- Ничего, ничего, - шепотом попытался успокоить его Гальперин, - эх зашить бы кожу, да нечем.
Он закрепил кожу пластырем как мог и стал бинтовать другу голову. Константин опять застонал и открыл глаза. При свете фонарика видно было, что зрачки у него двигаются не координировано. Едва Борис успел закрепить повязку как Костя закашлялся, перегнулся и его вырвало желчью. Девушка обтерла ему лицо мокрой косынкой и поднесла к губам кружку с водой. Пока тот пил, Борис успел промыть и смазать йодом собственную ссадину. Затем он погасил фонарик, сложил и спрятал аптечку.
- Г-где м-мы, что случилось, - заикаясь произнес Константин. Напившись он немного пришел в себя.
- В плену мы, скорее даже в рабстве, - Борис позвенел цепью, Контузию мы с тобой заработали. Я спереди, а ты сзади. Я тебя перевязал. Теперь отлежаться надо. Тебя чуть не скальпировали, но я тебе кожу обратно натянул. Шрам останется, но под волосами видно не будет.
- А с т-тобой ч-что?
- А мне в лоб булыганом засветили. А потом видимо ногами пинали. Нос вот сломали. Был он у меня прямой, а сейчас вот с горбинкой будет.
- А г-где мы сейчас?
- Где-где, на галере, вот где, - Борис поморщился, головная боль опять вернулась, - весла слышишь? А куда нас везут - не знаю. Наверное, на какой-то рабский рынок. Вот привезут - узнаем.
- Что-то н-не везет н-нам с тобой п-против кодлы б-биться, - Николаев горько усмехнулся, - в-второй раз н-нас побили. Ч-черт в-возьми, как голова кружится.
- Так перевес сил у них был не менее чем десятикратный. Вон третьего дня мы с пятерыми бандитами довольно легко справились. Да и пиратов немного покрошили, - Борис ободряюще похлопал друга по плечу, - а сейчас давай устраивайся поудобнее и постарайся поспать. Мне это тоже не помешает. Сон для нас сейчас - главное лекарство. Может и заикание твое пройдет.
С этими словами он стал пробираться обратно на свое место. Девушка последовала за ним. Едва они устроились у борта, как заскрипел поднимаемый люк палубы и в трюм спустилось два человека. В столбе света, проникающем в открытый люк, видно было, что у обоих на шее были рабские ошейники. Первый - здоровенный негр с курчавыми волосами, в шароварах и безрукавке, тащил на плече двухведерный бочонок. Второй -подросток лет двенадцати, явный мулат, нес в руке плетеную корзину. Пока негр, сверкая белозубой улыбкой, сноровисто пополнял бадейки с водой, его напарник стал раздавать пленникам еду. Каждому досталось по пресной лепешке и паре плохо провяленных сардин, пованивающих тухлятиной. Детям выделялось по половине порции. Закончив с раздачей пищи они на пару вынесли, опорожнили и принесли обратно поганые бадьи, поставленные в каждом отсеке для отправления естественных надобностей. Затем люк закрылся и в трюме опять потемнело.
Константин задремал, привалившись к борту. Аппетита у него не было, и он рассовал пайку по карманам. Борис пожевал лепешку, запивая ее водой. Рыба вызвала у него приступ тошноты, который он с трудом подавил, и он отдал остаток своей пайки девушке.
Та благодарно приняла его подарок и за несколько минут уничтожила обе порции. Видно было, что она не часто ела досыта.
Гальперин устроился поудобнее, положил голову на сгиб локтя и закрыл глаза. Плавное покачивание галеры и плеск весел убаюкивали, и он не заметил, как заснул.
Проснулся он внезапно от какого-то постороннего звука, насторожившего подсознание. Приподняв голову, Борис осмотрелся и прислушался. Проспал он видимо довольно долго и это подействовало на него благотворно. Голова практически не болела, опухоль на лице спала и даже к носу можно было притронуться относительно спокойно. В трюме было совершенно темно. Ни один луч света не просачивался снаружи сквозь доски палубы. По-видимому, наступила ночь, и галера легла в дрейф. Плеска весел слышно не было. Пленники в основном спали. Кто-то похрапывал, кто-то стонал во сне. В дальнем отсеке какая-то девушка молилась и просила защиты у пресвятой девы Марии. Но это все были привычные шумы. В этот момент разбудивший его звук повторился совсем рядом. Тонкий, на одной ноте скулеж, как будто щенок прищемивший лапку уже выбился из сил звать на помощь. Борис протянул руку на звук и наткнулся на девичье плечо. Его помощница сидела, вжавшись в закуток в носовой части галеры и беззвучно плакала, уткнув лицо в ладони. Только иногда у нее вырывался этот жалобный скулеж.
