История вообще штука парадоксальная, капризная и зачастую несправедливая. Она похожа на изобилующую крутыми поворотами реку. Вот мы стоим на площади между храмом Иштар и дворцом великого Навуходоносора, царя могущественной страны, которая властвует сейчас над многими сопредельными народами. Но если мы обернемся и бросим взгляд на два века в прошлое — мы увидим, как в этом городе бесцеремонно, словно на своем приусадебном участке, хозяйничает ассирийская царица Семирамида. А стоит приподняться на цыпочки и заглянуть за следующий поворот реки…
Пронеслось каких-нибудь два-три кратких века — и что осталось от великолепия «Врат Бога»?
Сверхмощные укрепления, которыми Навуходоносор окружил свою столицу, не защитили Вавилон от персов, и царь Ксеркс превратил Э-таменанки в груду развалин. Висячие сады обрушились, когда за ними перестали ухаживать, пришли в запустение шумные улицы, и к началу нашей эры на месте блистательного Вавилона остались лишь безжизненные руины. А потом люди забыли даже место, где стоял великий и злосчастный город…
…пока в XIX веке здесь не начал раскопки Кольдевей и пока покрытые клинописью глиняные таблички не открыли для нас мир вавилонян — удивительный и тревожный, в котором боги когда-то были подобны людям…
«Когда боги, подобно людям…»
После того, как земля отделилась от суши, каждому богу достался свой жребий: Ану получил во владение небо, Энлиль — землю, Эйя-Энки воцарился в океане, семь великих богов ануннаков воссели рядом с престолом Ану — на долю же многочисленных небесных богов Игигов остался лишь тяжкий труд под присмотром свирепого бога войны Нинурты.
Игиги выкапывали каналы, прокладывали русла великих рек, строили подводный дворец Апсу. Две с половиной тысячи лет трудились они и днем и ночью, пока их терпение не иссякло.
Измученные работяги побросали свои орудия и устроили первую в мире забастовку.
Они кричали, наполняясь злобой,
Они шумели в своих котлованах:
— Хотим управляющего увидеть!
Пусть он отменит труд наш тяжелый!
Он, советник богов, воитель!
Пойдем, разыщем его жилище![107]
Так кричали игиги, требуя справедливости, но их вожак не удовольствовался одними экономическими требованиями. Этот отчаянный малый (чье имя, к сожалению, осталось безвестным) призвал забастовщиков пойти войной на Энлиля, сбросить верховного бога и выбрать вместо него другого:
— Неправедно был назначен Энлиль!
Его заменим, другого назначим!
Он, советник богов, воитель!
Пойдем, разыщем его жилище!
Игиги послушались предводителя; они сожгли ненавистные лопаты и корзины, взялись за руки и дружно двинулись к Экуру, храму Энлиля.
А верховный бог в это время крепко спал и даже не услышал, как окружают его жилище; только привратник выглянул на шум и увидел столпившихся у храма Игигов. Со всех ног он бросился будить Нуску — небезызвестного нам слугу и прихлебателя Энлиля, — а тот поспешил растолкать господина и обрушил на него ужасную весть:
— Господин мой, твой храм оцеплен,
Подошла битва к твоим воротам!
Энлиля как ветром сдуло с роскошного ложа. Трясясь от страха, он велел запереть храм на все засовы и поскорей послал за Ану и ануннаками.
И вот боги собралась на совет в осажденном храме. Первым делом они приказали Нуску выйти к восставшим и спросить, чего желают игиги? Кто подстрекнул их к бунту, кто побудил пойти войной на Энлиля?
— Все, как один, войну объявили —
заревели игиги в ответ на робкий вопрос слуги. —
В котлованах нам
Положили трудиться!
Непосильное бремя нас убивает,
Тяжек труд, велики невзгоды.
Ныне мы, боги, все, как один,
Идем к Энлилю, несем наше слово!
Услышав столь дерзкие речи, верховный бог со слезами в голосе воззвал к Ану:
— Да как они смеют, отец?! Как смеют эти бесстыдные бунтовщики поднимать против меня голос?! Ты должен немедленно покарать окаянных злодеев!
