послышалось в ее тоне нечто заговорщицкое. – Он еще и человек, с которым вы с Вивьеном когда-то дружили. И ваш наставник.
– Наш наставник – епископ Лоран, – резко возразил Ренар. Воспоминания о дружбе с Анселем сейчас были ему особенно неприятны, но Элиза не оставила эту тему.
– Хорошо, пусть так. Но ведь и ты когда-то был дружен с Анселем, а не только Вивьен. В те времена, когда он учил вас. Судя по вашему рассказу, он в то время вызывал у вас обоих такую же симпатию, или, по крайней мере, уважение, как у Гийома в Кантелё. Гийом был… у него были странные представления о людях. Он лучше разбирался в управлении землей, чем в человеческих душах. И я до сих пор не знаю, на чем строилась его дружба с Анселем. Ну а Вивьен… – Она вздохнула. – Вивьен любил необычных людей, его занимали странности и загадки. Так он и со мной сошелся, вместо того чтобы арестовать. И я понимаю, что Ансель был ему любопытен. Судя по тому, что ты пересказал, любопытен настолько, что Вивьен даже отправился в Каркассон.
– Он поступил, как предписывают обязанности инквизитора, когда пошел в Каркассон… – буркнул Ренар.
– Да, – согласилась Элиза. – Но по служебным обязанностям, он должен был сдать Анселя вам с епископом. А он не сдал и не делился своими подозрениями. Так что я называю это любопытством. И, – она невольно покривилась, – симпатией к Анселю. Тем, что я силюсь объяснить и не могу. Я не всегда понимала Гийома, так что неудивительно, что меня смущали его личные привязанности, но Вивьен – Вивьен не вызывал у меня недоумения! У него всегда был ты, вы дружите с детства, он никогда не был одинок. Я понимала его. Даже наши разногласия мы могли легко разрешить в беседе. Почти всегда. – Элиза легонько стукнула кулаком по кровати и шумно втянула носом воздух. – И сейчас бы разрешили, будь он жив. – На некоторое время она замолчала, и Ренар слышал в звуках ее дыхания неподдельную скорбь. Наконец, она продолжила: – У меня почти не было к нему вопросов, а когда появлялись, он на них отвечал. Но его дружба с Анселем и то, чем он ему так дорог – вот этого я понять не могу! Поэтому я спрашиваю у тебя – как у единственного ученика Анселя из Руана, который еще может мне ответить. Чем вам всем нравился Ансель де… Ансель Асье?
Ренар ответил не сразу. Над этим вопросом он и сам задумывался с тех пор, как произошел налет инквизиции на Кантелё. Почему все руанское отделение подвела выработанная годами допросов и расследований наблюдательность? Почему Ансель не вызывал у них подозрений, а если и вызывал, то они упорно не хотели обращать на них внимание? Почему, в конце концов, у самого Ренара осталась не имеющая отношения к службе болезненная обида, которую он, несмотря на свою невозмутимость, не смог заглушить за много лет?
– Он не казался плохим человеком, – нехотя сказал Ренар после затянувшейся паузы. – Скорее, наоборот. Он был дружелюбен, вежлив, скромен. Всегда готов помочь. Он проявлял участие в наших делах, но при этом не любопытствовал излишне и никогда не навязывался. Он говорил интересные и мудрые вещи, и его хотелось слушать. Жаль, что такой талант рассказчика он растрачивает на то, чтобы запутывать разум людей своей ересью. – Ренар с неприязнью поджал губы. – Но, надо сказать, о ереси он с нами не говорил. Даже намеков не делал! Ну… со мной он об этом не говорил. Хотя, думаю, что и Вивьена он не пытался обратить в свое учение, что бы тот ни доказывал на допросе. Эти разговоры он, судя по всему, оставил для графа де'Кантелё. Мы ведь все-таки инквизиторы. Даже Ансель не мог быть настолько самонадеян, чтобы попытаться обратить нас.
Ренар пожевал губу, помедлил, и выпалил:
– Черт побери, меня бы могли снова отправить в допросную за такие слова, но в обществе лесной ведьмы не побоюсь сказать: я действительно уважал Анселя! Хотел заслужить его наставническое одобрение, хотел услышать, что он думает по одному или другому поводу…
– Он был хорошим учителем? – тихо спросила Элиза.
– Не знаю, сможет ли это понять женщина, но есть особенная важность в том, кто учит тебя обращаться с оружием. Ансель умел разглядеть в нас нашу собственную, личную силу, показывал нам ее, учил применять. Он умел быть строгим и одновременно так выражал одобрение, что его хотелось заслуживать снова и снова. И при этом он общался с нами, как с равными. Не как с нерадивыми мальчишками, которые еще ни на что не способны. Не как с жестокими и опасными людьми, от которых стоит держаться подальше или вести себя подобострастно, если не хочешь проблем. А как с обычными людьми. Это было непривычно. Это подкупало. Возможно, он также вел себя и с твоим графом – представителя знати тоже может удивить общение на равных, которого Ансель умудрялся придерживаться со всеми.
– Если бы я не знала, о ком ты говоришь, и что он сделал, то сейчас прониклась бы симпатией, – горько усмехнулась Элиза.
– Вот и мы прониклись, не зная, кто он и на что способен, – в тон ей ответил Ренар.
– Не скажу, что теперь поняла все, но, по крайней мере, ваше отношение к Анселю меня уже не так удивляет.
– Меня и самого чуть меньше удивляет после того, как я все это проговорил вслух, – признался Ренар.
– Рада, что смогла хоть чем-то облегчить ситуацию, – вздохнула Элиза, поднялась с кровати, подошла и сняла припарку с глаз молодого инквизитора.Ренар сел на лавке и потер глаза. После влажной темноты под пропитанной настоем тряпицей даже скудный свет от печи и пары свечей казался слишком ярким. Поморгав, он широко открыл глаза и попробовал разглядеть что-нибудь на противоположной стене. Он втайне надеялся, что зрение улучшится, хотя и понимал, что вряд ли этого можно достичь за один вечер – какие бы колдовские ритуалы ни приписывали травнице суеверные соседи, Ренар за ней магической силы не замечал, а значит, ее зелье не могло творить чудеса.
Зрение осталось таким же. Разве что напряжение стало чуть слабее, и мутноватые очертания всего, что располагалось дальше нескольких шагов от Ренара, раздражали меньше, чем обычно.
– Ну как? – без особого воодушевления спросила Элиза.
Ренар кратко описал свои ощущения.
– Ну, хоть что-то, – вздохнула травница. – Завтра отправлюсь в город. Похожу по рыночной площади, быть может, найду что-то, что наведет на мысль, или найду рукописи целителей. Денег
