Вот почему многие организации, от инвестиционных и юридических компаний до спортивных команд и некоммерческих организаций, не полагаются на потенциальную возможность появления блестящих решений в результате краудсорсинговой инициативы. Вместо этого они прилагают значительные усилия для планомерного поиска экспертных знаний. Специалисты-консультанты разыскивают нужных экспертов в старомодных каталогах («ролодексах»[127]) по заявкам фирм-клиентов. Спортивные команды поддерживают сеть скаутов, чья профессия – выявлять таланты. Иные инвесторы боятся потратить даже доллар, не посоветовавшись с экспертами, подобранными через специализированные службы, например международную экспертную сеть Gerson Lehrman Group. Такие организации, как Фонд Макартуров, опираются на рекомендации проверенного сетевого сообщества в поиске и выявлении выдающихся, неординарных, революционных идей, творческих личностей и коллективов, которым предоставляются гранты. Современные коммерческие фирмы все шире используют высокотехнологичные решения, которые анализируют переписку и документооборот компании, чтобы помочь ей оптимизировать деятельность на основе ее собственного опыта, – одно из таких решений предлагает лондонская компания Profinda.
Краудсорсинг, с призовым фондом или без него, никогда не сможет стать основой устойчивых институциональных изменений – сколь бы успешным он ни был в течение десятилетия, прошедшего с 2006 года, когда Джефф Хоу[128] впервые ввел этот термин в статье для журнала Wired для описания онлайн-сотрудничества[129]. Противовесом опоры на счастливый случай и внезапное озарение становится усиливающееся стремление принимать политические решения традиционным способом. Будь то выявление проблем или идеи, собранные методом мозгового штурма, подготовка проектов и поправок к нормативным документам или реализация стратегий – государственные служащие, столкнувшиеся с неопределенностью и высокой стоимостью поиска экспертов, обладающих требуемыми навыками, способностями, возможностями и интересами, предпочтут полагаться на внутриведомственные ресурсы. Они не могут зависеть от краудсорсинга, охватывающего широкие массы, в то время как то, что им требуется, – это умный краудсорсинг.
Почему управление в закрытом режиме остается целесообразным
Поддержание закрытости правительственных учреждений на фоне развития краудсорсинга, гражданской науки и тенденции к открытию данных – отнюдь не результат злонамеренных действий власти. Перемены происходят столь медленно потому, что профессиональное правительство, при всех его недостатках, остается весьма действенным и рациональным институтом. Профессионализм в управлении все еще играет значительную роль. В перегруженной информационной среде лишь профессионалы способны эффективно структурировать информационные потоки и отбирать лишь то, что необходимо для производства общественных благ и принятия решений по социальным и экономическим вопросам. Трансформация информации в конкретные решения требует профессиональных знаний, поскольку только эксперты способны оценить уровень релевантности, значимости и надежности полученных сведений.
Профессиональный статус долгое время служил гарантом компетентности, помогая быстро понять возможности и навыки человека. Профессионалы следуют установленным стандартам классификации и организации информационного потока, что является надежным и легитимным основанием для принятия политических решений.
В административной системе, где от политической элиты требуется решать стоящие перед государством острые проблемы в значительной степени самостоятельно, без привлечения специальных знаний, опыта и изобретательности граждан, именно профессионалы являются носителями специальных знаний (экспертами). Вращающиеся в высоких социальных кругах, говорящие на профессиональном жаргоне, что лишний раз подчеркивает их элитарный статус, профессионалы далеки от жизни рядовых граждан[130]. Применительно к этой ситуации Роберт Даль[131] ввел термин «квазиопекунство» (quasi-guardianship) общества со стороны профессиональных политиков[132]. Гражданину отводится лишь роль зрителя – или, пользуясь определением Майкла Шадсона[133], роль гражданина-наблюдателя, принимающего или отвергающего решения, принятые другими[134]. Граждане лишь наблюдают за деятельностью профессионалов и требуют от них отчета, в то время как сами профессионалы рассматривают вопросы и принимают решения.
