Над сушей и под сенью чьих высот
115 Угасла жизнь в безгрешном Человеке;[517]
Тебя держащий каменный настил
Есть малый круг, обратный лик Джудекки.
118 Тут — день встаёт, там — вечер наступил;
А этот вот, чья лестница мохната,
Всё так же воткнут, как и прежде был.
121 Сюда с небес вонзился он когда-то;
Земля, что раньше наверху цвела,
Застлалась морем, ужасом объята,
124 И в наше полушарье перешла;
И здесь, быть может, вверх горой скакнула,
И он остался в пустоте дупла".[518]
127 Там место есть, вдали от Вельзевула,
Насколько стены склепа вдаль ведут;
Оно приметно только из-за гула
130 Ручья, который вытекает тут,
Пробившись через камень, им точимый;
Он вьётся сверху, и наклон не крут.
133 Мой вождь и я на этот путь незримый
Ступили, чтоб вернуться в ясный свет,
И двигались всё вверх, неутомимы,
136 Он — впереди, а я ему вослед,
Пока моих очей не озарила
Краса небес в зияющий просвет;[519]
139 И здесь мы вышли вновь узреть светила.[520]
Выход из Ада к подножию горы Чистилища
1 Для лучших вод подъемля парус ныне,
Мой гений вновь стрёмит свою ладью,
Блуждавшую в столь яростной пучине,
4 И я второе царство[521] воспою,
Где души обретают очищенье
И к вечному восходят бытию.
7 Пусть мёртвое воскреснет песнопенье,[522]
Святые Музы, — я взываю к вам;
Пусть Каллиопа, мне в сопровожденье,
10 Поднявшись вновь, ударит по струнам,
Как встарь, когда Сорóк сразила лира
И нанесла им беспощадный срам.[523]
13 Отрадный цвет восточного сапфира,
Накопленный в воздушной вышине,
Прозрачной вплоть до первой тверди мира,
16 Опять мне очи упоил вполне,
Чуть я расстался с темью без рассвета,
Глаза и грудь отяготившей мне.
19 Маяк любви, прекрасная планета,
Зажгла восток улыбкою лучей,
И ближних Рыб затмила ясность эта.[524]
22 Я вправо, к остью,[525] поднял взгляд очей,
И он пленился четырьмя звёздами,
Чей отсвет первых озарял людей.[526]
25 Казалось, твердь ликует их огнями;
О северная сирая страна,
Где их сверканье не горит над нами![527]
28 Покинув оком эти пламена,
Я обратился к остью полуночи,[528]
Где Колесница[529] не была видна;
31 И некий старец[530] мне предстал пред очи,
Исполненный почтенности такой,
Какой для сына полон облик отчий.
34 Цвет бороды был исчерна-седой,
И ей волна волос уподоблялась,
Ложась на грудь раздвоенной грядой.
37 Его лицо так ярко украшалось
Священным светом четырёх светил,
Что это блещет солнце — мне казалось.
40 "Кто вы, и кто темницу вам открыл,
Чтобы к слепому выйти водопаду?[531] —
Колебля оперенье[532], он спросил. —
43 Кто вывел вас? Где взяли вы лампаду,
Чтоб выбраться из глубины земли
Сквозь черноту, разлитую по Аду?
46 Вы ль над законом бездны возмогли,
Иль новое решилось в горней сени,
Что падшие к скале моей пришли?"
49 Мой вождь, внимая величавой тени,
И голосом, и взглядом, и рукой
Мне преклонил и веки, и колени.
52 Потом сказал: "Я здесь не сам собой.
Жена сошла с небес, ко мне взывая,
Чтоб я помог идущему со мной.
55 Но раз ты хочешь точно знать, какая
У нас судьба, то это мне закон,
Который я уважу, исполняя.
58 Последний вечер[533] не изведал он;
Но был к нему так близок, безрассудный,
Что срок ему недолгий был суждён.
61 Как я сказал, к нему я в этот трудный
Был послан час; и только через тьму
Мог вывести его стезёю чудной.
64 Весь грешный люд я показал ему;
И души показать ему желаю,
Вручённые надзору твоему.
67 Как мы блуждали, я не излагаю;
Мне сила свыше помогла, и вот
Тебя я вижу и тебе внимаю.
70 Ты благосклонно встреть его приход:
Он восхотел свободы,[534] столь бесценной,
Как знают все, кто жизнь ей отдаёт.
73 Ты это знал, приняв, как дар блаженный,
Смерть в Утике, где ризу бытия
Совлёк, чтоб в грозный день[535] ей стать нетленной.
76 Запретов не ломал ни он, ни я:
Он — жив, меня Минос[536] нигде не тронет,
И круг мой — тот, где Марция твоя[537]
79 На дне очей мольбу к тебе хоронит,
О чистый дух, считать её своей.[538]
Пусть мысль о ней и к нам тебя преклонит!
82 Дай нам войти в твои семь царств,[539] чтоб ей
Тебя я славил, ежели пристала
Речь о тебе средь горестных теней".
85 "Мне Марция настолько взор пленяла,
Пока я был в том мире, — он сказал, —
Что для неё я делал всё, бывало.
88 Теперь меж нас бежит зловещий вал;[540]
Я, изведённый силою чудесной,[541]
Блюдя устав, к ней безучастен стал.
91 Но если ты посол жены небесной,
Достаточно и слова твоего,
Без всякой льстивой речи, здесь невместной.
94 Ступай и тростьем опояшь его[542]
И сам ему омой лицо, стирая
Всю грязь, чтоб не осталось ничего.
97 Нельзя, глазами мглистыми взирая,
Идти навстречу первому из слуг,[543]
Принадлежащих к светлым сонмам Рая.
100 Весь этот островок обвив вокруг,
Внизу, где море бьёт в него волною,
Растёт тростник вдоль илистых излук.
103 Растения, обильные листвою
Иль жёсткие, не могут там расти,
Затем что неуступчивы прибою.
106 Вернитесь не по этому пути;
Восходит солнце и покажет ясно,
Как вам удобней на гору взойти".
109 Так он исчез; я встал с колен и, страстно
Прильнув к тому, кто был моим вождём
Его глаза я вопрошал безгласно.
112 Он начал: "Сын, ступай за мной; идём
В ту сторону; мы здесь на косогоре
И по уклону книзу повернём".
115 Уже заря одолевала в споре
Нестойкий мрак, и, устремляя взгляд,
Я различал трепещущее море.
118 Мы шли, куда нас вёл безлюдный скат,
Как тот, кто вновь дорогу обретает
И, лишь по ней шагая, будет рад.
121 Дойдя дотуда, где роса вступает
В боренье с солнцем, потому что там,
На ветерке, нескоро исчезает, —
124 Раскрыв ладони, к влажным муравам
Нагнулся мой учитель знаменитый,
И я, поняв, к нему приблизил сам
127 Слезами орошённые ланиты;
И он вернул мне цвет, — уже навек,
Могло казаться, тёмным Адом скрытый.
130 Затем мы вышли на пустынный брег,
Не видевший, чтобы отсюда начал
Обратный путь по волнам человек.
