Лопе де Вега - Том 1

Мы, вижу я, приходим напоследок.
Брехальня[85] занята.

Ну, как жилось
Вам в Саламанке?[86]

Да и так, и эдак.

Всех Бартолов[87] ученее небось.

Какое там! Ученый нынче редок.
На факультете учат вкривь и вкось.

Я убежден, что вы студент толковый.

Старался уяснить себе основы.

Теперь печатают так много книг,
Что стали все премудрыми ужасно.

Наоборот, их выбор так велик,
Что мудрость убывает ежечасно.
От множества сумбур в умах возник,
И люди только мучатся напрасно.
На книжный шкаф довольно поглядеть,
Чтоб от одних заглавий ошалеть.
Печатанье полезно, нет сомненья,
И этого никто не опроверг.
Оно спасло великие творенья,
Дабы их свет в столетьях не померк,
И охраняет их от разрушенья.
Его изобретатель — Гутенберг[88],
Из Майнца родом, немец знаменитый,
Заслуженными лаврами повитый.
Но многие, издав печатный труд,
Теряют славу, жившую изустно.
Другие просто имена крадут,
Чтоб свой товар просунуть безыскусно.
А то еще есть самый мелкий люд,
Завидующий низменно и гнусно:
Свои писанья эта мелюзга
Пускает в свет под именем врага.

Я с вами не согласен, Леонело.

Невежды мстят ученым. Мир таков.

Книгопечатанье — благое дело.

Немало без него прошло веков,
А наше время знаньем оскудело.
Где новый Августин, где Иероним?[89]

Нет, вы не в духе. Бросьте. Посидим.

Наш век таков, что четырех поместий
Не хватит на приданое, ей-ей.
На это смотрят, как на дело чести,
И у дворян и у простых людей.

Что командор? Не учинил бы мести.

Ведь как Лауренсью оскорбил, злодей!

Бывал ли кто бесстыдней и блудливей?
Повесить бы его на той оливе!

Храни вас небо, господа!

Прошу, сеньор.

О, не трудитесь. Останьтесь так!

Сеньор! Садитесь
На ваше место, как всегда.
А нам нетрудно постоять.

Пожалуйста, прошу вас сесть.

Мы вам оказываем честь.
В ком чести нет, тот оказать
Ее не может.

Сядем в круг.
Минутку с вами потолкую.

Сеньор! Вы видели борзую?

Я знаю по рассказам слуг,
Алькальд, что это просто чудо:
Такая легкость на бегу!

Сказать по совести могу:
Собачка бегает не худо.
У вора не такая прыть
Или у труса в день сраженья.

Велите ей без промедленья
Одну зайчиху мне словить.
Так из-под ног и скачет прочь,
Когда за ней ни погонюсь.

Да где ж она? Словить берусь.

Здесь близко. Это ваша дочь.

Как? Дочь моя? Лауренсья?

Да.

И вы ее словить хотите?

Вы дочку вашу пожурите.

За что?

Она со мной горда.
Другая столь же миловидна,—
Вот здесь как раз ее супруг,—
А, не кичась, нашла досуг
Со мной встречаться.

Очень стыдно. И вас, сеньор, не похвалю:
Такие речи неучтивы.

Какой мужик красноречивый!
Ты, Флорес, этому вралю
Дай Аристотеля прочесть,
Его Политику.[90]

Сеньор!
Мы жить хотим, как до сих пор,
Чтя вашу честь и нашу честь.
В Фуэнте Овехуне много
Живет достойнейших людей.

Вот беззастенчивый злодей!

Но чем, скажите, ради бога,
Я вас обидел, рехидор?

Вы недостойно говорите,
Вы чести нас лишить хотите,
И слушать это нам — позор.

Вы притязаете на честь?
Вот кавалеры Калатравы!

Иные носят крест кровавый,
А кровь у них, коль их поскресть,
Мутнее нашей.

Может быть,
Я вашу кровь грязню, мешая
Ее с моей?

Раз кровь дурная,
Она не может не грязнить.

Дурна она иль не дурна,
А вашим женам это лестно.

Сеньор! Такая речь бесчестна.
Все это — клевета одна.

Как скучно с этим мужичьем!
Ах, то ли дело города!
Там знатным людям никогда
Нет никаких помех ни в чем.
Мужья там польщены весьма,
Когда к их женам ходят гости.

Ну нет, сеньор, вы это бросьте!
У нас достаточно ума.
И в городах есть бог всевышний,
И есть карающий закон.

Уйдите! Хватит!

Это он
Кого же гонит? Кто здесь лишний?

Я говорю вам: удалитесь!
Очистить площадь! Сей же час!

Сейчас уйдем.

Не все зараз.

Я умоляю вас, сдержитесь!

Они на сходку всем селеньем
Сберутся за моей спиной.

Сеньор, терпенье!

Боже мой!
Я удивлен своим терпеньем.
Пусть все по одному идут
И разойдутся по домам.

Мой бог! Не верится глазам!

Кто как, а я пройду вот тут.