коридоре.
***
Все время после визита де Борда – по подсчетам, целый день и целую ночь – Вивьен провел в камере в одиночестве и тяжких раздумьях. Мысли его занимал Ренар.
Они не виделись с самого дня ареста. В последний миг, когда их взгляды столкнулись, им было неприятно смотреть друг на друга: Ренар считал Вивьена вероотступником и предателем, а тот его – хитрецом и подхалимом, которому каким-то образом удалось заручиться покровительством де Борда. Однако, когда прелат упомянул Ренара, Вивьен не на шутку встревожился. За общение с Анселем их обоих однажды отправили в допросную. Говоря о мучениях Ренара, не имел ли де Борд в виду, что его тоже подвергнут пыткам? При таком раскладе Вивьен не был уверен, что выдержит – сам он готов был снести многое, но мучения друга терпеть был не готов.
На следующий день к двери камеры подошел де Борд в сопровождении двух тюремщиков.
– Сын мой, – мягко обратился архиепископ, дождавшись, пока Вивьен переведет на него взгляд, – тебе настало время решить, готов ли ты сознаться в своем прегрешении перед Господом и Святой Церковью.
Вивьен промолчал. Он знал, что будет дальше. И де Борд понимал, что имеет дело с весьма просвещенным узником. Не услышав ответа, он тяжело вздохнул и кивнул своим спутникам. Тюремщики вошли в камеру, сняли с Вивьена ручные кандалы, подхватили его под руки и повели по коридору. Он ожидал, что его выведут на улицу и потащат в допросную в городской тюрьме, но ошибся: тюремщики не покидали территорию епископского дворца. Они провели его в дальние уголки подземелья, и Вивьен оторопел, обнаружив там новую допросную. Впрочем, возможно, она была здесь и прежде, однако Вивьену о ее существовании никто не говорил. Что-то подсказывало ему, что ее оборудовали совсем недавно и делали это впопыхах, ибо оснащена она была довольно скудно. Похоже, де Борд и Лоран не захотели водить Вивьена по городу из одной тюрьмы в другую, чтобы не привлекать к нему внимания горожан. Следствие над ним велось тайно, инквизиция не хотела лишних свидетелей.
Заведенный тюремщиками в допросную, Вивьен огляделся и округлил глаза, завидев Ренара. Потупив мутный взгляд, тот стоял напротив короткой и высокой скамьи, с одной стороны которой находилось углубление, похожее на небольшое корыто.
Де Борд обошел заключенного так, чтобы стать к нему лицом, и вопрошающе кивнул.
– Вивьен, я снова спрошу тебя. Готов ли ты сознаться в своих прегрешениях против Господа и Святой Церкви и ответить на наши вопросы?
Вивьен вновь внутренне усмехнулся. И когда он только успел перейти эту грань? Буквально недавно он был одним из служителей Святого Официума, и вот теперь – он находится по другую сторону допросной комнаты, а дознаватели говорят о его грехах и о своих вопросах.
Поняв, что арестант в очередной раз не удостоит его ответом, де Борд скорбно покачал головой.
– Сын мой, мне жаль твою заблудшую душу, – пробормотал он.
«Оставь эти речи перепуганным еретикам», – со злостью подумал Вивьен, но не произнес ни слова. Он готовился выдержать все, что ему уготовили. Иначе было никак.
– Подумай как следует: мучения, которым тебя подвергнут, будут болью и для нас всех. Особенно для твоего друга. – Архиепископ отступил, позволяя Вивьену хорошо разглядеть Ренара. Тот шагнул вперед.
– Вив, – произнес он. Проникновенный тон, коим он обычно не пользовался, говоря с еретиками, поразил Вивьена до глубины души. Он ощутил, что Ренар словно уже испытывает страдания оттого, что вынужден разговаривать с ним так. – Сознайся, прошу тебя. Ты знаешь, что будет дальше в противном случае. А я этого не хочу. Никто не хочет.
Сердце Вивьена болезненно сжалось. Он прерывисто вздохнул, заставляя себя продолжать смотреть в глаза Ренара. В душе его перемешались горечь, злоба, обида и сожаление.
Он не ответил.
Некоторое время ему милосердно дали на раздумья, и звенящая тишина допросной давила на него своей тяжестью. Больше всего он хотел снова попытаться убедить всех в своей невиновности, но знал, что результата это не принесет. Ему не поверят, это было ясно, как Божий день.
– Вив… – умоляюще произнес Ренар.
Де Борд приподнял руку в останавливающем жесте.
– Довольно, – скорбно сказал он. – Господь свидетель, Вивьен, ты не оставляешь нам выбора. – Следующие его слова были обращены к тюремщикам: – Начинайте.
Тюремщики – видимо, вместе с тем и палачи – сопровождавшие де Борда из самого Авиньона по приказу папы, начали спешно снимать с узника пропахшую грязью и потом рубаху.
Вивьен внутренне сжался, понимая, какая унизительная процедура его ждет, однако заставил себя храбриться, когда тюремщики потянулись к штанам.Выкрик де Борда гулко отдался в помещении, отскочив от каменных стен.
– Стойте! – скомандовал он. Его люди замерли, обернувшись на него. Архиепископ побледнел, это было заметно даже в этой тускло освещенной четырьмя настенными факелами комнате. Вернув самообладание, де Борд качнул головой. – Дальше… не раздевать. Этого достаточно.
Вивьен удивился подобному снисхождению, но вопросов задавать – а уж тем более возражать – не стал.
Палачи поволокли его к той самой скамье, рядом с которой стоял Ренар. Вивьен пытался сопротивляться, однако, ослабленный заключением в тюрьме, скудной едой и плохим сном, не сумел даже выразить свои протесты должным образом.
Палачи резко приподняли его – для рослых и крепких мужчин, явно привыкших к такой работе, это не составило труда. Один из них тут же ухватил Вивьена за ноги и дернул их так, что узник был вынужден откинуться назад и оказался в положении лежа. Голова его разместилась в корытообразном углублении короткой скамьи. Ноги, которые явно должны были свисать с нее, обвязали веревкой, свободный конец которой перекинули через висящую под потолком перекладину и потянули. Второй палач тем временем опустился под высокую скамью, перехватив руки арестанта и связав их под скамьей, почти полностью обездвижив. Ноги, повинуясь палачу, поднялись и вскоре оказались выше головы. Кожаный ремень обхватил его грудь, жестко зафиксировав тело арестанта на скамье.
Вивьен часто дышал сквозь плотно стиснутые зубы и озирался по сторонам. Недалеко от скамьи он заметил небольшой стол, на котором стоял кувшин из глины с узким горлом, а рядом лежала тряпица – словно бы мокрая. Еще чуть поодаль находился большой таз, также заполненный водой.
«Боже милостивый…» – в страхе подумал Вивьен, но лишь плотнее стиснул зубы, стараясь не позволить себе впасть в панику от осознания того, что с ним будут делать.
– Это твой последний шанс, – строго проговорил де Борд, нависнув над ним и заглянув прямо ему в глаза. Вивьен понимал, что
