Поэма о боге чумы
Это случилось еще в ту пору, когда Эрра был холостяком и день-деньской полеживал в своем храме, отдыхая от ратных дел. Рядом с ним нетерпеливо ерзали семь Сибитти — злобных демонов, сыновей Ану.
Сразу после рождения Ану нарек каждому из сыновей свирепый жребий: первого он сделал неукротимым в буйстве; второму велел жечь огнем, полыхать пожаром; третьего уподобил свирепому льву-людоеду; четвертого наделил могучей силой, сокрушающей горы; пятому велел пройтись по земле ураганным ветром; шестого послал разить людей направо и налево; седьмого одарил змеиным ядом — пусть развлекается, истребляя смертных!
Снабдив детишек отеческими наставлениями, Ану послал их к Эрре на производственную практику, и вскоре Сибитти стали незаменимыми помощниками бога войны и чумы.
Вот и сейчас им не терпелось приняться за дело. Устав в конце концов ждать, когда их патрон раскачается, они осыпали Эрру непочтительными насмешками:
— Что сидишь ты дома, как слабый ребенок!
Как не знающим воли, нам ли есть пищу женщин?
Нам ли в страхе дрожать, как не сведущим в битве?
Уйти на волю — для мужчины праздник.
Даже князю во граде не снискать пропитанья,
Забранят его люди, он посмешищем станет,
Как он руку протянет уходящим на волю?
Пусть даже крепок сидящий во граде,
Над ходящим на волю как верх возьмет он?
Хлеб пусть в граде обилен,
не сравнится он с зольной лепешкой,
Сладкое цеженое пиво с водой бурдюка не сравнится,
Пышный дворец не сравнится с походной палаткой![102]
Пора в поход, на волю, в сражение! — голосили непоседливые Сибитти. — Расколошматим кого-нибудь в пух и прах — все равно, кого и за что — и наше имя вознесут игиги и ануннаки, а все прочие боги почтительно склонятся перед тобою, Эрра! Сколько можно сидеть без дела?
Мы, знатоки перевалов горных, о походах забыли,
На доспехи наши легла паутина,
Верный лук изменил нам, стал нам не под силу,
У острой стрелы наконечник погнулся,
Наш кинжал без убийства заржавел!
Хотим на войну! Хотим в поход! Хотим устроить кровавую сечу!
— Что ж, в поход так в поход, — зевая, согласился Эрра. — Только, боюсь, Мардук опять испортит нам всю забаву! Если мы хотим как следует поразмяться, нужно сперва услать старика подальше… За мной, братва, вперед, к Эсагиле!
С радостным гомоном Сибитти вслед за Эррой повалили из храма, как ни пытался их остановить миролюбивый Ишум, бог огня.
Буйная компания приблизилась к храму Мардука, и на шум в дверях показался заспанный хозяин Эсагилы в грязной одежде и нечищенной тиаре.
— Ну и вид у тебя, о великий Владыка! — насмешливо крикнул Эрра. — Неужели ты тоже когда-то держал в руках палицу, лук и стрелы? А теперь, гляжу, тебе не под силу даже почистить свою тиару! Да и храм твой совсем обветшал, того и гляди завалится набок!
— Я не хуже тебя умею устраивать драки, Эрра! — приосанившись, уязвленно ответил Мардук. — Видел бы ты, какие я учинял в молодости потопы, как лихо срывал с мест звезды и целые созвездья! От моих молодецких игр, бывало, пересыхали пашни, мелели реки, тысячами дохли земные твари! Потому и затмилась моя тиара, потому и храм покосился — я сгоряча отправил в бездну семь великих мудрецов, нет больше ни Нинильду, ни Гушкинбанды, ни Нингаля, ни других искусных мастеров, следивших раньше за убранством Эсагилы!
— А разыскать других мастеров взамен ушедших в Иркаллу ты, бедняга, не можешь? — хитро прищурился Эрра.
— Я, победитель Тиамат, все могу! — крикнул Мардук, выходя из храма. — Я отправляюсь за мастерами и материалами для починки Эсагилы, а ты пока присмотри здесь за порядком. Боюсь, много бедствий ожидает страну, если я оставлю без присмотра священный город!
— Конечно. Можешь на меня положиться! — серьезно заверил бог чумы.