Борис придвинулся, обнял ее за плечи и стал успокаивать, тихонько поглаживая по голове. Всхлипывания постепенно стихли. Борис отвел ладони девушки от лица и, продолжая говорить ей что-то успокаивающее, обтер залитое слезами лицо подолом своей рубахи. В ответ та вдруг схватила Бориса за руки и начала покрывать их поцелуями.
- Что ты, что ты, - Борис попытался отобрать руки, но та вцепилась в него мертвой хваткой и вдруг начала горячим шепотом что-то говорить на осситане. Несмотря на то, что его знания этого языка еще оставляли желать лучшего, он понял почти все из ее сбивчивого рассказа, изобилующего повторами.
Оказалось, что ее зовут Аннет и она была единственной дочерью своего отца, в прошлом рыбака, который после увечья не мог больше ходить в море и зарабатывал на жизнь тем, что ремонтировал лодки в этой деревушке. Мать ее умерла несколько лет тому назад. Жила она с отцом и бабкой, которая уже практически не могла ходить. Жили они бедно, так как мать страдала женскими болезнями со дня ее рождения и не смогла родить отцу сыновей, которые были бы ему помощниками. Ей уже исполнилось шестнадцать лет, и она должна была бы быть замужем уже почти два года, но ее жених утонул на рыбалке через неделю после помолвки. Это сочли плохой приметой и к ней больше никто не сватался, тем более, что приданного у нее особенно и не было. А теперь она осталась одна на всем свете, так как дом их подожгли пираты, а отца, который бросился на ее защиту проткнул копьем тот самый мавр, которого Борис убил ударом в висок. Она видела, как вытаскивали тела из сарая, когда корсары согнали пленников на пристань. Бабка наверняка сгорела в доме. Аннет посчитала, что это она принесла несчастье своим близким, но заверяла Бориса, что она совсем даже не ведьма, а добрая католичка и ходила к мессе каждое воскресенье и исповедовалась регулярно. Это конечно грешно желать кому-либо смерти, но она ему очень благодарна за то, что он отправил этого мавра в преисподнюю.
Борису наконец удалось освободить руки. Он приобнял девушку за плечи и стал успокаивающе говорить ее, что вовсе она не приносит несчастья, что все еще может быть хорошо и она еще встретит кого-нибудь и устроит свою жизнь. В ответ Аннет обхватила его за шею и начала покрывать его лицо поцелуями. Потом, схватив одной рукой его правую руку, прижала ее к своей груди и склонившись к его уху начала что-то просительно шептать.
Вначале Борис не понял, что она хочет, но, когда разобрал, глаза у него полезли на лоб. Аннет просила, чтобы он лишил ее невинности здесь и сейчас.
- Но зачем? - искренне удивился он, - Ты еще так молода, у тебя вся жизнь впереди.
- Моя жизнь кончена, - продолжала шептать Аннет, - уже завтра галера придет в какой-либо тунисский порт и нас всех продадут на рынке рабов. Если увидят, что я девственна, а они проверяют - я знаю, то скорее всего продадут в гарем какому-либо берберийскому князю. Тогда остаток моей недолгой жизни пройдет где-то в пустыне, под замком и мои дети вырастут мусульманами и может быть когда-нибудь мой сын придет убивать моих же односельчан. А если у меня уже был мужчина, то меня продадут в какой-нибудь лупанарий в портовом городе. Мне придется ублажать сотни изголодавшихся по женскому телу матросов, но там у меня будет надежда скопить деньги на выкуп или просто сбежать. Шлюх в лупанарии взаперти не держат. Они и на рынок ходят и просто по городу. Правда с охраной. Я знаю, в соседней деревне в прошлом году одна вернулась через восемь лет. Еще шесть золотых динариев привезла и сразу за мельника вдового замуж вышла.
