Впрочем, если речь не шла о профессиональной конкуренции, «традиционные» знания в Вавилоне вполне уживались с «нетрадиционными».
Например, учение вавилонских жрецов о том, что пересеченная Тигром и Евфратом Земля, маленькая и плоская, как блин, плавает в Мировом океане, а сверху ее накрывают колпаки семи (или трех) небесных сфер, ничуть не мешало вавилонским купцам достигать Испании, Афганистана и Индии.
Астрология в древнем Вавилоне существовала бок о бок с астрономией: наряду с гороскопами тогдашние ученые составляли планетные эфемериды, умели предсказывать лунные затмения и владели способами пред-вычисления движения Луны и планет. Вавилонские математики знали теорему Пифагора за 1000 лет до рождения самого Пифагора, а шумеро-вавилонской шестидесятиричной системой мер мы пользуемся и сейчас, деля минуты на шестьдесят секунд, а час — на шестьдесят минут.
Не менее актуальными остаются в наше время и многие произведения аккадской литературы. Вот, например, знаменитый «Разговор господина и раба» — в нем звучит прямо-таки гамлетовское «Быть иль не быть?»
Разговор господина и раба
Позвал господин раба и сказал:
— Повинуйся!
— Да, мой господин! — с готовностью откликнулся раб.
— Запряги колесницу, я решил поехать во дворец!
— Хорошее дело! — одобрил раб. — Кто находится рядом с царем — добивается его расположения, явившегося во дворец ожидают милости владыки.
— Нет, пожалуй, я никуда не поеду! — махнул рукой господин, и раб тотчас согласился:
— И правильно — умный держится от дворца подальше. Явишься к царю — он пошлет тебя в поход, из которого ты можешь и не вернуться!
Вновь позвал господин:
— Раб, повинуйся!
— Да, мой господин!
— Подай воду для омовения рук, я сяду обедать!
— Отличная мысль! — закивал головой раб. — Кто часто ест — благодушен нравом, кто обедает — разделяет пищу с богами, вымытые руки любит целитель-Шамаш.
— Нет, что-то расхотелось мне обедать! — поморщился господин.
— И то верно, — поддакнул раб. — Что толку в еде, если голод и жажду не утолишь навеки?
Снова кликнул господин:
— Раб, повинуйся!
— Да, мой господин!
— Запряги колесницу — я поеду кататься за городские ворота!
— Отлично придумано! — воскликнул раб. — Кто сидит дома — не раздобудет поживы. Недаром говорит пословица: волка кормят ноги!
— Нет, подожди запрягать! Я, пожалуй, останусь дома.
— Конечно, так будет гораздо разумней! Лишь сумасшедшие шляются по степи, да еще бездомные бродяги. Того и гляди, нападут на тебя разбойники, или, пока ты колесишь незнамо где, твой дом обворуют. Недаром говорит пословица — дома всегда лучше!
— Раб, где ты там? — раздраженно закричал господин. — Вечно тебя не дозовешься!
— Я здесь, мой господин! Что прикажешь?
— Вот что я надумал: пора мне создать семью, завести детишек…
— Давно пора! — с жаром поддержал раб. — Что за жизнь у бездетного человека, что за смерть? Его и оплакать-то некому! Бессемейный без погребальных жертв уходит в Иркаллу, ест там прах и пьет тухлую воду!
— А может, не стоит мне жениться? — засомневался господин.
— Конечно, не стоит! — убежденно ответил раб. — Многих ли ты знаешь счастливых в браке? Да и дети, посмотри-ка на соседских: один кривой, другой золотушный!
— Так все-таки — жениться мне или не жениться? — топнул ногой господин.
— Не женись, не то вырастут дети — и промотают твое богатство!
— Раб, знаешь, что мне захотелось сделать? — зевнул господин. — Пойду-ка я в разбойники от скуки!
— Мудро придумано! — отозвался раб. — Как легче всего раздобыть еду и одежду, если не грабежом? Только став разбойником, быстро разбогатеешь!
— Нет, пожалуй, не стану я грабить на дорогах…
— И правильно — жизнь разбойника трудна и опасна, у купцов тоже есть мечи и дубинки! А если не убьют тебя в драке, так схватят и живьем сдерут кожу, или ослепят, или бросят в темницу!
— Раб, поди сюда! — закричал вельможа.
— Слушаю, мой господин!
— Полюблю-ка я прекрасную женщину!
— Правильно, господин мой, разве можно жить без любви? — убежденно согласился раб. — Только в любви забываются все печали и скорби!
— Нет, не хочу я ни в кого влюбляться!
