отношения между двумя взрослыми людьми. Они не находят ничего удивительного в том, что в условиях современного патриархата женщины, в отличие от сыновей, так и не выходят из "нестарости" и "защиты" мужчин, не взаимодействуют в гражданском обществе на тех же основаниях, что и мужчины.
Женщины исключались из договора и не могли быть включены в гражданское общество, поскольку у них «от природы отсутствуют способности, необходимые для того, чтобы стать гражданскими индивидами».
Чарльз Миллс распространил эту критику теории контрактов не только на расовую, но и на гендерную принадлежность. Конституция США была явным договором о создании новой страны, но она была основана на исключении афроамериканцев из гражданства и открыто учитывала их как три пятых человека для целей распределения. Миллс утверждает, что, как и в случае с сексуальным контрактом, это исключение было скрыто от глаз на фоне праздничного благоговения, которое белые граждане США выражали по отношению к своему происхождению.
Четвертая критика либерализма утверждала, что эта доктрина не может быть отделена от наиболее хищных форм капитализма, а значит, будет продолжать порождать эксплуатацию и грубое неравенство. В главах 2 и 3 выше я утверждал, что "неолиберализм" - это особая интерпретация экономического либерализма, которая преобладала в США и других странах в определенный исторический момент. Сэмюэл Мойн, в частности, утверждает, что эта связь была не случайной, а неизбежной: либерализм с его акцентом на индивидуализм и права собственности неизбежно ведет к неолиберализму.
Теоретики критики нападали на либерализм за его тесную связь с колониализмом и за доминирование Европы над небелыми народами. Постколониальная теория, сформулированная такими писателями, как Франц Фэнон, атаковала западные представления о культурном превосходстве, обесценивающие не западные народы и их взгляды. Она также связала колониализм с капитализмом.XVI-XVII веках португальцы, а затем англичане создали систему трехсторонней торговли через Северную Атлантику, в рамках которой сахар, ром, а затем и хлопок обменивались на промышленные товары и рабов. Хлопок, ставший важнейшим сырьем для британской промышленной революции, собирали черные рабы на американском Юге. Панкадж Мишра пишет о том, как либерализм приобрел неприятный запах в колониальных странах, таких как Индия или Алжир, где ведущие либералы, такие как Джон Стюарт Милль или Алексис де Токвиль, были сторонниками европейского господства над другими народами. По мнению Мишры, западные либералы верили в универсальность либеральных ценностей и лежащую в их основе модель человека как автономной личности только потому, что не знали о совершенно иных культурных традициях и представлениях на завоеванных ими территориях.
Последняя критика либерализма носит скорее процедурный, чем содержательный характер. Поскольку либеральные общества ограничивают власть с помощью конституционных механизмов сдержек и противовесов, в них очень трудно изменить политику или институты. Они полагаются на обсуждение и убеждение, но это в лучшем случае медленные средства, а в худшем – постоянные препятствия на пути к исправлению существующей несправедливости. Справедливое общество потребует огромного и постоянного перераспределения богатства и власти, чему будут яростно сопротивляться их нынешние обладатели. Таким образом, политическая власть должна осуществляться за счет этих сдерживающих и уравновешивающих институтов.
Таким образом, значительная часть критической теории не ограничивается обвинением либерализма в лицемерии и неспособности соответствовать своим принципам, а осуждает доктрину по существу. Различные направления критической теории используют варианты аргумента Маркузе о том, что якобы либеральные режимы на самом деле вовсе не либеральны, а отражают интересы скрытых властных структур, которые доминируют и извлекают выгоду из существующего положения вещей. Связь либерализма с различными доминирующими элитами, будь то капиталисты ,мужчины , белые или натуралы, не является случайным фактом истории; скорее, доминирование является существенным для природы либерализма и причиной, по которой эти различные группы поддерживают либерализм как идеологию.
Однако все эти критические замечания не попадают в цель и сводятся к обвинению в "вине по ассоциации". Каждая из приведенных выше критических статей о либерализме не показывает, насколько эта доктрина неверна по своей сути. Возьмем, к примеру, обвинение в том, что либерализм слишком индивидуалистичен, и что либерализм - это исторически обусловленная характеристика европейских обществ. В главе 3 я объяснил, как справедливо это обвинение может быть выдвинуто против современной неоклассической экономической теории, утверждающей примат индивидуальных интересов как универсальную человеческую характеристику. Однако тот факт, что в человеке есть просоциальные, так и эгоистично-индивидуалистические стороны личности, может быть легко учтен в более широком понимании либерализма.
Человеческая общительность принимает самые разнообразные формы, и практически все они могут процветать в настоящих либеральных обществах. Частная ассоциативная жизнь получила огромное развитие, поскольку общество стало богаче и может направлять все большую часть своих излишков на социально ориентированную деятельность . В современных либеральных государствах существуют густые сети добровольных организаций гражданского общества, которые предоставляют общественные, социальные услуги и защищают интересы своих членов и политического сообщества в целом. Либерализм также не препятствует росту государства как локуса сообщества. Государства всеобщего благосостояния и социальной защиты с конца XIX века сильно выросли до такой степени, что во многих развитых либеральных демократиях на них приходится почти половина ВВП.
Индивидуализм действительно имел исторические корни в некоторых частях Европы, которые предшествовали появлению современного либерализма почти на тысячелетие. Как отмечалось в главе 3, он возник после введения католической церковью ряда правил, запрещавших разводы, наложничество, усыновление и браки двоюродными братьями, что значительноусложняло сохранение собственности в поколениях.
Но индивидуализм вряд ли является "белой" или европейской чертой. Одной из вечных проблем человеческих обществ является необходимость выхода за рамки родства как источника социальной организации и перехода к более безличным формам социального взаимодействия. Многие неевропейские общества использовали ряд стратегий, направленных на снижение власти родственных групп, например, использование евнухов в Китае и Византийской империи или османская практика обучения захваченных рабов, которых отбирали по способностям и запрещали заводить собственные семьи, в качестве солдат и администраторов. Меритократия была просто еще одной эффективной стратегией, позволявшей избежать необходимости нанимать своего двоюродного брата или ребенка на работу, для которой он явно не годился, и выбрать человека, наиболее подходящего для выполнения поставленной задачи.
Некоторые современные сторонники культурной автономии полагают, что количественные и качественные навыки мышления, измеряемые на практике стандартизированными экзаменами, культурно предвзяты по отношению к расовым меньшинствам. Тот факт, что некоторые расовые и этнические группы в целом лучше других справляются с различными видами деятельности, свидетельствует о том, что культура действительно является важным фактором, определяющим результаты. Но решение этой проблемы должно заключаться в устранении культурных препятствий на пути к успеху, а не в девальвации самого критерия успеха.
Мнение о том, что меритократия каким-то образом связана с белой идентичностью или евроцентризмом,
