, решил не идти на Запад, а остаться здесь и открыть лекарственную лавку, – сказал Чжу Бацзе. – Шутка ли! Сюда притащили восемьсот восемь разных лекарств, каждого по три цзиня, а всего две тысячи четыреста двадцать четыре цзиня! Неужели так много нужно, чтобы вылечить одного человека?