Прельстилась шинкарочка
На казачьи слова,
И садилась шинкарочка
Коню за бедра.
Да повез он шинкарочку
Во темны леса,
Повесил шинкарочку
Он на сосенку,
Зажег казак сосенку
Снизу доверху.
Сосенка горит,
Шинкарочка кричит:
«Да донские казаки
Все обманщики!»
– «А вот тебе, шинкарочка,
Да наш тихий Дон».
Рождение внебрачного ребенка
Не во славном было граде Вавилоне, Вавилоне,
Там жила ли была вот красная девушка, Она дочь отецкая. Дочь отецкая.
Прожила ли она, вот красная девица,
Ровно тридцать лет,
Ровно тридцать лет.
Не имела себе вот красная девушка,
Себе одного, ай, одного греха,
Одного греха.
Приезжали к ее вот родимому батюшке
Всё из гор князья,
Князья-узденя.
Приезжал ли к ее вот родимому батюшке Сам Султан-паша, ай, турецкой султан, Турецкой султан.
Как в его ли лицо вот красная девушка, Вот она влюбилася, Вот влюбилася.
Она в его ли красу вот она прельстилася,
Перельстилася.
Совершала она, вот красная девушка,
Богу тяжкий грех,
Богу тяжкий грех.
Породила она младого юношу,
Сына Македонского,
Македонского.
Как узнал-то ли, узнал вот родной ее батюшка, Стал журить-бранить.
Ай, что журит-то ли он, бранит вот красную
девушку,
Ее со двора вон долой гонит, Он долой гонит:
«Ты сойди-ка, сойди, вот красная девушка, С мово широка, ай, широка двора, Широка двора.
Ты снеси-ка, снеси ее, худу славушку, Худу славушку».
Как взяла-то ли, взяла вот красная девушка Младого юношу, сына Македонского, Его Александрушку, Александрушку.
Как пошла-то ли она вот не стежечкой, Не дорожечкою,
Не дорожечкою, а тропиною она всё, Вот всё звериною, Всё звериною.
Как навстречу ей, вот красной девушке, Да младой охотничек, Да охотничек:
«Да Бог помощь тебе, вот красная девушка,
Куда тебя Бог бедну несет?
Бог бедну несет».
«А иду ли я, иду я, красна девушка,
По скрай моря синего,
Моря синего.
Еще я просить буду, я просить буду – Не губи-ка ли ты младого юношу, Сына Македонского! Македонского».
«Как построим тебе, вот красная девушка, Вот теплую гнёздушку, Да и гнёздушку.
Да с окошечками тебе, вот красная девушка, Уж мы во чисту поля, Во чисту поля,
А воротичками мы во синю моря, Во синю моря.
Да как будут приезжать всё из гор кораблички, Да кораблички,
А младой юноша уж и будет признавать Родимого батюшку».
Во городе во Москве
Случилася беда не маленькая:
Молоденькая монашенка
Дитё родила,
Ночкой темненькой
В Москву-реку снесла,
Забросила в Москву-реченьку.
Подметили рыбаченьки,
Закинули шелков невод
Не поймали они белу рыбицу,
Поймали они дитё малое,
Принесли его в Москву-город.
«И беда эта монастырская, -
Сказала игуменьша.
Игуменьша испугалася,
Испугалася, сгоревалася.
Посылает она во зеленый сад,
В зеленым саду цветов набрать —
Всем монашенькам из живых цветов
Венки повить.
Положила игумсньша всем монашенькам
Венки на головушку.
Приударили в большой колокол,
Всех монашенек в собор ведут.
У всех монашеньков венки цветут,
На молоденькой монашеньке Венок повял.
Как по тихому было
У нас по Дунаю,
По крутому было бережку
Тут ходят и гуляют
Удалые молодцы;
По другую сторонушку -
Красны девицы-души.
Как одна из них девчонка
Всех смелей она была,
Всех она вот посмелее и повежливее;
Через тихий Дунай
Она голос подала:
«Кто ж бы, кто ж бы, ребятушки,
Посмелее из вас был:
Кто ж бы тихий Дунай переплыл,
За того ж бы я, красная девка,
За того б замуж пошла!
Ни за чем бы, красная девка,
Не разгадывала:
Ни за старость, ни за младость,
Ни за бедностью его».
Выбирался старичишка – стар,
Седа уж его борода.
Он скидает и бросает
Цветно платьице с себя,
Он кидался и бросался
Во Дунай быструю реку.
Он плывет-восплывает,
Точно серый селезень;
Он головушку несет,
Точно лебедь молодой.
Подплывает старой
Ко крутому бережку.
Тут и красная девка
Испугалася его,
За подруженек своих бросалася: «
Уж вы, девушки-подружки,
Сберегите вы меня
От такого от старого,
От седой уж его бороды!»
Семейно-бытовые и социальные отношения
Как поехал князь Василий
Во иной город на службу,
Провожает его матушка родима,
Его родные три сестрицы,
Его милая млада княгиня.
