Глава 5
Неожиданный визит
Солнечным днем в конце июля 1979 года Фрэнсес Хилтон прилегла отдохнуть, но была разбужена громким стуком в дверь. Прошло уже полгода со смерти ее мужа. Теперь она жила в очень красивой, но далеко не роскошной трехкомнатной квартире на Комсток-авеню в Беверли-Хиллз. Квартиру, обставленную скромной подержанной мебелью, оживляли расставленные там и здесь антикварные вещицы. В одной комнате она устроила свой кабинет, во второй была ее спальня, а третья предназначалась для приема гостей. Спустя месяц после переезда ее навестил сын Баррона Стивен Хилтон и заметил, что квартира нуждается в ремонте. «Не стоит с этим тянуть», – сказал он и сразу пригласил рабочих. Через несколько недель к ней заглянул Баррон и подарил норковую шубку. У нее никогда не было такой шубы, и Баррон купил ее, считая, что она ее заслуживает и что отцу это понравилось бы. Он видел, как Конрад дорожил Фрэнсес. В одном письме, адресованном Биллу Келли, он даже сказал, что, по его мнению, Фрэнсес была «единственной настоящей любовью моего отца». Поэтому Хилтоны всегда относились к Фрэнсес как к дорогому члену своей семьи. Вообще, она не нуждалась, но даже если бы и нуждалась, то по своей натуре никогда бы ни о чем не попросила.
– Кто там? – спросила Фрэнсес, подойдя к двери.
– Это я, дорогая, – ответили снаружи. – Жа-Жа!
Не может быть! Но зачем?
С невольной тревогой Фрэнсес открыла дверь – перед ней стояла роскошная платиновая блондинка в переливающейся блеском шелковой блузке, обтягивающих брюках, на высоких шпильках: Жа-Жа Габор собственной персоной. Как потом рассказывала Фрэнсес, она не верила своим глазам. Как будто столкнулись два ее мира – экстравагантная жизнь, которую она вела, будучи женой Конрада, и ее теперешняя, скромная жизнь вдовы. Она инстинктивно обняла Жа-Жа.
– Господи, – воскликнула она, – какой сюрприз!
Оказалось, что после показаний, которые Жа-Жа давала по иску Франчески, она не переставала думать о Конраде. Ведь когда-то для нее в нем сосредоточился весь мир, у них было так много общего. Весть о его смерти повергла ее в депрессию. Знавшие ее люди были удивлены ее реакцией. Теперь, казалось, у Жа-Жа было одно неоконченное дело с его вдовой. Фрэнсес пригласила ее в гостиную, где она расположилась на диване, а хозяйка – в кресле напротив. Она предложила гостье чашечку чая, но та отказалась.
Позднее Фрэнсес Хилтон рассказала Филлис Брэдли о неожиданном визите Жа-Жа: «Мисс Габор начала с того, что спросила, давала ли уже миссис Хилтон свои показания. Сначала миссис Хилтон даже не поняла, о чем та говорит. Затем сообразила, что речь идет об иске Франчески. Фрэнсес предстояло давать показания через неделю. Мисс Габор предупредила ее, что адвокаты попросят ее очень подробно рассказать о ее визите, поэтому им нужно быть очень осторожными. Она пошутила, что сама могла бы выступать адвокатом, поскольку за время «этих злосчастных показаний» многому научилась». Жа-Жа была права; адвокаты расспрашивали Фрэнсес об этом странном визите, просили вспомнить все подробности их разговора, чтобы выяснить, не дала ли Жа-Жа какой-нибудь ниточки к разгадке отцовства Франчески, чего та, конечно, не сделала.
Удобно усевшись на диване, Жа-Жа оглядела скромную обстановку.
– Значит, вам не позволили остаться в особняке?
