слезами на глазах. Этого легко добиться. Такие качества от рождения присущи всем людям.
Есть, наверное, люди, которым это неведомо, однако тех, кто готов жить, руководствуясь такими стремлениями, очень немного. Вопрос лишь в том, как к этому относиться. Стоит человеку захотеть жить так, и он станет замечательным слугой. Это чувство сравнимо с любовью. Чем меньше тепла ощущает человек, тем сильнее его любовь. Видя объект поклонения, он готов отдать за него жизнь. Тайная любовь — замечательный пример. По-настоящему глубокое чувство — это когда в любви не признаются и уносят ее с собой в могилу. Человек испытывает особую радость, когда понимает, что объект любви его обманывает. От этого чувство становится еще глубже. Так же должны строиться отношения между повелителем и подданным, хозяином и слугой. Именно в этом, а не в поисках ответа на вопрос, что правда, а что нет, и заключается главный смысл служения.
На схожесть отношений, связывающих господина со слугой и любовников, обращал внимание Соги [143].
62. Слуга, приближенный к своему повелителю, не должен выделяться и быть навязчивым. Проведя много лет рядом с господином без лишней суеты, он естественным образом становится человеком полезным. Такой слуга все равно что член семьи. А слуга, который не является приближенным, не может себе позволить действовать незаметно и неторопливо. Он должен прилагать усилия для того, чтобы его заметили вышестоящие.
63. Так говорил Дзётё:
«Будучи лишен больших талантов и не имея возможности принять участие в сражениях, в которых смотришь в лицо смерти, я не считаю себя ценным слугой. И тем не менее с молодых лет я хотел быть самым преданным и доблестным вассалом моего повелителя. Я был пропитан этим желанием до мозга костей. Поэтому даже самые умные и проницательные люди воспринимали меня серьезно. Более того, они очень помогали мне, хоть я и не заслуживал этого. Только сейчас я осмелюсь предположить: моя преданность повелителю была так велика, что оказалась в состоянии сдвинуть Небо и Землю, и люди меня признали. Я переполнен благодарностью за то, что моя верность повелителю получила признание его сына [144] и высших советников.
Для наследственного вассала почитание господина есть данность, не зависящая от того, входит он в число приближенных или нет. Увеличение жалованья, подарки золотом и серебром принимаются с благодарностью, но куда больше ценится одно доброе слово. Его бывает достаточно, чтобы у человека возникло желание сделать сэппуку за своего господина.
Когда на вассалов клана Набэсима, проживавших в Эдо, были возложены обязанности участвовать в тушении пожаров, если таковые будут иметь место, я занимался работой с книгами и документами. Его светлость, посмотрев список людей, сказал обо мне: „Он молод, и я хочу, чтобы он был приписан ко мне“ [145]. Я сразу почувствовал, что с радостью отдам за него жизнь.
Однажды в Осаке мой повелитель отдал мне свой футон и спальную одежду и сказал: „Я не могу повысить тебе жалованье, потому что твоя служба — участвовать в моих развлечениях, но в знак благодарности дарю тебе эти вещи. Это мой личный подарок, и благодарить за него старейшин нет необходимости“. Я был ужасно рад и подумал: „Будь сейчас старые времена, я бы с готовностью расстелил футон, надел спальную одежду и совершил дзюнси, последовав за повелителем в мир иной“» [146].
64. Когда после перерыва самурая вновь берут на службу, ему лучше принять вид покорный и безропотный. Идеально при этом сохранять невозмутимость и спокойствие. Чем сильнее благодарность, которую он испытывает к тем, кто взял его на службу, и к клану в целом, тем весомее обязательства, которые он на себя принимает. Осознав это, самурай поймет, что быть ронином не самое лучшее дело. Ему ничего не нужно, кроме клятвы в верности господину. В ней он должен оставаться непоколебим, даже если Будда, Конфуций или богиня солнца Аматэрасу Омиками явится перед ним и станет склонять к отказу от связи с господином. Самурай должен довериться воле господина, даже если его пошлют в преисподнюю или он понесет божью кару за свое слепое повиновение. Если он допустит оплошность, его могут обвинить в попрании воли богов и Будды. Но ни боги, ни Будда никогда не отвергают верность и преданность.
65. Как-то я сопровождал Дзётё, когда он ходил к своему приятелю. После непродолжительного разговора пришло время прощаться. И хозяин сказал: «Поболтаем еще немного. Хотелось бы провести с вами больше времени, до самого вечера, но у меня скоро гости». Мы тут же ушли. Дзётё произнес: «Сказав такое, он показал, что просто хотел от нас избавиться».
66. Нужно всегда иметь при себе румяна и пудру. Иногда, проснувшись утром, да еще с похмелья, имеешь бледный вид. Вот тут-то и пригодятся румяна.
67. Таких мудрых людей, как Кюма Сагара, больше нет и не будет. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, какой это ум, и чем больше человек его узнавал, тем больше убеждался в этом. Его светлость Мицусигэ был горячим поклонником поэзии. Его дед, его светлость Кацусигэ, старался отвратить его от этого увлечения и посадил старейшин под домашний арест за то, что они не разубедили Мицусигэ. Кацусигэ призвал всех, кто прислуживал внуку, и устроил им нагоняй. Говорят, что Кюма, который был тогда молод и не имел никакого влияния, сказал: «Никто лучше меня не знает характера Тансю. Кроме поэзии, ничто больше не способно смягчить его темперамент. Он одарен выдающимися качествами, но при этом очень вспыльчив и бывает груб. А его любовь к поэзии может стать основой для того, чтобы продлить существование нашего клана на много поколений». Кюма и потом не раз повторял свою точку зрения. Впоследствии его светлость Кацусигэ заявил: «Когда я распекал слуг Танго-но Ками [147], никто из них не пробормотал и слова в его защиту. Ловкачи! Но нашелся один простой юноша, который мне кажется очень даровитым».
(Представленный здесь вариант событий отличается от того, как он изложен в других источниках, и требует уточнения.)
68. Ко всему новому, даже если оно лучше прежнего, люди относятся с подозрением [148]. Один из воинов отряда, которым командовал Матабэй Накано, говорил: «Наш командир потратил много усилий, чтобы набрать и подготовить двадцать пять умелых лучников, а отряд был расформирован, и десять лучших лучников были включены в отряд Савано. Новые командиры поразились их мастерству, за которое они должны благодарить своего прежнего командира. Остальных лучников определили в огнестрельную команду. Мы сломали свои луки и дали себе обет не брать в руки мушкеты. Одного из