Поскольку мы привыкли ставить знак равенства между профессионалом и экспертом, а компетенции и, соответственно, властные полномочия подтверждать квалификационными документами, а не демонстрацией опыта и умений, мы лишаемся возможности воспользоваться знаниями и навыками тех, кто не работает в органах государственной власти. Иными словами, в процессе формирования политической системы и государственных институтов установилась ложная дихотомия между «обществом», или невежественными массами, и «экспертами» – профессионалами, работающими в правительстве и в узких околоправительственных кругах.
Действительно, большинство людей мало озабочены политикой и слабо о ней информированы. Но правда также и то – и теперь мы можем свидетельствовать это со всей очевидностью, – что «обычный человек», по определению Гарольда Ласки[135], несет в себе выдающиеся ноу-хау, умения, опыт, желания – иными словами, широкую палитру человеческих возможностей. В то же время обществу необходимо избавиться от, пользуясь словами Уильяма Блейка[136], «сознательно созданных кандалов» – нашего архаичного, нерушимого представления о том, что только профессионалы обладают опытом, необходимым для эффективного управления.
Таким образом, призыв к открытости – это призыв к впавшим в апатию гражданским силам. Призыв, мотивированный пониманием того, что обычные люди обладают глубокими познаниями, богатым опытом и надлежащей подготовкой для решения реальных проблем. Отрицание ценности коллективных проектов (например, огромное количество людей расшифровывают работы Джереми Бентама[137] или древние египетские папирусы), реализуемых непрофессионалами, означает неблагодарность со стороны общества[138]. Легковесное и слегка ироничное отношение к «рядовым» гражданам, преуспевшим в науке, музыке или искусствах, не позволяет разглядеть тот факт, что любители и хотят и могут внести значимый вклад в решение общественных проблем. Вот почему Билл и Мелинда Гейтс в совместном послании на 2015 год объявили об обязательстве поддержать создание глобальной базы данных граждан, в которой могут регистрироваться люди, готовые присоединиться к борьбе с мировой бедностью[139]. Необходимо создать базу специально обученных кадров, отметил Гейтс, которых можно будет быстро привлечь к работе в случае мировых кризисов, в частности эпидемий.
Подобные идеи противоречат повсеместной профессионализации социальной жизни, начавшейся во времена промышленной революции. Именно тогда, одновременно с появлением инструментов измерения и познания некогда загадочного мира природы – часов для определения времени, парового двигателя для получения энергии, системы мер и весов, консервирования для длительного хранения пищи, – начался переход от средневекового патроната к профессиональной бюрократии и общественному управлению. Постепенно стало складываться представление о том, что специально обученные и получающие зарплату государственные служащие смогут управлять производством общественных благ гораздо более эффективно[140].
Профессионализация государственного управления началась в США и стала результатом набирающей темп индустриализации, популярности идей научного позитивизма, а также потребности в создании надежного источника занятости для среднего класса. Конечно, существовали такие профессии, как врач, юрист или архитектор. Однако право долгое время было прикладной, а не научной дисциплиной. Этому делу обучались прямо на рабочем месте, например в адвокатской конторе или в школах права, но не в университетах.
Во второй половине XIX века происходит специализация и профессионализация того, что традиционно считалось ремеслом: от организации похорон до благотворительности, – одновременно идет и модернизация государственного управления. Профессионализация, индустриализация и формирующаяся система высшего образования развивались параллельно, подпитывая и усиливая друг друга. Профессиональные сообщества врачей, юристов, банкиров, государственных служащих – с их специфическими системами документооборота, сленгом, кодексами поведения и внутренними правилами – лишь увеличили пропасть между «посвященными» и аутсайдерами.
В результате сегодня в государственном секторе профессиональные управленцы (government professionals) воспринимаются как монопольные обладатели компетенции. Двери в сферу государственного управления закрыты даже для профессионалов из других областей, и эту закрытость поддерживают чрезвычайно сложные, формализованные, «официальные» процессы принятия решений. И специфический политический жаргон, по которому безошибочно определяют «своего», и юридические ограничения препятствуют внешнему взаимодействию.
