Исландские саги - Сага о Греттире

Соединим же теперь руки и не нарушим мира и слова, данного здесь по обету этому перед Богом, перед добрыми людьми и перед всеми, кто слова мои слышит и здесь присутствует[80].

Тут многие заговорили, что это сказано на славу. Гест сказал:

— Хорошо ты здесь говорил и рассказывал, если вы потом не отступитесь от своих слов. За мной же дело не постоит.

Потом он скинул плащ и почти всю остальную одежду. Тут они посмотрели друг на друга и остолбенели: они узнали Греттира, сына Асмунда, ибо он отличался от других людей и ростом, и силой. Все приумолкли, а Хавр понял, что за глупость он наделал. Разошлись они по двое и стали бранить друг друга, а пуще всего тех, кто ратовал за этот мир. Тогда Греттир сказал:

— Скажите без обиняков, что у вас на уме, не сидеть же мне тут долго раздетому. Вы большим, чем я, рискуете, если нарушите этот мир.

Они ничего не сказали и снова уселись. Сыновья Торда и Халльдор, их зять, стали говорить друг с другом. Одни считали, что мир надо сохранить, а другие были против. Склонились они голова к голове. Греттир сказал вису:

Тогда сказал Междуреченский Стейн:

— Это ты, Греттир, так думаешь! Но посмотрим, что решат знатные мужи. Но правду сказать, недюжинная у тебя храбрость. Или ты не видишь, что они уперлись друг в друга лбами?

Тогда сказал Хьяльти, сын Торда:

— Этому не бывать! Мы не нарушим мира, хоть ты и обвел нас вокруг пальца. Я не хочу, чтобы люди потом все время поминали, как мы нарушили мир, нами же установленный и объявленный. Греттир волен ехать с миром туда, куда пожелает, пока не вернется с тинга. Тогда мы свободны от обета, что бы между нами ни было.

Все похвалили его за эти слова и нашли, что он поступил благородно, столько имея против Греттира. Торбьёрн Крючок промолчал. Тогда стали говорить, что пусть все-таки один из Тордов поборется с Греттиром, и Греттир сказал, что их дело решать. Тут вышел один из братьев. Греттир стоял спокойно. Торд как налетит на него, а Греттир даже с места не сдвинулся. Тут Греттир сгреб Торда в охапку, ухватил его за штаны, перевернул вверх ногами и перебросил через себя, так что тот грохнулся на обе лопатки. Тогда люди сказали, что пусть теперь выйдут оба брата разом. Сказано — сделано. Пошла тут у них борьба не на шутку, то один брал верх, то другой, но кто-нибудь из братьев все время оказывался под Греттиром, и то один то другой падал на колени, и то одному то другому приходилось плохо. Они так друг друга хватали, что все были в синяках да ссадинах. Люди очень радовались такой потехе, и когда борьба их кончилась, все их благодарили. И по суждению тех, кто сидел там, братья, оба вместе, были не сильнее одного Греттира. А каждый из них имел силу двоих дюжих мужей. Братья были равны по силе: ни один не мог превзойти другого, когда они состязались.

Греттир недолго пробыл на тинге. Хозяева просили его уйти с острова, но он отказался, и у них ничего не вышло. Греттир возвратился на Скалу Остров, и Иллуги радостно его встретил. Вот живут они так. Греттир рассказал им о своем походе. Уже было лето. Все находили, что люди Мысового Фьорда выказали большое благородство, так хорошо сдержав слово. И отсюда видно, какие надежные тогда были люди, ведь они столько имели против Греттира.

Хозяева, те, что победнее, стали говорить между собой, что мало проку от их доли на Скале Острове, и они предложили сыновьям Торда купить ее. Хьяльти отказался. Тогда хозяева предложили, что тот, кто купит их долю, должен либо убить Греттира, либо прогнать его с острова. Торбьёрн Крючок сказал, что за ним дело не станет — он готов напасть на Греттира, если они ему за это заплатят. Хьяльти, его брат, уступил ему свою долю, потому что Торбьёрн был из них более воинственный и его не любили. Так поступили и другие хозяева, и Торбьёрну Крючку дешево досталась большая часть острова, он же обязался прогнать Греттира.

На исходе лета Торбьёрн Крючок взял людей и подошел на корабле к Скале Острову, а Греттир вышел со своими на скалу. Стали они говорить друг с другом. Торбьёрн просил Греттира внять его словам — уйти с острова добром. Греттир сказал, что пусть на это не надеется. Торбьёрн сказал:

— Может быть, я тебе еще пригожусь, если ты это сделаешь: многие хозяева отдали теперь мне все, чем они владели на острове.

