Как-то случилось, что Торбьёрн Крючок сидел за игральной доской. Тут подошла мачеха и видит, что он играет. У шашек этих были снизу шпеньки. Ей показалось, что он лодырничает, и она его обругала, а он дерзко ей ответил. Тогда она схватила шашку и ткнула Торбьёрна шпеньком в скулу, да попала в глаз, так что глаз выскочил ему на щеку. Торбьёрн вскочил, накинулся на нее и избил немилосердно, так что она слегла и вскоре умерла от этого. Говорили, что она была тогда беременна. После этого он стал совсем беззаконником. Он взял свое добро и жил сперва в Лесном Заливе.
Халльдор, сын Торгейра, сына Торда с Мыса, жил в Капище, на Мысовом Берегу. Он был женат на Тордис, дочери Торда, сестре братьев Хьяльти и Торбьёрна Крючка. Халльдор был почтенный хозяин и состоятельный. Бьёрном звали мужа, жившего на Пастбищном Мысу у Протоков. Он был другом Халльдора с Капища: они во всем были заодно. Междуреченским Стейном звали мужа, жившего на Стейновом Дворе. Он был сыном Бьёрна, сына Офейга Жидкобородого, сына Вороны Хрейдара, которому Эйрик в Боговых Долинах отдал Междуречье под Домовым Болотом. Стейн был славный муж. Был человек по имени Эйрик, сын Старри Поединщика, сына Эйрика из Боговых Долин, сына Хроальда, сына Гейрмунда Борода Торчком. Он жил в Капище, в Боговых Долинах. Все это были мужи достойнейшие. У Широкой Реки, на Отлогом Склоне жили двое братьев, оба по имени Торд. Оба были силачи, но люди мирные. Все они имели долю на Скале Острове. Говорят, что не менее двадцати человек сообща владели островом, и ни один не хотел продавать своей доли другому. Наибольшая доля была у сыновей Торда, потому что они были всех богаче.
Вот подошло время к осеннему солнцевороту. Хозяева собрались на остров за овцами, назначенными на убой. Они сели в лодку — от каждого владельца по человеку, а от иных и по два. И, подойдя к острову, увидели они, что ходят там какие-то люди. Они удивились, но подумали, что, верно, кто-то потерпел крушение и вышел там на берег. Они подошли на веслах туда, где были лестницы. А те, кто там был, подняли лестницы. Хозяевам показалось, что тут что-то не так, они окликнули тех и спросили, кто они такие. Греттир назвал себя и своих товарищей. Хозяева спросили, кто перевез их на остров. Греттир отвечает:
— Тот и перевез, у кого была лодка и руки и кто больше был другом мне, чем вам.
Хозяева ответили:
— Дай нам взять наш скот и поезжай с нами, а тот скот, который ты уже зарезал, пусть будет твой.
Греттир отвечает:
— Щедрое предложение. Но все ж таки каждый останется при том, чем владеет. А короче говоря, я отсюда иначе как мертвый не двинусь. Я не привык отдавать того, что попало мне в руки.
Хозяева примолкли, думая, что вот принесла нелегкая такого гостя на Скалу Остров. Они много всего ему предлагали, не скупясь ни на деньги, ни на щедрые обещания. Но Греттир на все отвечал отказом, на том они и уехали, недовольные своей участью. Они рассказали жителям округи, что за волк явился на остров. Все это застигло их врасплох, и непросто им было найти выход. Проговорили они об этом всю зиму, да так и не придумали, как выпроводить Греттира с острова.
Настало время людям ехать на весенний тинг Цаплина Мыса. Собралось туда множество народа со всех округ, откуда люди должны были ездить на этот тинг. В ту весну люди долго там оставались и по делам, и для веселья, ибо тогда многие в тех местах любили повеселиться.
Греттир, узнав, что все кругом уехали на тинг, держал совет со своими друзьями, ибо он всегда был хорош с теми, кто был с ним заодно, и ничего для них не жалел. Он сказал, что поедет на землю за припасами, а они, Иллуги с Шумилой, пусть останутся. Неразумным показалось это Иллуги, но он не стал перечить Греттиру. Тот наказал им сторожить лестницу: жизнь их, мол, зависит от этого. Потом он отправился на землю и раздобылся всем, что ему было нужно. Он всюду прятался, куда бы ни приходил, людям было и невдомек, что он мог уйти с острова.
