В результате сегодня в государственном секторе профессиональные управленцы (government professionals) воспринимаются как монопольные обладатели компетенции. Двери в сферу государственного управления закрыты даже для профессионалов из других областей, и эту закрытость поддерживают чрезвычайно сложные, формализованные, «официальные» процессы принятия решений. И специфический политический жаргон, по которому безошибочно определяют «своего», и юридические ограничения препятствуют внешнему взаимодействию.
Профессионализация создала три дополнительных барьера на пути открытых институтов власти. Эти препятствия даже более устойчивы, чем политические симпатии и интересы.
• Первое – это «миф о гражданине-зрителе» – вера, сильная даже среди реформаторов, в то, что только профессиональные государственные служащие обладают необходимым опытом и навыками управления. Сторонники этой точки зрения, которая пронизывает как теорию, так и практику демократии, полагают, что мнение граждан базируется на системе ценностей, но не на знаниях и научных фактах: конечно, можно спросить мнения людей, но участие широких масс не будет плодотворным по причине когнитивного бессилия или лени. Компетентность «приватизирована» уполномоченной профессиональной элитой. Отказываясь от знаний и опыта рядовых граждан, государство отводит им лишь роль статичных наблюдателей. Но, не признавая за гражданами способности к продуктивному сотрудничеству, мы тем самым отодвигаем перспективу умного управления.
• Второй барьер – это иерархическая традиция принятия решений, культивируемая профессиональными государственными служащими, – бессмысленно сложная и не предполагающая ни наличия установки, ни умений для эксперимента. Бюрократическое государство ХХ века поощряло механистический, причинно-следственный подход к государственному управлению, основанный на убеждении, что только специально обученные управленцы-профессионалы способны найти «верные» решения любой проблемы. Следовательно, чтобы выработать это единственно верное решение, необходимо собрать за одним столом самых лучших, самых ярких профессионалов.
Но современные институциональные системы уже не работают, а приверженность формальным процедурам не приводит к желаемым результатам. По словам Джеффа Малгана[141], им на смену пришли энергетические системы, предназначенные для производства и распределения энергии, но не для ее эффективного использования: пищевые привычки, приводящие к ожирению; система здравоохранения, в которой практически отсутствуют больницы для людей с тяжелыми паллиативными заболеваниями, в том числе душевнобольных; системы социальной защиты, не учитывающие старение населения; экономическая система, характеризующаяся глубоким дисбалансом между неиспользуемыми ресурсами и неудовлетворенными потребностями. Эти социальные институты стали жертвами своего собственного успеха, – как это часто случается, успех воспроизводится до тех пор, пока в конце концов не приводит к провалу; вот почему те, кто работает внутри системы, всегда в последнюю очередь начинают осознавать необходимость перемен[142].
Мы начинаем постепенно понимать, что, находясь внутри сложных институциональных систем, мы не вправе вмешиваться в ход событий с нашими прогнозами; вместо этого необходимо разработать инновационные и эволюционные подходы к проблемам. Мы стоим на пороге новой эры, требующей от властных институтов большей гибкости в реагировании на вызовы сетевой экономики. При этом мы все еще ограничены жесткими механистическими моделями социального управления с опорой на профессиональные компетенции, несовместимыми с доктриной «Открытое правительство».
• Третье препятствие – ощутимое отсутствие внятных «ментальных моделей»[143], дающих представление о потенциальной альтернативе профессионализированному правительству. Причиной столь глубокой пропасти между современной закрытой и будущей «коммуникативной» моделями управления является отсутствие единого понимания целей, в направлении которых следует двигаться. Ментальная модель отражает представление человека о реальности. По иронии судьбы, один из изобретателей этого термина, дав ему определение, ясно указал на то, что отсутствует в системе современного государственного управления. Наличие ментальной модели – четкой детализованной картины умных государственных институтов власти – является непременной предпосылкой для убеждения большого числа людей в необходимости и значимости участия в преобразованиях. В книге «Изменяя умы»[144] Говард Гарднер[145] объясняет, что восприятие людьми действительности меняется не в результате озарения, а лишь в ходе эволюционного процесса приобретения опыта и практического обучения.
