Не было среди них ни одной лошади вороной масти. Никто не решился бы запрячь в колесницу лошадь, по своей окраске принадлежащей к божествам смерти и преисподней. Все оттенки гнедых - в яблоках, сивые, каурые; были здесь и ослепительные своей белизной нисейские лошади.
Натертые оливковым маслом, мышцы их перекатывались, готовые к забегам. Упряжь, вожжи - все сверкало золотом. Не было ни стремян, ни седел.
Итак, гонки колесниц начались. Участвовало в них двадцать колесниц. Три круга сделали без всяких происшествий. Но был лишь пролог состязаний, никогда не завершающихся без крови. Предстояло пройти еще пятнадцать поворотов, так как общая длина заезда составляла семьдесят два стадия.
Лошади покрылись потом и хрипели. Возничие, наклонясь над бортом колесницы, отбросили кнуты. По судорожно напряженным лицам и твердым мускулам угадывалось усилие, с каким они борются со своеволием животных. Во время седьмого круга оторвалась правая пристяжная Феропа. Возничий, не сумев задержать лошадей, доехал до места старта, где и остался.
Итак, началось самое страшное. Оторвавшись от упряжки, лошадь пристала к какой-то колеснице, потом скакала самостоятельно, пока ее не поймали арканом и не увели со стадиона.
Колесницы неслись в клубах пыли. Земля была разодрана копытами лошадей. Неожиданно идущая впереди колесница задела за поворотный столб. Треск колеса - по стадиону пронесся крик.
Лошади метнулись в сторону, сталкиваясь с лошадьми других колесниц. Повозки, лошади налетали друг на друга, образовав жуткий клубок сошедших с орбит звезд. Лишь смерть могла распутать этот клубок. Так трагически завершились эти погребальные игры.
Победители в сопровождении флейтистов шествуют по городу. Это Эфем, победивший в состязаниях на колесницах, Мелеагр, дальше всех метнувший копье, Пелей, победивший в борьбе, Геракл, лучший кулачный боец,- идут бывшие друзья по плаванию за золотым руном, идут мимо Ясона, застывшего в тени колонн.
А за ними тянулись поющие толпы горожан, выкрикивая имена героев. Так продолжалось и всю последующую ночь.
Ясон стоял, как вкопанный в землю. Стоял молча, пока к нему не подошла Медея.
Мы должны уйти из Иолка. Мы совершили тяжкий грех,- сказал он горько.
Что ты сказал? Какое употребил слово? Совершили что? - вопрошала Медея.
Грех,- был ответ.
А что такое - грех?
Нелегкое, мучительное слово. Пожалуй, только мы одни в мире и знаем, что такое грех. Бог тоже страдает из-за нашего греха, и мы страдаем вместе с ним.
Теперь я начинаю понимать, почему ты не стал властелином Иолка,- сказала Медея.- Ты слишком мягок. И то, что хорошо в любви, совершенно не подходит для того, чтобы властвовать над людьми. А боги, боги никогда не страдают, отдав это предпочтение людям.
Так говорили они, возвращаясь к «Арго». Теперь он был их домом. В трюме при свете факелов Ясон достал Золотое Руно. Никому ненужное и всеми забытое, оно отсвечивало зловещим лиловым сиянием.
А назавтра по дороге, ведущей к Фермопилам, потянулось скорбное шествие. Впереди шел мужчина - Ясон, а за ним женщина - Медея, несколько рабов и рабынь с поклажей. Вскоре они скрылись в клубах пыли. Блестящий вождь аргонавтов навсегда покинул свою родину.
Долго странствовали Ясон и Медея по землям пеласгов и ахейцев. И всюду им вслед неслись реплики законопослушных горожан:
Убийца! Замахнулся на трон!..
У, тварь двуногая! Считает себя выше всех!
Будь проклят!
Сдохнешь, как собака!
Зевс, порази его громом!
Не было смысла в граде бранных слов, которыми их осыпали, не было, и нет; и все же они были оправданы, и все же в них была истина - всякое слово поношения срывало кусок былого величия с души Ясона. Душа становилась беззащитной и голой. Голой, как первый и второй младенец, что родился у них с Медеей в странствиях по землям ахейцев. Голой, как эти старики в лохмотьях, что стоят у дороги. Голой перед толпой, голой перед виной...
Здесь, в дороге, Ясон впервые стал прятать свое лицо.
О, боги! О, горы! О, реки! Где те времена, когда человек один выходил на бой с бесчисленными скопищами врагов и побеждал их, ибо он был подобен богу? Ушли безвозвратно, канули в лету! Человек стал песчинкой, одним из многих, затерявшихся во Времени...
Подожди, мы еще доберемся до тебя, тварь,- летело вслед.
Разряды человеческой злобы разрывали душу Ясона. Ошеломленный руганью, он стал, как вкопанный, процессия остановилась, но потом с помощью Медеи, взявшей Ясона под руку, процессия двинулась дальше.
