Итак, путники продолжали свой путь на Запад. Они шли, любуясь великолепными пейзажами – лето было в самом разгаре, – как вдруг увидели впереди высокую, неприступную гору. Они взобрались на вершину и стали медленно спускаться. Танский монах на коне ускакал вперед и неожиданно услышал где-то совсем рядом удары в гонг. Следом на дорогу выскочили разбойники, вооруженные кто мечом, кто копьем, кто дубиной, – человек тридцать, не меньше.
Танский монах с перепугу свалился на землю, отполз к стогу сена у дороги и завопил:
– О почтенные! Пощадите!
– Давайте деньги, тогда пощадим!
Тут Танский монах поднялся с земли, подошел к разбойникам, молитвенно сложил руки и сказал жалобным голосом:
– О всемогущие! Откуда у меня, бедного монаха, деньги!
– Нет денег, отдавай рясу и коня!
– О великий Будда! – вскричал Танский монах. – Зачем вам мое жалкое рубище, все в заплатах? Отняв его у меня, вы совершите грех и в последующем рождении превратитесь в скотов!
Услышав такое, разбойники рассвирепели, бросились на Сюаньцзана и принялись его колотить. Тогда Сюаньцзану впервые в жизни пришлось солгать.
– Остановитесь, почтеннейшие! – взмолился он. – Не бейте меня! Сейчас сюда придут мои ученики, они немного отстали, у них есть несколько лянов серебра, и они охотно отдадут его вам.
Выслушав Сюаньцзана, разбойники перестали его бить, крепко-накрепко связали и подвесили к дереву.
Тут и в самом деле подоспели Сунь Укун, Чжу Бацзе и Шасэн. Чжу Бацзе задрал вверх голову и, увидав привязанного к дереву учителя, промолвил:
– Глядите, братцы! Учитель нас заждался, полез от скуки на дерево, да еще качается на суку, будто на качелях.
– Молчи ты, дурень! – сказал Сунь Укун. – Не сам он полез, кто-то подвесил его. Сейчас я побегу вперед и все разузнаю.
Сказав так, Сунь Укун взбежал на пригорок, пристально всмотрелся в даль и увидел разбойников. Тут он встряхнулся и превратился в юного благообразного послушника, одетого в черную рясу, с синим холщовым мешком за спиной. Мелкими шажками послушник подбежал к дереву и окликнул Танского монаха, который и поведал Сунь Укуну, какая с ним стряслась беда.
– Они так меня колотили, что пришлось соврать, будто деньги есть у вас, моих учеников, и что вы непременно их отдадите, как только придете сюда, – промолвил Танский монах.
Между тем разбойники успели приметить Сунь Укуна, обступили его и стали кричать:
– Эй, ты, выкладывай денежки, не выложишь – прощайся со своей поганой жизнью!
Сунь Укун положил свой узел на землю и с невозмутимым видом ответил:
– Не шумите так, почтеннейшие! В этом узле кое-что есть. Золота слитков двадцать, серебра слитков тридцать да еще немного мелочи, не знаю точно сколько, не считал. Забирайте их вместе с узлом, только освободите моего наставника.
Разбойники обрадовались, тотчас же освободили Сюаньцзана, и он во весь опор поскакал обратно.
Подхватив узел, Сунь Укун хотел было пуститься за ним следом, но разбойники преградили ему дорогу:
– Ты куда? Отдавай деньги, не то мы тебя прикончим!
Сунь Укун рассмеялся.
– Раз уж вы заговорили о деньгах, – со смехом произнес он, – то третью часть следовало бы отдать мне.
– Хочешь поживиться тайком от наставника? – сказал один из разбойничьих главарей. – Ладно, выкладывай, что у тебя есть. Если много, то и тебе кое-что перепадет, купишь себе фруктов.
– Да у меня ничего нет, – отвечал Сунь Укун. – Просто я хотел получить долю из награбленных вами денег.
Эти слова привели разбойников в ярость. Они стали поносить Сунь Укуна, а один из них принялся его бить по голове.
– Уважаемый брат мой, – молвил с улыбкой Сунь Укун, – бей меня хоть до будущей весны, я все равно ничего не почувствую.
– Ну и башка у тебя! – сказал удивленно разбойник.
Они попробовали бить Сунь Укуна вдвоем, потом втроем. Результат был тот же.
Наконец Сунь Укун вытащил из-за уха иглу и промолвил, обращаясь к разбойникам:
– Это единственное, что я могу вам дать. Хотите – берите.
– Проклятье! – вскричал один из разбойников. – Богатого монаха упустили, а вместо него поймали этого лысого осла! Может, ты и вправду хороший швец, – обратился он к Сунь Укуну, – но на что нам твоя игла?
Ничего не ответив, Сунь Укун положил иглу на ладонь, несколько раз подбросил ее вверх, затем помахал ею, и прямо на глазах игла превратилась в огромный посох толщиной с плошку.