Греттир узнал, что на тинге большое веселье, и ему показалось заманчиво пойти туда. Он надел старую одежду, совсем уже ветхую, и пришел на тинг, когда люди шли с лёгретты[79] домой по своим землянкам. Тут те, кто помоложе, завели разговор, что погода-де стоит хорошая и ясная и хорошо бы теперь устроить борьбу и позабавиться. Все сказали, что это хорошо придумано. Тогда люди пошли уселись перед землянками. Больше всех ратовали за игры сыновья Торда. Торбьёрн Крючок совсем вошел в раж, взявшись устраивать игры. Всяк должен был делать, что Торбьёрн ни захочет. Он брал каждого за плечи и валил наземь. Сперва боролись те, кто послабее, а потом и остальные, и пошло у них великое веселье. Когда испытали силу почти все, кроме сильнейших, заговорили люди о том, кто же теперь решится выйти против одного из этих Тордов, о которых уже шла речь. Но охотников не нашлось. Стали те ходить от одного к другому, приглашая побороться. Но чем больше ходили, тем меньше толку. Тогда Торбьёрн Крючок посмотрел кругом и увидел человека, большого ростом, а лица не разобрать. Торбьёрн схватил его и толкнул что есть силы. А тот как сидел, так и сидит, даже не двинулся.
Тогда Торбьёрн сказал:
— Еще никто сегодня не устоял так против меня, как ты. Кто этот человек?
Тот отвечает:
— Меня зовут Гестом74.
Торбьёрн сказал:
— Ты, верно, захочешь развлечься, и ты для нас желанный гость.
Тот отвечает:
— Многое может скоро перемениться. И я не буду вступать в вашу игру: все мне тут незнакомо.
Тут многие заговорили, что они будут только благодарны ему, если он, человек им не известный, позабавит людей. Он спросил, что им от него нужно. Они стали просить его с кем-нибудь побороться. Он сказал, что уже давно как бросил борьбу:
— Но было время, когда мне она нравилась.
И видя, что он не совсем отказывается, они стали наседать на него еще больше. Он сказал:
— Если уж вам так это надо — меня уговорить, то вы, верно, согласитесь клятвенно обещать мне мир здесь на тинге и на все время, пока я не возвращусь к себе домой.
Тут все зашумели, говоря, что сделают это с большой охотой. Хавром звали человека, который больше всех добивался мира для Геста. Он был сыном Торарина, сына Хавра, сына Торда Пуговицы, занявшего землю от Запруды на Протоках до Междуреченской Реки. Он жил на Дворе Пуговицы и отличался большим красноречием. Он сказал клятву о мире со знанием дела, и вот начало этой клятвы:
Провозглашаю мир
Между всеми людьми,
А первонаперво
Между сидящим здесь мужем по имени Гест
И всеми годи и добрыми бондами,
Всеми, кто может держать оружие,
И всеми-всеми окрестными жителями
Здесь, на Цаплином Тинге,
Кто б они ни были
И откуда бы ни пришли, —
Всеми, кто назван
И кто не назван.
Обещаем мир,
Полный и нерушимый,
Чужанину, который назвался Гестом,
Для игрищ, веселий
И ратоборства,
Покуда он здесь
Или путь держит к дому,
Посуху иль по морю,
Землей иль водою.
Да будет мир ему
Везде и всюду,
Пока он, целый и невредимый,
Домой не вернется
Под защитой обета.
Провозглашаю мир
От нашего имени
И от имени родичей,
Сотоварищей и сотрапезников,
Жен и мужей,
Рабынь и рабов,
Взрослых и отроков.
Если же кто этот мир нарушит
И обет преступит,
Да будет он отвержен
И изгнан Богом
И всем честным народом,
И не найти ему места
Ни в царстве небесном среди праведников,
Ни среди людей,
И будет он отринут повсюду, где
Преступников гонят,
Крещеный люд
Молится в церкви,
Языческий люд
Почитает капища,
Горит огонь,
Родит земля,
Младенец мать кличет
И мать сына нянчит,
Огни разводят,
Плывут корабли,
Блестят щиты
И светит солнце,
Снег лежит,
Финн бежит на лыжах,
Растет сосна,
Сокол летает день-деньской
И крылья ему вешний ветер держит,
Небо круглится,
Селятся люди,
Ветер гонит
Все воды к морю,
И люди хлеб сеют.
Пусть он бежит
Христиан и язычников,
Церквей и капищ,
Дола и дома,
Всякого крова,
Кроме адского.
Будем в этом единодушны,
Друг с другом в добром согласье,
Где б нам ни встретиться —
На горе иль у моря,
На ладье иль на лыжах,
На земле иль во льдах,
Пешим иль конным,
С другом ли встретимся на дороге
Иль с родичем в ровном поле.
Будем во всем друг с другом согласны,
Как сын с отцом
Иль отец с сыном.
Соединим же теперь руки и не нарушим мира и слова, данного здесь по обету этому перед Богом, перед добрыми людьми и перед всеми, кто слова мои слышит и здесь присутствует[80].