Так они дошли до города, находящегося на узком перешейке, отделяющего южный полуостров от Средней Греции. Город под названием Коринф. В то время здесь правил царь Креонт, друг отца Ясона. Поэтому, несмотря на случившееся, Ясон и Медея были приняты ко двору. Им был предоставлен огромный дом на окраине города. Здесь у них родились еще два сына.
По дороге в Коринф Ясону приснился сон. Проснувшись, он рассказал его Медее.
Приснилось мне,- начал свой рассказ Ясон,- что я, Ясон, словно какой-то разносчик пышек и кренделей, несу на голове корзины со всякой сдобой. Тут, махая крыльями, поджав на лету когти, с вытянутыми шеями и вытаращенными глазами, прилетели птицы небесные и давай каркать. И, обнаглев, эти птицы бросились на корзины и клевали пищу на моей голове.
Я хотел поднять свободную руку и помахать ею над корзинами, чтобы отпугнуть этих птиц, но мне это не удавалось. И они продолжали долбить, овевая меня резким запахом гнили. И это все. Истолкуй мне этот сон, Медея,- закончил свой рассказ Ясон.
Истолковать тебе? - спросила Медея.- Корзины на твоей голове - это оставшиеся годы твоей жизни. После чего вознесешь свою голову, прикрепив себя к отвесному столбу. И это, к сожалению, все, что я могу тебе сказать.
Что ты говоришь! - закричал Ясон. Он сел и закрыл руками лицо.
Но Медея стала утешать его, говоря:
Не убивайся так горячо, мой милый Ясон. Примем оба с достоинством то, что нам выпало, и то, что нам суждено и дано! Мир един и целостен, и, если в нем есть верх и низ, добро и зло, то этому не нужно придавать слишком большое значение. Ибо от бога мы оба.
Так говорила Медея, утешая Ясона. А через три дня они оба были приняты правителем Коринфа Креонтом с большими почестями. Креонт слышал о смерти Пелия, но Ясона виновником не считал.
- Во всем виновата чужестранка Медея.- Так думал Креонт о происшедшем в Иолке.
В городе меж тем праздновали, чествуя бога Вакха. Повсюду воздавали хвалу урожаю, устраивались шумные шествия. Виноград растаптывали в давильнях, вырубленных в скалах, от чего ноги работающих делались пурпурными по самые бедра. А сладкая кровь текла по желобу в чаны, и жители города, стоя возле них на коленях, со смехом наполняли ею кубки и чаши.
И вот теперь, когда вино было разлито, жители Коринфа справляли семидневный праздник, приносили в жертву десятую часть от крупного и мелкого скота, и от зерна, и от масла, и от виноградного сусла.
Одним словом, пили и ели, ходили на поклон к богу Вакху! И процессией под бой барабанов и звуки флейты носили полую статую самого Вакха, чтобы он снова благословил гору и поле. А на середину праздника, на третий его день, они назначили пляски и хороводы в присутствии самого Креонта и его гостей, Ясона и Медеи.
Вечер был синий и теплый, закатный свет украшал всех и вся и покрывал позолотой тела танцовщиц, которые с насурмленными ресницами и удлиненными краской глазами плясали перед музыкантами. Музыканты, сидя, играли на лирах и оглашали окрестность пронзительным плачем флейт.
Мужчины тоже выходили плясать, они были бородатые и нагие, с привязанными бычьими хвостами, и прыгали, как козлы, ловя девушек, которые, извиваясь, убегали от них. Еще играли в мяч, а еще девушки ловко жонглировали шарами. Всем было очень весело, и горожанам, и гостям, и Креонту.
Хотя Ясон не любил трезвона и шума, потому что они его оглушали и рассеивали мысли о случившемся, он ради остальных делал довольное лицо и из вежливости- иногда отбивал такт хлопками.
Вот тогда-то он и увидел Г лавку, шестнадцатилетнюю дочь Креонта, а, увидев, стал думать о ней так, что потерял покой и сон. Она была единственным ребенком в семье Креонта. И сейчас она сидела возле него, напротив Ясона, и он то и дело смотрел на нее смущенными глазами.
Она не была красива, но какое-то очарование исходило от ее молодости, сладостное, вязкое, словно мед. И вскоре Ясон, подобно мухе, прилетевшей на мед, не мог уже освободиться от ее чар. И что было всего больнее - он любил и Медею, которая отдала ему свою жизнь, и от которой родились его сыновья.
Но что ожидает его в будущем? На что будут рассчитывать его дети? Думая о них, слезы навертывались на глаза Ясона. Он так их любил и, все-таки, ничего для них сделать не мог. Другое дело, если бы он женился на Г лавке. У них бы со временем родились дети. И тогда дети от Медеи и дети от Главки стали бы родными братьями, первыми вельможами в государстве, а не изгнанниками и нищими. Неужели этого не понимает Медея? -г- так думал Ясон, сидя за праздничным столом.