– Глядите-ка! – трепеща от страха, говорили разбойники. – Этот монах хоть и невелик, а искусством волшебства владеет.
Сунь Укун между тем воткнул посох в землю и сказал:
– Этот посох я дарю вам, если, конечно, у вас хватит сил вытащить его из земли.
Тут вперед вышли два главаря и, отталкивая друг друга, схватились за посох. Но разве смогла бы, к примеру, стрекоза сдвинуть с места каменный столб?! Посох как стоял, так и остался стоять. Ведь весу в нем было ни мало ни много – тринадцать тысяч пятьсот цзиней.
Сунь Укун же с легкостью выдернул его из земли, нацелил на разбойников и крикнул:
– Эй, вы! Довелось вам, на свою погибель, повстречать Сунь Укуна!
После этого он несколько раз махнул посохом, который сразу же стал толщиной с колодезь, а длиной восемь чжанов, и одного за другим убил наповал обоих главарей. Остальные разбойники в страхе разбежались.
Танский монах между тем во весь дух скакал на восток.
Его увидели Чжу Бацзе и Шасэн и остановили.
– Ты сбился с пути, наставник! – сказали они. – Надо ехать на запад, а ты мчишься на восток.
Сдержав коня, Танский монах крикнул:
– Братья! Разыщите Сунь Укуна и велите ему не пускать в ход свой посох, не то еще убьет кого-нибудь и загубит свою душу!
Чжу Бацзе быстро отыскал Сунь Укуна, увидел, что ни одного разбойника поблизости нет, и спросил:
– А куда подевались разбойники?
– Разбежались, – отвечал Сунь Укун. – А главари – вот они, спят мертвым сном.
Чжу Бацзе сразу понял, что Сунь Укун расправился с главарями, вернулся к Танскому монаху и доложил:
– Разбойники все разбежались.
– С чего ты взял, что они разбежались? – спросил Танский монах.
– А куда же им было деваться, если главарей их побили?
– Как – побили?
– Очень просто, – отвечал Чжу Бацзе, – проделали каждому по две большие дырки в голове!
– Тогда возьми несколько монет и сбегай за пластырем и мазью.
– Пластырь и мазь мертвым не помогают, – со смехом отвечал Чжу Бацзе.
Мы не будем рассказывать о том, как Танский монах вместе с Чжу Бацзе и Шасэном отправился к тому месту, где лежали мертвые разбойники, как велел Чжу Бацзе вырыть могилу, а сам прочел над убитыми заупокойную молитву. Расскажем лучше о том, как, продолжая свой путь, паломники увидели в стороне от дороги огороженную высоким забором усадьбу.
– Давайте попросимся на ночлег, – сказал Танский монах своим спутникам, подъехал к усадьбе и залюбовался открывшимся перед ним видом.
В это время из ворот вышел старец, они обменялись приветствиями, и старец спросил:
– Откуда путь держишь, почтеннейший?
– Я бедный монах, по велению Танского государя иду на Запад за священными книгами. Путь мой как раз пролегает мимо вашей усадьбы, а поскольку час уже поздний, то я осмелюсь просить вас дозволить мне и моим ученикам заночевать здесь.
– А где же они, твои ученики? – спросил старец.
– Вон там, – отвечал Танский монах, махнув рукой на край дороги.
Старец посмотрел в указанном направлении и, увидев Сунь Укуна, Чжу Бацзе и Шасэна, бросился назад к воротам.
– Благодетель ты мой! – вскричал Сюаньцзан. – Молю тебя, яви милосердие, пусти нас переночевать.
– Твои ученики на людей не похожи, – стуча зубами от страха, заикаясь, произнес старец. – Они настоящие оборотни!
– Не оборотни они, – стал успокаивать старца Сюаньцзан, – хоть и безобразны на вид. Так что ты их не бойся.
Пока Танский монах уговаривал старца, из усадьбы вышла старуха, ведя за руку ребенка лет пяти.
– Принеси нам чаю, – обратился к ней старик.
Женщина пошла в дом и вскоре вынесла две чашки чая.
Танский монах выпил чай, поклонился женщине и произнес:
– Очень прошу вас, уважаемая, дозволить мне и моим ученикам заночевать у вас. По велению Танского государя мы идем на Запад за священными книгами, и путь наш пролегает через ваши края. Ученики мои хоть и страшноваты с виду, но они истинные монахи и все наречены монашескими именами.
Услышав это, старик и женщина успокоились и сказали Танскому монаху, чтобы кликнул своих учеников.
Вскоре Сунь Укун, Чжу Бацзе и Шасэн с поклажей, ведя на поводу коня, подошли к дому. Старуха велела приготовить монашескую трапезу, и наставник с учениками подкрепились.
А когда стемнело, хозяева и гости стали при свете фонарей вести беседу.
Старец прозывался Яном. Он рассказал, что его единственный сын вырос непутевым, о семье не заботится, постоянно затевает драки, грабит и убивает путников.