Вывесив на дверях храма табличку: «Закрыто на реставрацию», Мардук отбыл в неизвестном направлении… И его дурные предчувствия немедленно оправдались: стоило ему покинуть Эсагилу, как по всей стране прошли потопы и ураганы, средь бела дня кромешная тьма покрыла землю, злобные демоны вырвались на волю и погасили звезды — а Эрра в темноте торжествующе гаркнул:
— Ахха-ха! Ну, теперь весь мир увидит, на что я способен!
Сокрушу я страну, обращу в руины,
Города разрушу, превращу в пустыню,
Горы снесу, зверей уничтожу,
Моря всколыхну, истреблю их богатства,
Искореню болотные заросли, спалю их, как Гирру,
Ниспровергну людей, погублю все живое,
Никого не оставлю даже на семя!
…Подниму я общины друг против друга,
Сын отца возненавидит, не даст ему покоя,
Мать, улыбаясь, будет строить дочери козни!
Вдохновенной песне бога войны подтягивал оглушительный хор Сибитти:
— Шум людей прекращу, отниму у них радость,
Как костер, вражда запылает на месте дружбы!..
— Стойте! Стойте! Зачем вы замыслили принести стране гибель?! — кричал Ишум, но его никто не слушал.
Эрра и его воины так рьяно взялись за любимое дело, истребляя, буйствуя, сея повсюду раздор, что Ишум в отчаянии схватился за голову.
— Что ты наделал, неистовый Эрра?! Зачем ты привел врагов на вавилонскую землю?
Да, в Вавилон вступило чужеземное войско, и даже жрецы Эсагилы взялись за оружие. Трупы убитых завалили улицы, кровь священнослужителей потекла в Евфрат…
И как раз в это время из своей отлучки вернулся Мардук — в чистой одежде, в сияющей тиаре, с большой охапкой стройматериалов. При виде того, что творится в его священном граде, верховный бог охнул и в ужасе выпустил все из рук.
— Увы! — воскликнул он, подбирая полы одежды, чтобы не испачкаться кровью. — Никогда я не стану пить оскверненную воду! Никогда не войду в свое запятнанное кровью жилище!
Увы, Вавилон, чью вершину уподобил я пышной пальме,
— растерзал ее ветер!
Увы, Вавилон, что, словно кедровую шишку, зерном я наполнил,
— не насытиться мне им!
Увы, Вавилон, что, словно печать из янтаря, я повесил на шею Ану!
Увы, Вавилон, что, словно Таблицы судеб,
в руках держал я, никому не вверяя!
Так причитал Мардук над разоренной столицей, и ему вторили гневные вопли других богов и богинь.
Иштар кричала о судьбе своего города Урука: Эрра привел туда сутиев, и их жестокий правитель изгнал из храма Эанны певцов и танцоров! Где веселье, всегда царившее в городе Иштар, — пристанище иеродул[103], блудниц и девок? Где пышные праздники с песнями и лихими танцами?
На вопли богини эхом отзывался Иштаран — божественный покровитель города Даксы: по вине Эрры этот город совсем обезлюдел, его храм Эугаль[104] разрушен врагами!
А Сиппар, который не уничтожили даже волны великого потопа? Теперь его древние стены начисто снесены — и в этом тоже повинна шайка Сибитти вместе со своим кровожадным главарем!
— Мы давно привыкли к твоим выходкам, бог войны, но на сей раз ты перешел все границы!
Воитель Эрра! Правого предал ты смерти
И неправого предал ты смерти,
Кто пред тобой повинен, предал ты смерти,
Кто пред тобой не повинен, предал ты смерти!
Никого ты не пощадил — ни жрецов, ни царских слуг, ни маленьких девочек, ни воинов, ни полководцев! Посмотри — вся страна по твоей вине превратилась в безжизненную пустыню!
— Никогда я не слышу похвал за мои самоотверженные труды! — оскорбленно вскричал Эрра (Сибитти за его спиной скромно молчали.) — Вечно мне приходится страдать из-за моего неиссякаемого человеколюбия! Да, Мардук, я старался только для блага твоих любимых вавилонян, для блага наших дорогих аккадцев! Когда приморец убьет приморца, субарей — субарея, ассириец — ассирийца, эламит — эламита, кассит — кассита, сутий — сутия, кутий — кутия, — угадайте, что тогда произойдет?
Все боги в смятении переглянулись, и Эйя печально произнес:
— Тогда придется заново создавать людской род…
— Неправильный ответ! — проревел Эрра. — Тогда над всеми возвысятся аккадцы! Ну что, замечательно я придумал? Эй, вон ползет еще несколько недобитых субареев!