Живучесть устаревших институциональных моделей объясняется стремлением сохранить устойчивость государственного управления – стремлением, за которым скрываются укоренившиеся ментальные парадигмы, латентное сопротивление переменам со стороны институтов власти, а также ограниченное финансирование реформ управления. Для согласованных усилий, направленных на формирование умного правительства, не существует каких-либо фундаментальных препятствий, за исключением, пожалуй, мертвого груза устойчивых принципов организации государственных институтов и устойчивой веры в опору профессионализм, в граданина-зрителя, в механистические структуры управления, в эффективность существующих ментальных моделей, – веры, которая так долго питала нас, а теперь не дает нам возможности двигаться вперед.
Действительно, в интернете появляются все новые и новые формы общения и обмена информацией. Однако открытый запрос на участие (то, что сегодня мы называем «краудсорсингом») не может стать основой для реформирования государственного управления. Это слишком ненадежный и бессистемный инструмент для того, чтобы обеспечить обмен качественной информацией между институтами власти и обществом. Руководствуясь лишь верой в общественный разум, мы рискуем получать одни и те же устаревшие идеи, иногда в новой упаковке[146].
Традиционно роль кураторов и брокеров идей возлагалась на дипломированных специалистов – носителей формальных квалификаций. Точно так же, как торговые марки помогают сделать выбор среди множества однообразной продукции, формальные свидетельства профессиональной квалификации (дипломы, сертификаты и т. д.) подтверждают «качество» эксперта и снижают стоимость их поиска.
Но новые технологии меняют эту практику. Опора на профессионалов при выработке политики имела смысл в конкретной исторической ситуации – это было ключевой посылкой прогрессивизма ХХ века, – но уже не столь актуальна сегодня. Собственно профессионализм как таковой, впрочем, не представляет собой проблемы – проблема заключается в закрытости и элитарности государственных институтов, ограничивающих взаимодействие и диалог с обществом, в том числе с другими элитами, дипломированными специалистами и носителями практических ноу-хау.
Перемены, происходящие сегодня в технологической и социальной сферах, предоставляют правительствам возможность обращаться за информацией к разнообразным экспертным сообществам и использовать получаемую помощь для совершенствования механизмов принятия решений и оказания государственных услуг. Инструменты улучшились. Теперь нам предстоит их использовать.
Последствия сопротивления инновациям
Институты управления в США весьма функциональны и эффективны. Большинство занятых в публичной политике людей – талантливые и самоотверженные профессионалы. Однако неспособность приоткрыть для общества механизмы «политической кухни» приводит к потерям из-за нереализованных возможностей. Комплексные проблемы часто представляются непреодолимыми, поскольку известные практики управления не предоставляют надежных инструментов для включения всех потенциально возможных подходов и не учитывают в достаточной мере социальную природу человека.
Но поскольку серьезность и масштаб проблем, с которыми страны сталкиваются сегодня, весьма значительны, от нас требуется переосмыслить способы управления государственными организациями. Например, все медицинские изделия подлежат строгой административной процедуре проверки Управлением по контролю качества пищевых продуктов и медикаментов (FDA[147]) как до, так и после их поступления на рынок. Процедура регуляционного тестирования в отношении предметов низкого уровня риска, например шпателя, довольно проста. Однако более сложные устройства, необходимые для поддержания жизненно важных функций, риск использования которых высок (например, съедобные биоэлектронные батарейки, представляющие собой временный источник энергии для имплантатов), до выхода на рынок должны быть одобрены соответствующими экспертами[148]. Учитывая задачу спасения максимального количества жизней, процедура валидации должна быть быстрой. Использование устройства до формального тестирования может привести к гибели пациентов. Если же процедура рассмотрения слишком долгая и громоздкая, задержка выхода на рынок может стоить многим и жизни, и работы.
