При этом героическая поэзия индийцев, во многом следуя «шаблону» архаической героики, существенно отличается от героической поэзии других народов. Как писал в предисловии к современному русскому изданию «Махабхараты» П.А. Гринцер, «древнеиндийский эпос и похож и решительно не похож на другие эпосы. Сходство касается в основном героического слоя его содержания. Между тем поэмы складывались в течение многих веков, впитывали в себя новые идеи и воззрения, и героический идеал под влиянием этих специфических для индийской древности воззрений если и не был полностью снят, то, во всяком случае, был радикально переосмыслен». Это радикальное переосмысление героики выразилось прежде всего в трансформации героического конфликта в конфликт нравственный: стремление к славе должно сочетаться с законом, моралью, высшим долгом и религиозными обязательствами человека, то есть со всем тем, что индуистская философская традиция называет дхармой.
«Представление о дхарме является центральным для эпоса. Главный герой поэмы Юдхиштхира зовется «сыном дхармы» и «царем дхармы» , поле Куру, на котором происходит решающая битва, именуется «полем дхармы» , сама битва — «битвой за дхарму» , и борьба между героями эпоса ведется не только на материальном, военном уровне, но и на духовном, нравственном: «где дхарма, там победа» , — многократно возглашает «Махабхарата»» (Гринцер).
Битва пандавов и кауравов. Иллюстрация к «Махабхарате».
Главные действующие лица «Махабхараты» — двоюродные братья пандавы и кауравы — противопоставляются друг другу не только как обиженные обидчикам или высокие духом маломощным, но и как поборники справедливости ее противникам. Именно последнее противопоставление решает, в конечном счете, исход сражения на поле Куру, сражения, в котором сплелись сотни и тысячи судеб героев; «грандиозная битва мерит эти судьбы меркой сверхличной судьбы, меркой высшей справедливости» (Гринцер).
«Махабхарата» в индийской традиции считается пятой ведой, доступной, в отличие от четырех канонических, для всех, а не только для причастившихся тайн бытия брахманов. Тем не менее при всей своей «доступности», экзотеричности она чрезвычайно многогранна, содержит в себе многочисленные «напластования смыслов», поэтому любое, сколь угодно подробное изложение содержания этой поэмы будет по определению ущербным: воспринять «Махабхарату» как целое возможно лишь при изучении оригинала — и при неоднократном его прочтении. Однако ни одно исследование индийской мифопоэтической традиции не будет полноценным без рассказа о великой битве потомков Бхараты, поэтому мы все же позволим себе ниже изложить основной сюжет одного из величайших текстов в истории человечества.
Историческую основу «Махабхараты», которая сама себя часто называет итихасой (буквально «так было на самом деле») или пураной («повествование о древности»), составляет междоусобная война в племени бхаратов, разгоревшаяся на рубеже II и I тысячелетий до нашей эры. В поэме эта эпоха приобретает черты героического века, столь возвышенно описанного древнегреческим поэтом Гесиодом:
После того как земля поколенье и это покрыла,
Снова еще поколенье, четвертое, создал Кронион
На многодарной земле, справедливее прежних и лучше, —
Славных героев божественный род. Называют их люди
Полубогами: они на земле обитали пред нами.
Грозная их погубила война и ужасная битва.
В Кадмовой области славной одни свою жизнь положили,
Из-за Эдиповых стад подвизаясь у Фив семивратных;
В Трое другие погибли, на черных судах переплывши
Ради прекрасноволосой Елены чрез бездны морские { Перевод В.В. Вересаева. }.
Подобно греческим героям, герои индийские ведут свой род от богов. Так, Арджуна — сын Индры, Юдхиштхира — сын бога Дхармы (или Ямы), Бхима — сын Ваю, Дрона — сын божественного риши Бхарадваджи и т. д. Иногда герои признаются воплощениями божеств: Рама (Рамачандра) и Парашурама — воплощения Вишну, Драупади — воплощение Лакшми, братья-кауравы считаются воплощениями асуров. Впрочем, их божественность в эпосе практически не играет роли, разве что выделяет героев из числа прочих людей. Можно, пожалуй, сказать, что божественность героев «Махабхараты» сугубо формальна; эта поэма — произведение «человеческое, слишком человеческое» (Ф. Ницше), история о людях и для людей — на фоне бесконечного многообразия мироздания.
