только не помнит Кам ни матери, ни отца, не имени своего.
— От лап смерти и мне не спастись. Не могу я мертвого вернуть, — хрипло и едва слышно. Видно, как старик выбился из сил, ослаб и потерял надежду. Еще совсем и предательская память коснется самой глубины души, превратит его самого в пустую оболочку.
Женщина оскалилась.
— Так вслушайся в моё проклятье снова, Шаман. Забудешь ты имя своё, забудешь дом и край, покуда не вернешься с обещанным. Будешь блуждать по четырехземелью, истопчешь сто дорог, но пока не найдешь спасение меж семи рогов зверя.
Вслушивался Кам в каждое слово, да только ранят они так же больно, как тогда. Не сыскать ему волшебного зверя, не раскрыть секрет спасения. Семь рогов у него, а жизнь одна. И ищет его Кам на протяжении трех столетий, сбивая стопы в кровь. Зверь быстр и умен, передвигается совсем рядом, словно издевается над ним.
— Прощай, Хозяйка Медной горы. Да прибудет с тобой Солнце.
— Не наступи на моих стражниц, Кам, — вместо прощания сказала женщина. Шуя готов поклясться, что увидел у неё раздвоенный тонкий язык, но слишком торопился, чтобы разглядеть. Словно стрелы по ветру, просились они обратно, стараясь не затоптать маленьких ящериц. Те провожали их хитрыми темными глазками, расступаясь в живом коридоре.
Добрались до входа в пещеру они тогда, когда костер полностью потух, а вместо стылого дождя, сквозь утренний туман выходило солнце.
— Мы же всего на час отходили! — недоумевающе уставилась Мира на солнце. Шуя пожал плечами. Для них ночь прошла слишком быстро.
Кам вернулся несколькими минутами позднее, не обратив внимания, что не спят дети в столь ранний час, не увидел мокрых подошв. Разве это его сейчас волновало? Присев на пол, вытянул руку Кам, одним движением разжигая костер. Пламя, такое знакомое, обжигает голову пустыми воспоминаниями, чувствует он, что забыл что-то важное, а вот что, не может вспомнить.
— Горный камень у меня, — поведал Кам, доставая из кармана булыжник, размером с ладошку. Подкину в руках, он приметил, что три наконечника должно выйти, чтобы сразиться с Берендеем.
Они начнут охоту завтра.
Трехсосновье, что они прошли сутки назад, мало походило на себя прежнее. Веселая деревушка, где щедрые хозяева часто устраивали незатейливые ярмарки, казалась посеревшей. Раньше здесь продавали платки, яркие, с цветочным узором, а еще всякого рода полезные товары. Михай часто возвращался оттуда с крепкими веревками, мешком соли, и яркой лентой, для дочери. Сейчас же дочь старейшины не носит ленты в волосах, а лишь прикрывает свой позор платком — простым, без узора.
Те, кто остался в веселой деревушке, с громким названием, смотрели на них с подозрением. В частности, смотрели на Мирославу, не скрывая неприязни. Была ли причина в отсутствии кос или в наличии двух спутников мужчин — она не знала, да и спрашивать не спешила. Они не могли узнать в ней дочь Михая, а остальное мало имело значения. Вчера Шуя, наконец, смог доплести тетиву для лука из её волос, а горный камень, что обтачивал шаман, превратился в три наконечника для стрелы. Сама же основа была выстругана ножом из ясеня.
Не знали эти люди, что пришли они спасти их от напасти. Не смотрели дальше своей утраты, а ведь Берендей не скупился на размахи лап и острые зубы. Висели черные ленты над домами погибших, стояла перепуганная скотина в хлевах. Даже спустя недели в воздухе витал запах крови и страха.
Никто больше не выходил в поля, не собирал ягод в лесу.
Лукоморье жило в страхе, и только они в силах остановить нападения.
Изредка они останавливались, переводили дух, почти не разговаривая. Шаман, тут же закрывал морщинистые веки, пытался найти того, кто прятался под шкурой медведя. Искал меж крепких дубрав и высокой травы. Шел по следу, точно охотничья собака. Шуя не думал лезть, становясь непривычно молчаливым. Нервозность выдавали длинные пальцы, без конца теребящие торчащую нитку рубахи. У Миры не хватало смелости попросить её снять и зашить.
На следующий день они почти дошли до земли её отца. Деревня должна располагаться за небольшим лесочком, где детьми собирали они грибы под стройными березами. Мира не могла себя заставить прекратить выглядывать стены дома. Шуя оборвал её, попросив идти быстрее. Он знал, что они опаздывали, как бы не спешили.
— Ты умеешь стрелять из лука? — спросила она как-то Шую. Оружие в его руках смотрелось нелепо. Казалось, он и сам это осознавал, но не расставался с ним даже ночью. Пальцы должны привыкнуть к весу, ощупать каждый выступ, почувствовать живую энергию ясеня. Парень пожал плечами:
— Я не должен промазать. Остальное не так важно.
Он замолчал, чувствуя отвратительный привкус страха на губах. Важным было все. Проглотив комок страха, она ускорила шаг. Каждое деревце, каждый луг и тропинка приносили забытое воспоминание тоскующей болью. Это и её земля тоже, и она пришла защитить людей от беды.
Солнце начало опускаться, а они, изнывая от жары, продолжали брести по окрестностям. Не так далеко была её деревня, чуть в стороне стояла еще одна — небольшая, на сотню человек. Туда любили уходить мужчины на несколько дней, возвращались довольными, пахнущими хмельной брагой.
Мирослава смахнула пот с лица, когда Шаман отбросил сумку в траву, усеиваясь возле дороги. Она нехотя заметила, как углубились морщины на его лице, как тот заходился в приступе кашля, останавливаясь, чтобы отдышаться. Никто не спрашивал Кама об этом, как и не спросили причину внезапной остановки. До привала было слишком рано, а для ночлега тем более. Переглянувшись с Шуей, она поняла, что вероятно Кам снова пробует найти Берендея. Отмахнувшись от летающей мухи, Шуя, улегся рядом с наставником, с благодарностью принимая время передремать, лисенок устроился рядом. Мире ничего не оставалось, как занять себя чем-нибудь полезным — она точно знала, что на этой поляне должно быть куча земляники, а на вечер у них как раз ничего не осталось.
Пройдясь по полю, она, как и ожидала, наткнулась на ягодные места. Яркий сок испачкал ей рукава платья, но оно стало грязным еще неделю назад. Отправив в рот несколько земляничек, Мира уселась на землю возле кромки леса, вдыхая полной грудью теплый запах поля и нагретых солнцем ягод. Действительно, так хорошо ей давно не было.
Хотелось лечь в полный рост, прикрыть глаза и поддаться сну. Или, заскучав, наблюдать, как лениво плывут облака на небе. На самом деле, страшно было находиться на поле одной, Мира вспомнила истории о