Греттир отвечает:

— Вот ты и произнес приговор: теперь решено, что я никогда отсюда не уйду, если тебе принадлежит, по твоим словам, большая часть острова. И хорошо, что мы остались один на один. Мне и правда казалось нелегко идти против всех людей Мысового Фьорда. А теперь нам нечего щадить друг друга, потому что мы оба не страдаем от избытка друзей. Хватит сюда ездить, потому что это дело для меня решенное.

— Цыплят по осени считают, — сказал Торбьёрн, — и ты еще дождешься беды.

— Поживем — увидим, — сказал Греттир.

На этом они расстались, и Торбьёрн вернулся домой.

Рассказывают, что к исходу второго года, как Греттир жил на Скале Острове, они зарезали большую часть овец, что там были. Но одного барана они, говорят, оставили. Был он серобрюхий и большерогий. Он очень смешил их, потому что был такой умный, что сторожил их у двери и бегал за ними, куда они ни пойдут. Вечером он возвращался к их хижине и терся о дверь рогами. Им нравилось житье на острове, потому что еды благодаря птицам и птичьим яйцам было вволю. Но с дровами приходилось туго, и Греттир всегда посылал раба за плавниковым лесом: туда часто приносило бревна, и раб носил их домой для очага. Работать братьям не приходилось, разве что лазали они, когда хотели, на скалу[83]. Рабу очень надоело работать, и стал он строптивым и нерадивым хуже прежнего. Ему полагалось присматривать каждую ночь за огнем, и Греттир всячески предупреждал его быть осторожнее, потому что лодки у них не было.

Вот случилось раз, что огонь у них ночью потух. Греттир рассердился и сказал, что Шумилу следовало бы выпороть. А тот стал роптать на свое житье: мол, живет он здесь в изгнании, да еще терпит нападки и побои за любую оплошность. Греттир спросил у Иллуги совета, что же теперь предпринять. Тот ответил, что он не видит ничего другого, кроме как ждать, не подойдет ли какой-нибудь корабль. Греттир сказал, что на это надежда плохая:

— Уж лучше я попытаюсь добраться до земли.

— Не по душе мне это, — говорит Иллуги, — ведь мы пропали, если с тобой что случится.

— Я-то не утону, — сказал Греттир, — но отныне я стану меньше доверять рабу: ведь он подвел нас в таком важном деле.

А от острова до земли было кратчайшее расстояние — одна морская миля.

Греттир приготовился плыть, надел сермяжный плащ с капюшоном и подвязал штаны. Ему обвязали пальцы, так что между ними получилась перепонка. Погода стояла хорошая. Он отплыл от острова к концу дня. Иллуги совсем не надеялся, что Греттиру удастся доплыть. Греттир поплыл в глубь фьорда, течение ему помогало, и было совсем тихо. Он упорно плыл и добрался до Мыса Дымов после захода солнца[84]. Он пошел к хутору У Дымов, залез в горячий источник, так как немного простыл, и долго в нем грелся, а потом прошел в покой. Там было очень жарко и немного надымлено, потому что вечером там горел огонь. Греттир очень устал и крепко заснул. Залежался он там до света. Утром люди в доме встали, и первыми вошли в покой две женщины, служанка и хозяйская дочка. Греттир спал, и одежда свалилась с него на пол. Они увидели человека и узнали его. Служанка сказала:

— Не сойти мне с места, сестрица, это Греттир, сын Асмунда. Он и в самом деле куда как широк в груди. Но просто удивительно, что он так не дорос снизу. Это мало вяжется со всей его мощью.

Хозяйка отвечает:

— Что это ты мелешь? Ну и дурища ты! Помолчи лучше!

— Не могу я молчать об этом, сестрица милая, — говорит служанка, — вот уж никогда бы не поверила, если бы мне сказали.

Она подошла и на него уставилась, а время от времени подбегала к хозяйской дочке, хохоча до упаду. Греттир слыхал, что она сказала. И когда она снова к нему подскочила, он схватил ее и сказал вису:

Служанка вопила благим матом, но когда они расставались, ей уже не приходилось срамить Греттира. Немного погодя он встал, пошел к хозяину Торвальду и рассказал ему о своих затруднениях, и просил перевезти на остров. Тот так и сделал, дал лодку и переправил его, и Греттир поблагодарил его за такое благородство.