— И правильно, на что тебе эта морока? Любовь женщины — западня для мужчины, женская красота — острый нож, направленный мужчине в сердце!
— Раб, где ты там? Ты мне нужен!
— Я здесь, мой господин! — откликнулся раб.
— Приготовь все для жертвоприношения, я хочу принести богам богатую жертву!
— Бегу, господин, лечу! Вот уж вправду благое дело! Кто приносит жертвы, облегчает свое сердце, кто дает богу — тому воздастся сторицей!
— Подожди! А может, не совершать мне жертвоприношения?
— Конечно, не совершай! Что за толк в богатых жертвах? Разве добьешься ты прока от бога, который требует от тебя то жертв, то обрядов, то еще чего-то? Недаром мудрецы говорят: религия — конопля для народа!
— Раб, меня только что осенила отличная мысль!
— Слушаю, мой господин! — отозвался раб.
— Стану-ка я ростовщиком, приумножу свои богатства!
— И вправду — мудрая мысль! — восхитился раб. — У ростовщиков всегда полным-полны кладовые. Недаром говорят: деньги должны делать деньги!
— А быть может, не надо мне становиться ростовщиком?
— Конечно, не становись! Сколько таких халявщиков уже прогорело! Давать людям в долг — ненадежное дело, поди-ка потом взыщи с должников проценты! Недаром говорят: только честный труд доставляет радость!
— Раб, поди сюда! Возвести всем людям: сегодня я совершу доброе дело для моей страны!
— Соверши, господин, соверши! — радостно закивал раб. — Кто делает добро своей стране, имя того не забудут вовеки!
— Нет, не совершу я доброго дела для страны! С какой стати?
— И правильно, господин мой, не совершай. Пройдись-ка по развалинам древних городов и посмотри на черепа людей, живших давно и недавно: можешь ли ты сказать, кто из них был злым, а кто — добрым?
— Но если так — что же тогда благо?! — в отчаянии возопил господин.
— Утопиться бы нам с тобой — вот что благо! — утомленно отвечал раб. — Все равно никому не достать до неба! Все равно никому не объять всю землю!
— Коли так, я убью тебя, раб! Первым отправлю в Ир-каллу!
— А ты, мой господин, надолго меня переживешь ли?
Зато герой другого вавилонского произведения предпочитает бесплодному размышлению активное действие. Остается только удивляться, как при таких энергии и изобретательности он не сумел выбиться из нищеты? А еще удивительнее то, что сказку об умном бедняке, перехитрившем жадного градоправителя, изучали и переписывали тогдашние школьники, которых, казалось бы, должны были воспитывать в почтении к высокому начальству.
Сказка о ниппурском бедняке
Жил в Ниппуре человек по имени Гимиль-Нинурта — бедняк из бедняков, голь перекатная. Не имел он ни сикля[99] серебра, ни крупинки золота, а из одежды — только ту, что была на нем. Когда у бедняги совсем подвело живот, снял он свою единственную одежду и сменял ее на козу-трехлетку.
Шел Гимиль-Нинурта домой полуголым и думал:
— Ну, зарежу я козу, да все равно ведь не попирую вволю, раз нет у меня ни вина, ни пива! К тому же соседи и родичи обозлятся, если не получат приглашения на обед, а пригласи всю ораву — самому достанутся рожки да ножки! Нет, лучше преподнесу-ка я козу в подарок градоправителю — может, он уделит мне что-нибудь от своих щедрот.
Сказано — сделано: бедняк пришел к воротам правителя Ниппура и рассказал привратнику Тукульти-Эллилю, что за дело его сюда привело.
Привратник отправился доложить вельможе:
— Господин! Там явился какой-то босяк и говорит, что он привел козу тебе в подарок!
— Видать, за ним числится грешок, раз он решил ко мне подольститься! — нахмурился градоправитель. — А ну, тащи пройдоху сюда!
Бедняк вошел в покои, держа левой рукой за рог козу[100], и почтительно склонился перед правителем:
— Да благословят тебя Эллиль и Ниппур! Пусть даруют тебе процветание Адад и Нуску!
— Что ты натворил, негодяй? За что пытаешься всучить мне взятку?! — рявкнул градоправитель.
Гимиль-Нинурта рассказал все, как есть, но богач не поверил чистосердечным объяснениям. Он велел швырнуть дарителю жалкие объедки, дать кувшин разбавленного пива и вытолкать взашей из дома.
— Вот что скажи своему господину, — выходя за ворота, бросил привратнику Гимиль-Нинурта, — он нанес мне одну обиду, я же отплачу ему тремя!
Услыхав об этой угрозе, градоправитель до вечера смеялся: ну что может сделать ему какой-то жалкий оборванец?