— Вот видите? — обратился Юэ Фэй к братьям. — За нами гонятся телохранители лянского вана!
— Остановимся! — предложил Ван Гуй. — Перебьем их, и делу конец!
— Братья, чего вы боитесь! — вскричал Ню Гао. — Давайте захватим Кайфын! Старший брат объявит себя императором, мы станем его полководцами. Зачем нам тогда какое-то звание «первого из сильнейших»?
— Ну-ка замолчи! — прикрикнул на него Юэ Фэй. — Ты что, с ума сошел?
Ню Гао умолк, но сквозь стиснутые зубы все же процедил:
— Ладно, поступайте, как знаете, я и пальцем не пошевелю! Сам подставлю шею — пусть рубят!
— Зачем ты кипятишься, брат Ню? — упрекнул его Тан Хуай. — Остановимся и узнаем, зачем они явились: на переговоры — будем разговаривать, драться — будем драться. Неужто испугаемся?
Вскоре братья увидели мчавшегося к ним во весь опор всадника, который махал рукой и кричал:
— Господин Юэ, подождите! Наместник Цзун хочет вас видеть!
— Оказывается, это наш благодетель! — воскликнул Юэ Фэй. — Интересно, зачем я ему понадобился?
Подъехал Цзун Цзэ, сопровождаемый слугами. Братья сошли с коней, почтительно встали на колени. Цзун Цзэ спрыгнул с седла и поднял Юэ Фэя.
— Вы спасли нам жизнь, а мы в спешке не только не смогли вас поблагодарить, но даже попрощаться не успели! — сказал Юэ Фэй. — Приказывайте, господин, мы слушаем.
— После всей этой истории Чжан Бан-чан подал государю доклад, и высочайший указом снял меня с должности, — сообщил Цзун Цзэ.
Смущенные братья стали просить прощения.
— Не расстраивайтесь, друзья, — успокоил их Цзун Цзэ, — без дела я все равно не останусь. Ну, а если окончательно дадут отставку, тоже не беда — поживу на покое. — И он обратился к телохранителям: — Как называется эта местность? Можно здесь где-нибудь остановиться?
— Неподалеку отсюда начинаются сады советника Ли, там можно и переночевать, — доложили ему.
Цзун Цзэ приказал ехать дальше.
Когда путники приблизились к воротам сада, их приветствовал смотритель. Все спешились и прошли в павильон.
— Мы проголодались, можно здесь достать вина и закусок? — спросил Цзун Цзэ.
— Чуть подальше — деревня Чжаофынчжэнь, там можно купить все необходимое и найти повара.
Цзун Цзэ дал слуге денег и послал его за провизией. Потом он приказал внести сундук и, передавая его Юэ Фэю, сказал:
— У меня нет ничего, кроме этих доспехов и боевого халата. Примите их в знак моего искреннего расположения.
Обрадованный Юэ Фэй, у которого как раз не хватало лат, с благодарностью принял подарок.
— Нынче вы не прославились, друзья, но не унывайте, — продолжал Цзун Цзэ. — Как только удастся разоблачить продажных сановников, я представлю доклад государю, и, ручаюсь, вы получите высокие должности. А сейчас возвращайтесь домой, хорошенько прислуживайте родителям и упражняйтесь в военном искусстве. Нельзя из-за случайной неудачи забывать о великом долге.
— Мы выполним ваш наказ, — в один голос ответили молодые люди.
Между тем слуги накрыли стол и наполнили вином кубки. Завязалась непринужденная беседа о военном искусстве, о последних событиях.
Ван Гуй и Ню Гао весь день ничего не ели и сильно проголодались. Как только на столе появились вино и закуски, они набросились на яства, как голодные волки, и принялись уничтожать все подряд. Занятые едой, они не прислушивались к беседе.
Получилось так, что повар, — то ли в спешке, то ли по рассеянности, — пересолил закуски. Ван Гуй и Ню Гао съели слишком много соленого и стали просить чаю.
Слуга, который кипятил чай, покачал головой и тихо сказал своему товарищу:
— Смотри, за столом идет ученый разговор, а этим двум неотесанным парням и дела нет до него. Ты им подал по чашечке горячего чаю, так они еще морщатся — не нравится! Подай-ка им по большой чашке холодного чаю — лучшего они не заслуживают!
Слуга так и сделал. Ван Гуй выпил подряд пять или шесть чашек и воскликнул:
— Неплохо освежает! — И снова принялся за вино.
За беседой время летело незаметно. Уже начало светать, и Юэ Фэй стал прощаться.
— Дайте господину Юэ коня и сундук, — распорядился Цзун Цзэ.
Юэ Фэй еще раз поблагодарил.
Поистине:
До пятой стражи продолжался
Почтенных путников обед, —
И вот уж солнце на востоке
Вещает утренний рассвет.
Среди цветов — прощальный кубок:
Итак… до дна — в последний раз!..