«Героическая поэзия основана на редком сочетании различных свойств. Во-первых, она преподносит слушателю увлекательную историю, ибо он становится свидетелм захватывающих событий, рискованных предприятий и головокружительных перипетий; во-вторых, эта история представлена так, что не возникает сомнения в том, насколько значительны описываемые происшествия и люди, в них участвующие. Поэт изображает живой мир и стремится представить его как можно более полно и основательно. Таковы заданные рамки, но внутри них находится место для множества вариаций, не просто отличающих один народ от другого, но создающих разнообразие внутри одного поэтического произведения. И тогда героическая поэзия приобретает почти всеобъемлющую мощь и размах, не свойственные никакому другому роду литературы» (Боура).
«Махабхарата» — целостный взгляд на мир; эта поэма лежит в основе всей индоевропейской мифопоэтической традиции {Древнегреческий ритор Дион Хризостом утверждал, что индийцы знали поэмы Гомера и переложили его произведения на свой язык, назвав их на свой лад, то есть «Махабхаратой». Эта теория в XIX столетии получила признание и в научных кругах; так, немецкий востоковед А. Вебер полагал, что индийцы «позаимствовали» у Гомера мотивы похищения Елены и похода на Трою и превратили их в сюжеты о похищении Ситы и осаде Ланки. «В настоящее время теория заимствования по многим историко-литературным и хронологическим соображениям в применении к древнеиндийскому эпосу признана несостоятельной, но его родство с другими эпическими памятниками остается неоспоримым. Только объясняется оно не заимствованием и тем более не случайным совпадением, а типологическими параллелями, негласными законами устного эпического творчества, которое развивалось в сходных исторических условиях и с помощью сходных фольклорных мотивов и композиционных моделей» (Гринцер)}. и по сей день является образцом, с которым пока еще никто не смог сравниться.
История противостояния пандавов и кауравов начинается со встречи царя Лунной династии Шантану со спустившейся на землю богиней Гангой. Царь Шантану правил в городе Хастинапуре (археологические раскопки подтвердили факт существования этого города). Однажды на охоте он встретил прекрасную женщину и немедля попросил ее руки. Женщина согласилась выйти за него замуж, но поставила условие: что бы она ни сделала, царь не станет на нее гневаться, в противном случае она его покинет.
У Шантану и Ганги родился сын. На глазах изумленного супруга Ганга взяла ребенка и бросила его в реку. Шантану был поражен, но, помня о своей клятве, ни словом не упрекнул жену. Та же участь постигла и шестерых сыновей царя, родившихся впоследствии. Когда же Ганга хотела бросить в воду последнего, восьмого, ребенка, царь не выдержал и обвинил жену в детоубийстве. В тот же миг женщина преобразилась, приобрела божественный облик и сказала мужу:
Погибнуть не дам я последнему сыну,
Но только тебя я навеки покину.
Я — мудрым Джахну{ Джахну — мудрец-риши, который в гневе выпил Гангу, когда она, низвергаясь с небес, нарушила его размышления. Впоследствии он смягчился и выпустил богиню-реку через ухо.} возрожденная влага,
Я — Ганга, несметных подвижников благо.
Жила я с тобой, ибо так захотели
Бессмертные ради божественной цели.
Я встретила восемь божеств, восемь васу,
Подвластных проклятия гневному гласу:
Их Васиштха проклял, чтоб гордые боги
В людей превратились, бессильны, убоги.
А стать их отцом, о властитель и воин,
Лишь ты на земле оказался достоин,
И я, чтоб вернуть им бессмертья начало,
Для них человеческой матерью стала.
Ты восемь божеств произвел, ясноликий,
Тем самым ты стал и на небе владыкой.
С тобою узнала я радость зачатья,
И васу избавила я от проклятья.
Дала я поверженным верное слово:
Когда в человеческом облике снова
Родятся, — их в Ганге-реке утоплю я,
Бессмертие каждому снова даруя.
Теперь я тебя покидаю навеки.
Меня дожидаются боги и реки.
Последнего уцелевшего сына Шантану назвал Бхишмой («грозным») и вырастил его с любовью и заботой. Мальчик с детства выказывал склонность к ратным подвигам и обещал превратиться с годами в великого воина.