аннексию и объявили о своей официальной приверженности империи. В боснийском парламенте мусульманские политики научились работать со своими сербскими и хорватскими коллегами. Применяя уроки коалиционной политики и политического компромисса - плоды "цивилизационного процесса", - мусульманские помещики смогли сохранить свою феодальную власть над крестьянством. К 1914 году они стали самыми верными подданными императора в Боснии. Эти частичные успехи имперской власти Габсбургов были омрачены современным ростом боснийских, сербских и хорватских партий - признаком большей политической сознательности и активности, но также и склонности к расколу.
Как и везде в монархии, бюрократическая, реформаторская политика стимулировала те самые национальные движения, которые она пыталась обуздать. Религия, возможно, была в центре внимания на ранних этапах, но национальные движения становились все более светскими. В начале двадцатого века ряд слабо связанных между собой тайных обществ, называемые в основном их врагами "Молодые боснийцы", возникли среди южных славян, имевших важные связи за пределами страны - от России до Соединенных Штатов. Большинство из них составляли сербы. Их целью было просто уничтожить Габсбургскую монархию. В Боснии и Сербии это были преимущественно студенты из первого поколения крестьян, получивших образование в городах. Студенты продолжали сохранять семейные связи с деревнями и духовные узы с православной церковью, что, возможно, разжигало их жажду мученичества. Интеллектуальной колыбелью студенческого движения была гимназия в Мостаре. В начале века молодые боснийцы попали под влияние рационалистических и антиклерикальных идей чешского философа и политического деятеля Томаша Масарика. Но аннексия Боснии и Герцеговины положила конец постепенности. Многие студенты отвернулись от Масарика, чтобы принять русских популистов. В их биографиях наряду с Мадзини часто упоминаются работы Чернышевского, Кропоткина и Бакунина. Они впитали в себя более древнюю местную традицию политического насилия, прославленную в героических подвигах первобытных повстанцев, таких как ускоки и хайдуки, и более новую тактику политических убийств, пропагандируемую революционерами "Народной воли". Но боснийские студенты не были копиями русских революционеров; для них национальное освобождение было важнее социализма. В этом они были больше похожи на армян того же поколения.
Убийство эрцгерцога Фердинанда 28 июня 1914 года стало кульминацией лишь одного из многих террористических заговоров младобоснийцев. Вооруженные и проникшие в сербское тайное общество "Унификация или смерть", известное как "Черная рука" и возглавляемое легендарным сербским полковником Аписом, младобоснийцы отошли от своего явного наставника, чтобы следовать своей собственной программе югославизма и проложить свой собственный курс. Главный убийца, Гаврило Принцип, происходил из сербской семьи, проживавшей в неспокойной пограничной зоне между Османской империей и Габсбургами. Члены его семьи служили османской, а затем австрийской администрациям. Другие заговорщики происходили из смешанных социальных слоев; некоторые из них были сыновьями православных священников. Некоторые из тех, кто выжил во время войны, стали известны как лидеры советников во время Второй мировой войны. Все они были вовлечены в большие социальные и политические преобразования в провинциях, происходившие под австрийским управлением.
Австрийцы столкнулись с почти неразрешимым набором проблем в недавно приобретенной ими пограничной Боснии. Но они также не смогли выработать последовательную политику. То они покровительствовали мусульманам, то пытались привлечь на свою сторону сербов, а в последние годы, под некомпетентным управлением генерала Оскара Потиорека, которому помогал Франц Фердинанд, они перешли к поддержке католицизма, что означало хорватов. Конечно, после 1910 года им пришлось иметь дело с неустойчивыми коалициями в парламенте - мусульмане вместе с сербами, сербы вместе с хорватами - в зависимости от вопросов. В конце концов, ни одна из основных групп не была удовлетворена, а наиболее активные радикалы были полны решимости разрушить всю структуру.
Австрийское управление и аннексия Боснии и Герцеговины приобрели поистине опасные международные масштабы, когда Вена агрессивно выполняла свою цивилизаторскую миссию, продвигая проект колонизации, который антагонизировал все политические группы. В 1886 году в двух провинциях насчитывалось всего 16 275 подданных Австро-Венгрии. К 1910 году их было уже 108 000. Планировалось увеличить это число, поселив там отставных унтер-офицеров - стратегия, которую использовали русские в понтийских степях, а после Первой мировой войны повторили поляки в Креси. В южной Венгрии был открыт специальный банк для переселения мадьярских крестьян и мелких землевладельцев. В экономической сфере проникновение на Балканы приобрело еще более откровенно империалистический аспект.
Австрийское правительство придерживалось двух направлений экономической экспансии: строительство железных дорог и заключение коммерческих соглашений, направленных на превращение Сербии в виртуальную колонию. В 1880 году Австрия подписала железнодорожную конвенцию с Сербией, а затем быстро продвинула строительство линии от австрийской территории до Белграда и Ниша, где она должна была соединиться с ветками через Македонию до Салоников и через восточную Румелию (вскоре объединившуюся с Болгарией) до Стамбула. Завершившись в 1888 году, восточная железнодорожная программа стала венцом австрийских усилий по противодействию британскому проникновению на Балканы через морские порты. В 1881 году Австрия заключила с Сербией тарифный и торговый договор, который ставил внешнюю торговлю Сербии в зависимость от Габсбургской монархии и серьезно ограничивал сербское промышленное развитие. За ним последовал политический договор. Ограничивая право Сербии заключать соглашения с другими державами, договор превращал ее в политический протекторат, а также в экономическую колонию Австрии. В то время барон Хаймерле, министр иностранных дел Австрии, сказал князю Милану Обреновичу (который в следующем году при поддержке Австрии принял титул короля), что:
Двойная монархия не возражает против существования подлинно независимой Сербии... но если Сербия окажется "русской сатрапией" и отказаться от своей независимости и действовать по указке из Петербурга, то мы не могли бы терпеть такую Сербию на нашей границе и, как меньшее зло, оккупировали бы ее своими войсками.
Сербы вскоре стали страдать от опеки Австрии. Внутри страны политическая оппозиция проавстрийской политике Милана усилилась под руководством Йована Ристича, возглавлявшего латиноамериканскую радикальную партию в сербском парламенте (Скупштине). Но решающий удар был нанесен из-за рубежа. Когда в 1885 году болгары объявили о своем объединении с Восточной Румелией, Австрия оказала условную поддержку просьбе короля Милана о компенсации. Сербы неразумно истолковали это как одобрение военных действий.
Вена выступила в поход против болгар и потерпела сокрушительное поражение. Австрия вмешалась, требуя прекратить войну, и пригрозила вмешаться, чтобы остановить продвижение болгар. Бисмарк предупредил австрийцев, что помогло смягчить ситуацию. Великие державы согласились на союз, потому что альтернатива казалась хуже. Отказавшись от своих прежних позиций, Британия и Австрия неохотно согласились на союз, поскольку считали, что объединенная Болгария будет более эффективно служить оплотом против российской экспансии. Царь Александр III был недоволен союзом, поскольку болгары больше не желали принимать его опеку. Но он также не желал препятствовать этому, поскольку был втянут в борьбу с англичанами