Он наказывает, князь Василий,
Своей матушке родимой:
«Ох ты мать моя родима!
Береги мою княгиню.
Корми ее калачами,
А пои сытой медяною».
Еще только князь Василий
С двора съехал,
Его матушка родима
Жарко мыленку топила,
Горюч камень разжигала,
По белым грудям снохе катала.
В первы сноха воскричала -
Мать сыра земля простонала,
Во другорядь воскричала -
Все темны леса к земле приклонились,
Во третий сноха воскричала -
Под ним добрый конь споткнулся.
«Вы постойте-ка, князья, бояре,
Знать, у меня дома нездорово,
Либо матушки не стало,
Либо милой которой сестрицы,
Либо моей младой княгини».
Подъезжает князь Василий
К своему-то дому,
Растворяются ворота,
Встречает его мать родная
Со середнею своей сестрою.
Как возговорит же князь Василий:
«Ох ты матушка родима!
Где моя мила млада княгиня?»
Как возговорит же ему мать родима:
«Со большой сестрой во пиру беседе,
Со князьями, со боярами».
Как поехал же князь Василий
Во честной-то пир-беседу,
Как ходил же и смотрел
Во честном пиру, в беседе,
Нигде своей княгини не видит,
Увидал же сестру родную,
Он и спрашивает свою сестру родную:
«Ой еси, сестра моя родная!
Где моя мила млада княгиня?»
Как возговорит сестра родная:
«Твоя милая княгиня
Со меньшой сестрой в саду гуляет».
Поехал же князь Василий
Во тот же зелен садик.
Он ходил-гулял по садочку,
Увидал сестру родиму,
В саду ходит, плачет.
Он подходит к ней тихонько,
Говорит с нею легонько:
«Ой оси, сестра моя родная!
Где моя мила млада княгиня?»
Как возговорит ему сестра родима:
«Ох ты братец мой родимой!
От тех пор я ее не видала,
Как с двора тебя проводила,
Ты поди-ка ко своей служанке,
К своей верной няньке,
Она об твоей княгине знает».
Пошел же князь Василий,
Он приходит же к служанке,
К своей верной няньке,
Пал пред нею на колени:
«Ты скажи мне, верна нянька,
Где моя мила млада княгиня?»
Отвечает ему нянька,
Сама слезно плачет:
«Я сказала бы, да убоюся
Твоей матушки родимой!»
Как возговорит же князь Василий:
«Уж ты бай, нянька, не бойся,
Уж я сам тебя не выдам».
– «Ох ты батюшка, князь Василий,
Твоя-то княгиня
Во светлой светлице,
Во новой гробнице
Во белыим платье».
Как пошел же князь Василий,
Идет, сам слезно плачет,
Всходит же во светлую светлицу,
Увидал же новую гробницу,
Во гробнице его милая княгиня
Во белыим платье.
Чуть-едва мог на ногах стояти,
Подходя ко гробу, слезно плакал.
Говорил он таки речи:
«Ты прощай, мила млада княгиня,
Не видать мне тебя вовеки,
Ты милей всех была мне в свете!»
Пошел к матери родимой,
Он пришел же, сам слезно плачет,
Возговорил ей таки речи:
«Ох ты мать моя родная,
Какова есть на свете змея люта,
И та всех детей своих не поедает,
А ты сьела мою княгиню,
Погубила мою молодую,
Разлучила меня с нею вовеки,
Уж я не буду знати и почитати,
Матерью родимой тебя называти,
Никогда меня у себя и не увидишь!»
Понесли ее хороните,
Спущают во сыру землю.
Злое зелье крапивное,
Еще злее да люта свекра.
Люта свекра – молодой снохе:
«Ты поди, моя невестка, во чисто поле,
Ты стань, моя невестка, меж трех дорог,
Меж трех дорог, четырех сторон,
Ты рябиною кудрявою,
Кудрявою, кучерявою».
Туда ж ехал добрый молодец,
Он стал под рябинушку.
Кудрявую, кучерявую.
Без ветру рябина зашаталася,
Без дождю рябина мокра стала,
Без вихрю рябина к земле клонится,
За черные кудри ловится.
Приехал сын к матери:
«Сударыня моя матушка!
Иде ж моя молода жена?»
– «Твоя жена с двора сошла,
С двора сошла, детей свела».
– «Сударыня моя матушка!
Сколько в службе ни езживал,
Такого дива не видывал:
Как в поле, промеж трех дорог,
Меж трех дорог, четырех сторон,
Как стал я под рябинушку,
Кудрявую, кучерявую,
Без ветру рябина зашаталася,
Без дождю рябина мокра стала,
Без вихрю рябина к земле клонится,
За черные кудри ловится!»
– «Возьми, сын, ты остру саблю,
Ссеки рябину под корень!»
Он раз вдарил, она охнула.
