один проверить дальние посты.
Сегодня он не сможет остаться надолго, дождаться Веледары и выслушать все то, что произошло с ней за эти дни. Девушка не упустила бы ни одну деталь, рассказывая все в мельчайших подробностях, активно жестикулируя. Лучше всего у неё получалось изображать свою бабушку и Дмитрия. Та поджимала губы и выпячивала подбородок, с важным видом рассказывая о насущных делах.
В прошлый раз он с Казом надорвал живот от смеха. Даже серьёзная Зарина не смогла сдержать смешок.
По неизвестной причине, Святогор решил изменить привычный порядок дежурств. Влад подозревал, что дело в постоянном отсутствии четы Морозовых в Гнездеце, но не мог удостоверить свою теорию. Когда Каз возвращался после нескольких дней отсутствия, он мог много часов молчать или уставиться в свою тарелку, долго не обращая внимания ни на кого. Блеск жизни в глазах появлялся только тогда, когда Морозов пытался расспросить о далеком Болотном крае. Получив всю информацию, снова замолкал, погружаясь в себя. После стало ясно, что Святогор решил, вдобавок к обычным тренировкам, лично обучать приемника.
Тот не выглядел счастливым, хоть ни разу не пожаловался на деда. Влад видел, как устал друг, как взгляд становился более диким, а удары на спаррингах жестче. В прошлый раз Морозов смог выбить топор у противника одним ударом. Якоб гордо провозгласил победу Каза, но тот не улыбался, сухо поблагодарил противника за бой, а после скрылся за дверью. Влад хотел обсудить все вечером, но когда пришло время готовиться ко сну, то узнал, что Святогор снова покинул Гнездец, и Каз отправился с ним.
По сути, Власов не мог рассказать Заре абсолютно ничего. Хотя бы потому, что сам не понимал происходящего. Ему оставалось лишь обнять подругу на прощание, пообещать навестить по мере возможности и уйти в сторону Красных скал, где его напарник Борис продолжал нести дежурство. Зара проводила его до края леса, а после вернулась в дом, чувствуя, что все больше скучает по лету.
В начале декабря, когда снег валил уже несколько суток, не переставая, а дорога до деревни превратилась в сплошной сугроб, на её пороге оказалась фигура, полностью облепленная снежными комьями. Целой оставалась лишь щелочка для глаз. Зара сначала испугалась, когда открыла дверь и увидела снежное нечто, но, услышав знакомые нотки раздражения, огорчилась, что это оказался вовсе не лихо одноглазое. С ним было бы проще.
— Я позволю тебе любоваться собой, сколько захочешь, но как только войду внутрь.
Как бы не хотелось ей оставить Каза за дверью, она отошла в сторону, разрешая другу войти. Замотанный во множество слоев одежды, он выглядел очень смешно.
— А Влада ты в сугробе оставил? — хохотнула Зара, наблюдая за процессом стряхивания снежных комьев.
— Могу и тебя туда запустить, поганка. Или лучше сказать — маленькая ведьма?
Она больше не пугалась этого прозвища. Позволить Казу считать её ведьмой оказалось… легко. Ей даже не пришлось придумывать, как отвести от себя подозрения, чтобы мальчики не прознали о её предназначении и о Круге. Влад, в конце лета, сказал, что все знает, и им с Веледарой можно не бояться — они сохранят их секрет.
С его слов это звучало очень героически. Но их молчание было ценным, что бы они себе не напридумывали.
— Вроде гостей с холода встречают теплым ужином, — Каз уже успел раздеться и повесить заледеневшую шубу на печку. Зара сразу обратила внимание, что его привычная одежда изменилась на более теплую. Даже с расстояния она легко могла почувствовать колкость шерсти на черном свитере. Особенно заметно отрасли темные прядки волос.
— Я думала, что ты невосприимчив к холоду.
Каз закатил глаза, но продолжал ухмыляться. Их завсегдашние маленькие перепалки веселили его. Он каждый раз гадал, что придумает Зара, чтобы его поддеть. И он не отставал. Снова и снова прокручивая в голове слова их будущих встреч. Это было так занимательно, что он почти начал записывать все выдуманные им фразы.
— Снег за пазухой не нравится никому.
Она хмыкнула, копируя его выражение лица, так же изгибая губы. И все же, девушка поставила греться воду и даже пододвинула чугунок к огню. Каз считал, что их дружба значительно окрепла со времен Белтайна. По крайне мере, он видел, как быстро тает лед недоверия в зеленых глазах.
Проснувшись ото сна, на заплетающихся ногах, к нему подбежал щенок, при этом отважно тявкая на незваного гостя. Улыбнувшись, Каз легко поднял его и слегка подбросил к потолку. Щенок тут же удивленно замер.
— Так, значит ты у нас Пушок, — весело начал Морозов, смотря в черные глазки. Щенок выглядел потерянным и больше не пытался показать свою отвагу. Поняв, что победить противника у него сегодня не получится, он раздосадовано тявкнул и забрыкался в руках. Каз засмеялся еще громче и обратился к Заре. — Это не Пушок, а… Пушище какое-то!
Оказавшись на полу, Пушок нашел занятие поинтереснее, а именно исследование большущих сапогов Каза, вдвое больше его самого. Увидев в них достойного соперника, он набросится на один из них, вцепляясь мелкими зубками, так и не сумев оторвать их от пола.
На этот раз настал черед Зарины заливаться смехом.
— Кажется, твои сапоги решили принять поединок.
Морозов её веселья не разделил. Он отнес щенка к спящей матери, а сам присел за стол, рассматривая, как некогда ярко-зеленые ветви можжевельника, что они нарвали когда-то осенью, пожухли и осыпались. Его не было здесь больше месяца.
И, конечно, он не собирался говорить, что много раз думал, как сбежать сюда, в чужой край в маленький домик на опушке. Не собирался говорить ни, как завидовал Владу, что тот мог куда чаще него выбираться из Черногорья, ни как расспрашивал его, после таких приключений.
Власов знал цену информации не хуже, чем его отец военную тактику. Давал малую дозу, растягивая подробности на несколько дней, как и свое веселье. Казу пришлось вызвать друга на показательный бой копьями, лишь бы узнать крупицы новостей с западных земель.
И все же, он сидел здесь, в доме той, кто на равных с ним. В доме той девушки, от которой у него тайн больше, чем снега за окном. Сегодня он решит сказать все: как испугался, когда Чернобог схватил её за горло, как удивился, узнав в колдунье свою подругу и как рад, что будет коротать столетия, стоя с ней в одном Кругу.
Она достойна знать правду, как никто другой.
— Ты говорил, что это я могу тебя рассматривать сколько захочу. А теперь не сводишь с меня глаз, — Зарина поставила две кружки