— Но ведь игиги — тоже боги, и речи их вполне справедливы, — рассудительно возразил Ану. — Они трудились две с половиной тысячи лет и заслужили отдых!
— Подумаешь, поработали одну тысчонку лет! — капризно заявил Энлиль. — И что с того, что они тоже боги? Да, трудно быть богом, зато как почетно! А неблагодарные лентяи-игиги вместо того, чтобы гордиться своим почетным правом на труд, осмеливаются требовать еще и права на отдых! Но если они уйдут на покой, кто же тогда будет работать? Уж не думаешь ли ты, отец, что я сам возьму в руки кирку или лопату?
— Пусть прародительница Нинту сотворит человека, который сможет взять на себя работу Игигов, — вмешался в спор премудрый Эйя и почтительно обратился к божественной повитухе:
— О праматерь, творец человеков!
Сотвори человека, да несет он бремя!
Да примет труды, что Энлиль назначил!
Корзины богов — носить человеку!
— Что ж, я создам человека, если ты, Эйя, мне поможешь, — откликнулась Нинту.
Да, непростое это было дело, кровавое и трудное, — сотворение человека. Богам пришлось по жребию выбрать одного из Игигов, убить его и на божественной крови замесить глину, которая стала человеческой плотью.
Из его тела, на его крови
Намесила богиня Нинту глины.
Чтоб вечно слышали стуки сердца,
Разум живет во плоти бога,
Знает живущий знак своей жизни,
Не забывал бы, что имеет разум.
Когда она замесила глину,
Позвала Ануннаков, богов великих.
А Игиги, великие боги,
Слюною своею смочили глину…
Так общими усилиями были созданы первые люди, и Нинту проговорила, любуясь своим творением:
— Теперь вы свободны, игиги! Идите и отдыхайте! А ваши корзины, ваши лопаты отныне достанутся человеку.
Так и случилось — смертные создания Нинту и Эйи трудолюбиво взялись за работу, которую прежде выполняли игиги.
Все шло прекрасно, пока через двенадцать веков люди не расплодились настолько, что вечно всем недовольный Энлиль начал жаловаться на шум и гомон за стенами Экура. Недолго думая, верховный бог наслал на человечество чуму и моровую язву, и смертные гибли от мора до тех пор, пока на помощь им не пришел Эйя.
По совету хозяина Апсу люди ублажили свирепого посланца Эрешкигаль Намтара — и моровое поветрие тут же прекратилось.
Приободрившиеся люди опять неосмотрительно начали нарушать тишину возле храма Энлиля, и божественный мизантроп обрушил на них новые бедствия — засуху и неурожай. На этот раз Эйя не сразу решился вмешаться: Энлиль и без того злился на него за постоянные поблажки смертным! Стиснув зубы, Эйя долго притворялся глухим, как ни молил его о помощи мудрейший из жителей Ниппура, Атрахасис.
Он заклинал Энки в молитвах,
Искал знамения в сновиденьях.
Он приходил к храму бога,
Пред храмом бога сидел и плакал.
Пред алтарем ему жертвы ставил…
И наконец добрый бог не выдержал, украдкой проскользнул в сновидение Атрахасиса и дал своему любимцу долгожданный совет.
Следуя этому совету, люди принесли богатые жертвы повелителю дождя и бури Ададу, и подкупленный бог ниспослал на поля долгожданную влагу. Вновь налились зерном колосья, голод уступил место изобилию, смертные перестали тысячами уходить в Иркаллу…
А Энлиль сразу догадался, кто опять сорвал его планы, и взбеленился, как Эрешкигаль во время критических дней!
Вне себя от гнева он созвал собрание богов и перед всеми яростно обличил Эйю в саботаже:
— Всюду, куда б ни ступил ты,
Ты облегчаешь бремя, даешь послабленье.
Ты допустил процветанье людское,
Дал им дышать на земле под солнцем!
Но смотри, если ты еще хоть раз помешаешь моим замыслам — ты горько об этом пожалеешь! — бешено проорал Энлиль. — Больше я не потерплю вмешательства в мои планы, слышишь?! А планы эти таковы…