Друзей расходятся дороги,
И пробил расставанья час!
Итак, Цзун Цзэ со своими людьми возвратился в город, а братья поехали дальше. Юэ Фэй без конца восхищался честностью и справедливостью Цзун Цзэ.
— Да! На свете редко встречаются такие люди! По нашей вине его лишили должности, и он же нас ободряет! Сумеем ли мы когда-нибудь отблагодарить нашего благодетеля?
Вдруг Ван Гуй громко вскрикнул и свалился с коня. Лицо его сделалось серым, как земля, челюсти крепко сжались. Перепуганные братья спешились и торопливо подняли его.
— Дорогой брат, очнись же, очнись! — звал Юэ Фэй, но Ван Гуй даже не шевельнулся.
Юэ Фэй громко заплакал:
— И откуда такая напасть! Если ты умрешь, как нам смотреть в глаза твоим родителям?
Молодые люди совсем растерялись.
— Ведь брат Ван раньше ничем не болел, — заметил Ню Гао. — Видно, он вечером объелся, а потом выпил холодного чаю, и у него раздуло живот. Дайте-ка я его полечу.
И он с силой начал мять Ван Гую живот. Больного стошнило, он застонал и понемногу пришел в себя.
— Брат Тан Хуай, — сказал Юэ Фэй, — поезжай в Чжаофынчжэнь и позаботься о месте для отдыха, а мы подождем тебя здесь.
Тан Хуай поскакал в село. По обе стороны улицы стояло несколько постоялых дворов, но всюду было полно народа. Хозяин постоялого двора, находившегося немного поодаль, заметил, что Тан Хуай в нерешительности оглядывается, и обратился к нему:
— Вам, наверное, нужно отдохнуть, почтенный господин?
Тан Хуай спрыгнул с коня и приветствовал хозяина.
— Разрешите узнать, кто вы?
— Моя фамилия Фан, — отвечал тот. — Жители Чжаофынчжэня называют меня Фан Честный, потому что я никогда не обманываю постояльцев.
— Нас пятеро, мы едем с экзаменов. Один брат в дороге заболел, ему надо отдохнуть и подлечиться. Можно будет у вас устроиться?
— Почему же нельзя? Милости прошу. Комнаты у меня чистые и сухие, места хватит на всех. Понадобится лекарь, найдем в селе.
— Очень хорошо, — сказал Тан Хуай. — Тогда я поеду за остальными.
Братья ждали его на прежнем месте. Они кое-как посадили Ван Гуя на коня и привезли на постоялый двор.
В тот же день Фан Честный пригласил лекаря. Тот нашел у больного несварение желудка и легкую простуду, прописал жаропонижающее и пообещал скорое выздоровление. Юэ Фэй заплатил ему пять цяней[50] серебра.
Шли дни, братья отдыхали и дожидались выздоровления Ван Гуя.
А в это время разбойник Ван Шань Золотой Меч, обосновавшийся в горах Тайхан, получил весть о гибели лянского вана в поединке с Юэ Фэем и об отстранении Цзун Цзэ от должности. Он собрал своих людей и обратился к ним с такой речью:
— Ныне у власти стоят бесчестные и продажные сановники, между военачальниками и воинами царит разлад. Жаль, конечно, что лянский ван погиб. Зато мы получили добрую весть: Цзун Цзэ снят с должности. Теперь при императорском дворе больше нет способных людей. Я решил поднять войско, взять Кайфын и подчинить себе Сунскую империю. Что вы об этом думаете?
Тут поднялся военный наставник Тянь Ци и сказал:
— Нынешний император увлекается возведением дворцов, народ им недоволен. Он отвергает честных людей, между его приближенными часто вспыхивают раздоры. Я тоже думаю, что сейчас самый подходящий момент для нападения на столицу.
Ван Шань не стал терять времени даром: тут же назначил Ma Бао командиром передового отряда, поставил Хэ Лю и Хэ Ци во главе другого отряда в тридцать тысяч воинов, переодетых в форму императорских войск, и отдал приказ выступать. Сам же вместе с военным наставником Тянь Ци принял на себя главное командование.
Войско Ван Шаня двигалось по дороге к Кайфыну, не встречая преград. Возле Наньсюньмыня, в пятидесяти ли от города, мятежники остановились и разбили лагерь.
Военачальники, оборонявшие столицу, переполошились и бросились с докладом ко двору. Император распорядился запереть городские ворота и созвал на совет придворных сановников.
— Разбойники подняли мятеж и идут на столицу, — объявил он. — Кто из вас готов возглавить войско и покарать непокорных?
Сановники лишь смущенно переглядывались и молчали.
Недовольный император обратился к Чжан Бан-чану:
— Древние говорили: «Войско кормят тысячу дней ради единого дня сраженья». Вас же государство кормило многие годы, а теперь, когда столице грозит опасность, вы молчите! Это ли не черная неблагодарность?
