правильно, тебе не о чем жалеть. Рано или поздно тебе придется совершить сэппуку. Ты должен быть готов к этому. И позволь мне быть твоим секундантом. Рука отца в таком деле лучше, чем чужая». Прошло немного времени, и Момбэй выступил в роли кайсяку при сэппуку собственного сына.
Рассуждения Доко Окубо о цветах
Доко говорил: «Люди говорят, что с наступлением последних времен сойдут на нет и мастера своего дела. Я думаю, это неправильное заключение. Потому что время дало нам такие замечательные цветы, как пионы, азалии, камелии. Время идет, а цветы становятся все краше. То же самое и с людьми. Как и цветы, должны и дальше появляться настоящие разные мастера. Жаль, что люди не напрягаются и вместо этого обвиняют времена, в которых им довелось жить, говоря, что мир доживает последние дни. А мир ни в чем не виноват».
Как поступила жена избитого мужа
Однажды человек по фамилии Такаги поссорился с тремя проживавшими по соседству крестьянами. Они его избили и оставили лежать на поле. Когда он добрел до дома, жена, увидев его плачевное состояние, проговорила с осуждением: «Неужели ты забыл, как умирают самураи?» — «Ничего я не забыл», — ответил муж. «Каждый человек рано или поздно умрет. Смерть может быть разной — от болезни, от сэппуку, человеку могут отрубить голову, связав руки за спиной. Но самое прискорбное — умереть постыдной смертью», — сказала жена, выходя из дома. Скоро она вернулась, уложила спать двоих детей, сделала факел. На закате переоделась в белое и сказала мужу: «Когда я выходила, видела этих троих. Они собрались вместе и о чем-то говорили. Сейчас хороший момент. Выходим». Она встала, зажгла факел, взяла в руку меч. Вдвоем с мужем они ворвались в хижину, где заседали крестьяне, двоих зарубили насмерть, третий, раненый, убежал. Потом, как говорят, мужу приказали сделать сэппуку.
Когда приступаешь к важному делу или отправляешься на важное задание, надо послюнявить мочки ушей, сделать через нос глубокий вдох и сбросить на пол какую-нибудь посуду. Это такой секретный способ. А если к голове прильет кровь, следует тоже послюнявить мочки — и сразу станет лучше.
* * *
Один человек утверждал, что знает, какую форму имеют рассудочность и неправедность. Когда его попросили описать их, он сказал: «Рассудочность — прямоугольной формы, она устойчива и неколебима. Неправедность кругла, не видит различий между добром и злом, правотой и неправотой, перекатывается с места на место».
* * *
Суть этикета такова: быстро действовать в начале и в конце, спокойно и неторопливо в середине. «Этим я руководствовался, исполняя роль кайсяку», — говорил Сэндзаэмон Митани [294].
В семье Ии не заводили законных жен
Последними словами Наомаса Ии были следующие: «Воины нашей фамилии всегда находятся в самом авангарде сражения. Человек неспособный не годится для того, чтобы встать во главе семейного клана. Но рожденные от законной матери имеют все права наследования, поэтому эти права переходят к законному наследнику, даже если он — человек никчемный. Гораздо лучше выбрать умного и достойного из рожденных наложницами и передать семейные дела в его руки».
К несчастью для Наомаса, его старший сын, Наоцугу Дайфу Укон, оказался человеком бесталанным. Гэндзаэмон Мацусита, главный вассал клана Ии, сказал: «Ваш второй сын гораздо способнее, поэтому наследовать вам должен он». Это решение было представлено на одобрение сёгуната, и старшего сына, находившегося в Эдо, отправили домой. Сёгунат выделил ему тридцать пять тысяч коку, и он поселился в местечке Какэгава [295]. Гэндзаэмон заявил: «Поскольку его отозвали из Эдо по моей инициативе, я хочу стать его главным вассалом» — и отправился в Какэгаву вместе со старшим сыном Наомаса. Представители семьи Мацусита до сих пор каждый год присутствуют на празднике семи трав, проводимом сёгунатом [296].
* * *
Настоятель Рёдзан составил летопись военных подвигов его светлости Таканобу. Один монах подверг его работу критике, заявив: «Человек, отошедший от мира, не должен писать о делах военачальников. Каким бы даром словосложения он ни обладал, он не сведущ в том, что касается героических свершений, и может неправильно истолковать замыслы прославленного полководца. Прискорбно, если будущие поколения получат неверное представление о его деяниях».
* * *
Один человек обратился к другому со словами: «В святилище Митидзанэ [297] есть надпись: „Путь искренности дает защиту бога, пусть даже ты не молишься ему“. Что такое этот путь искренности?»
И услышал: «Мне кажется, ты любишь стихи. Вот тебе ответ:
Всё в мире — только кукольный спектакль,
Путь искренности — вечность,
Это смерть».
* * *
Одного самурая господина Сагами-но Ками Мацудайры (владельца замка и правителя княжества Тоттори) отправили в Киото, чтобы занять денег для нужд клана. Прибыв в столицу, он снял себе дом. Выйдя как-то раз прогуляться по окрестностям, он услышал разговор прохожих: «Самурай, который с ними бился, — человек Сагами-но Ками Мацудайры». Эти слова встревожили приезжего, поскольку ему было известно, что несколько его земляков находятся сейчас в городе по пути в Эдо. Подумав, что прохожие имеют в виду кого-то из них, он спросил, где произошла ссора, и поспешил на место, где обнаружил земляка, который уже был при смерти. Сказав ему несколько слов на прощание, он тут же бросился за двумя убийцами, настиг и зарубил их, после чего вернулся домой.
Об этом случае стало известно властям, и они вызвали самурая из Тоттори на допрос. «Ты обвиняешься в том, что вмешался в ссору, в которой участвовал твой товарищ. Ты нарушил закон. Признаёшь?» — «Я человек из провинции, деревенский. Не понимаю, о чем вы говорите, — отвечал самурай. — Не могли бы вы повторить». — «Ты что, глухой? — разгневались проводившие допрос чиновники. — Ты влез в драку, зарубил людей. Тем самым нарушил закон и все правила!» — «Я начинаю понимать, что вы имеете в виду, — проговорил самурай. — Вы говорите: я нарушил законы и правила, но это совсем не так. Все живые существа хотят жить. Нет человека, которому жизнь была бы не дорога. И я не исключение. Однако, когда я узнал, что мой друг в беде, я сразу подумал: если я буду сидеть просто так, будто ничего не слышал, я сойду с Пути воина. Потому я и побежал туда. Если бы я ничего не сделал, увидев, как убили моего земляка, я бы никогда себе этого не простил. Сохранил бы жизнь, но убил бы в себе дух бусидо [298]. Я поставил на кон
