по императорскому указу. Венгрию постигла та же участь. Реальным бенефициаром ослабевающего влияния правящей мадьярской элиты стала не коалиция городских социальных групп, а, как писал Ласло Петер, "государственный механизм... не восхождения буржуазии, а хиваталла, восточноевропейское авторитарное государство".
В Венгрии, как и в австрийской половине монархии, несколько просвещенных интеллектуалов выдвинули предложения по решению как социальных, так и этнических вопросов. Инициативу взяли на себя буржуазные радикалы, а не Венгерская социал-демократическая партия. Главным теоретиком вопроса о национальности в контексте социальных реформ в Венгрии был Оскар Яши. Он был проводником духа группы буржуазных радикалов, многие из которых, как и он, были еврейского происхождения и сотрудничали с журналом Huszadik Század ("Двадцатый век"), основанным в 1900 году. Сторонники широких социальных и экономических реформ, включая эмансипацию крестьянства, демократическое местное самоуправление и всеобщее избирательное право, их основной теоретический вклад был сосредоточен на вопросах национальности. Яшипруда заявлял, что он первый человек в Венгрии, примиривший социализм и национализм. Его позиция препятствовала сотрудничеству с венгерскими социал-демократами, которых он считал догматичными в вопросе национальностей, хотя они одобряли Брюннскую программу 1899 года и аграрную реформу.
Вдохновленный формой научного эволюционизма, более обязанной Герберту Спенсеру, чем Марксу, Яши выступал за принятие пробуждения национального самосознания в пограничных районах Венгрии как неизбежного этапа человеческой эволюции, закладывая основу для подлинной федерации свободных народов в Карпатском бассейне, включающей Великую Венгрию в составе Австро-Венгерской монархии. Кошут двигался в том же направлении после 1859 года. К тому времени у него было достаточно времени, чтобы трезво оценить неудачу 1848 года. По его мнению, которого он неизменно придерживался до своей смерти в 1894 году, историческая миссия Венгрии заключалась в создании оплота против германского и российского империализма путем формирования Дунайской федерации, состоящей из Великой Венгрии, Румынии и южных славян. Но для Коссута это было революционным средством разрушения ненавистной империи Габсбургов; для Яши более широкая Дунайская конфедерация была тем, что нужно.
В его схеме сочетались идеи Карла Реннера о союзе автономных государств с принципом венгерского либерала Йожефа Эётвёша о сохранении исторических границ сложившихся государств. В него вошли бы пять федеральных государств: Австрия, Венгрия (без Хорватии-Славонии), Богемия, объединенная Польша и южнославянская Иллирия во главе с Хорватией, с возможностью присоединения Румынии в качестве шестого государства. Если бы его заставили выбирать, как это было в 1916 году, Яши, как и большинство венгерских разведчиков и государственных деятелей, больше опасался русских, чем немцев. Однако он неохотно поддержал Германию в войне. Его небольшая Радикальная партия, состоявшая из интеллектуалов, так и не получила массовой поддержки. Но, будучи министром по делам национальностей при республиканском правительстве Кароли в 1918/19 году, он возглавил кампанию по убеждению лидеров национальных групп в приграничных районах, в основном румын, словаков и русинов, остаться в границах Венгрии, предложив им полную автономию. Однако было уже слишком поздно. По мнению большинства историков, накануне Первой мировой войны возможности ненасильственных решений в Австро-Венгрии практически исчезли. Даже радикальная трансформация имперской структуры по федералистскому образцу, которую рассматривал наследник престола эрцгерцог Франц Фердинанд, с большой долей вероятности вызвала бы масштабное сопротивление той или иной этнической группы, которая считала себя жертвой новых договоренностей.
Босния
Третий и фатальный кризис пограничных земель Габсбургов разразился в Боснии и Герцеговине. Великое восстание боснийского крестьянства вызвало крупный международный кризис, который опрокинул домино по всей евразийской границе от западных Балкан через Дунайский бассейн, Кавказский перешеек и Транскаспию до окраины Внутренней Азии. Эта связь почти не была замечена историками. Босния и Герцеговина обладала всеми признаками зоны раскола. Мусульмане составляли 40 процентов ее населения, в основном новообращенные славяне; 42 процента были православными, а 18 процентов - католиками. Мусульманское население было сосредоточено в городах. Православные крестьяне трудились на землях мусульманских помещиков. Юридически они были свободны, но де-факто жили в состоянии фактического крепостного права. Под властью Османской империи православная церковь, однако, была изжита. С 1850-х по 1870-е годы богатые православные купцы помогали строить новые церкви и церковные школы в Мостаре и Сараево.
Они добивались уступок, подкупая местных османских чиновников, которые были вялыми и коррумпированными. Российские и европейские консульские чиновники соперничали друг с другом, оказывая давление, чтобы поддержать требования православного и католического населения, соответственно, в надежде укрепить свое влияние.
Интерес Габсбургов к экспансионистской политике на Балканах усилился после изгнания Австрии из Германской федерации и объединения Германии. Экономический кризис 1873 года усилил давление со стороны некоторых отраслей промышленности, чтобы защитить балканский рынок от конкуренции дешевых товаров из Великобритании и Бельгии; других привлекала перспектива эксплуатации богатых лесных и минеральных месторождений Боснии и Герцеговины.20 Австрийские военные чиновники, поддержанные местными габсбургскими бюрократами хорватского и сербского происхождения, утверждали, что завоевание Боснии и Герцеговины необходимо для обороны протяженного далматинского побережья. Они убедили императора Франца Иосифа предпринять месячное путешествие вдоль далматинского побережья с целью вызвать беспорядки на границе. В то же время османские попытки провести аграрную реформу натолкнулись на сопротивление местной мусульманской знати, что замедлило ее осуществление. В 1875 году многострадальное православное крестьянство в Герцеговине подняло восстание. Беспорядки быстро распространились на Боснию. Соседние сербы и черногорцы поддержали то, что изначально было социальным движением, в надежде продвинуть свои национальные цели за счет расширения территориальных границ. Австрийские и российские чиновники оказали помощь повстанцам, причем австрийцы предложили убежище беженцам, ожидавшим репрессий со стороны Османской империи. Русские вмешались дипломатически, чтобы предотвратить разгром сербов превосходящими силами Османской империи, значительно улучшенными в результате военных реформ. После этого перед российским правительством встала дилемма.
Министерство иностранных дел России выступало против односторонних действий и стремилось к сотрудничеству с Германией и Австро-Венгрией для урегулирования кризиса. Однако сотрудники Восточного департамента МИДа, в том числе русский министр в Стамбуле, граф Игнатьев и другие агенты на Балканах, которые были ярыми панславистами, выступали за политику освобождения балканских славян при содействии России. Они могли рассчитывать на поддержку сети славянских комитетов в России, готовых предоставить добровольцев для борьбы плечом к плечу со своими сербскими братьями, и на поддержку влиятельных лиц в русской прессе. Существование общественных организаций и народная пресса, свободная от предварительной цензуры, были продуктом российских реформ. В определенном смысле этот эпизод борьбы за пограничные земли был испытанием двух реформирующихся империй. В 1877 году, увлекшись панславистской агитацией, Россия объявила войну. Русская армия перешла Дунай, открыв новый фронт в борьбе за пограничные земли.
Военная победа России и дипломатическое поражение на Берлинском конгрессе позволили австрийцам аннексировать провинции в качестве компенсации за создание небольшого болгарского княжества. После оккупации Габсбургами в 1878 году Вена относилась