– Нет, – сказала Френсес и объяснила, что юридически владельцем Каза Энкантадо является Фонд Конрада Хилтона. Адвокат Дональд Хаббс сказал ей, что фонд собирается зарегистрировать полностью меблированный особняк на сумму около 15 миллионов долларов (что сегодня составляет около 50 миллионов). – Разумеется, мне пришлось уехать, – сказала Френсес и добавила, что Конрад не хотел бы, чтобы она в одиночестве бродила по громадному дому, где кроме нее жили только слуги.
– И вы ничего не взяли из мебели? – поинтересовалась Жа-Жа.
И снова, согласно показаниям Фрэнсес, она объяснила, что, если бы она пожелала что-то взять, ей пришлось бы заплатить за это фонду. Жа-Жа поразилась, не понимая, почему вдова не может позволить себе пользоваться мебелью покойного мужа.
– Может, в реальном мире, – усмехнулась Фрэнсес, – но не в этом. – Она добавила, что даже Баррону и Эрику приходится покупать вещи, с которыми у них связаны дорогие воспоминания.
Поговорив еще немного, Фрэнсес спросила:
– Жа-Жа, зачем вы пришли?
– Сказать по правде, сама не знаю, – несколько растерянно, по словам Фрэнсес, ответила та. – Но вы всегда были так добры ко мне. Наверное, я хотела бы сказать вам, что очень жалею о том, какой злой я была по отношению к вам. Мне это просто не дает покоя.
Фрэнсес была удивлена. Она не ожидала от Жа-Жа извинений! Она предположила, что в то время ее гостья слишком тревожилась и, видимо, поэтому была излишне резкой. Жа-Жа согласилась, но призналась, что сейчас укоряет себя за несдержанность, она могла бы вести себя с Фрэнсес более тактично и вежливо. Затем упомянула о сцене, которую она устроила у палаты умирающего Конрада.
– А вы знаете, что в тот день я почувствовала за вас гордость? – спросила она Фрэнсес.
Она сказала, что ее восхитила твердость Фрэнсес. Правда, в тот момент она страшно разозлилась.
– Но все равно я подумала: «О, эта женщина явно недооценена. Она такая же решительная, как и я. Она сильная, как я. Неудивительно, что Конни женился на ней».
Фрэнсес призналась, что теперь ей страшно неловко за свое поведение в больнице. Нужно было разрешить Жа-Жа повидать Конрада; «но это был такой тяжелый период, я просто поддалась эмоциям». Она добавила, что в «каком-то смысле я стала не такой, какой хотела быть».
– Вы поступали так, как считали правильным для семьи, – сказала Жа-Жа. – Я вас понимаю. Я тоже сражаюсь за семью, как делала это всегда.
Затем Жа-Жа заговорила о мучительных отношениях с Конрадом.
– Сознание, что тебя любят, делает тебя сильной, а любить самой – значит стать слабой.
Она сказала, что Конрад всегда напоминает ей о первых годах ее жизни в Америке. Он был для нее вроде отца, что, вероятно, объясняло ее страстное желание заслужить его одобрение.
– Я до сих пор не могу смириться с его смертью, все время плачу, – печально сказала она. – Мне так тяжело.
Потом Жа-Жа рассказала об их встрече примерно за год до кончины Конрада, когда он попросил у нее прощения за все обиды, которые ей нанес.
– Он так много для меня значил! Господи, я никогда не думала, что он умрет. Никогда!
Она сказала, что примерно за месяц до смерти Конрада они разговаривали с ним по телефону и она не знает, как она переживет его смерть. Верный своей натуре, он ответил, что она сумеет о себе позаботиться, что он не хочет, чтобы она все время думала о нем. Как обычно, они немного повздорили – ведь Конрад собирался и дальше диктовать ей, как ей о нем горевать.
– Значит, вы уже не сердитесь на него? – спросила Фрэнсес.
Но Жа-Жа испытывала к нему двойственные чувства. Все же она призналась, что всегда будет питать к Конраду сильную привязанность, так как без него она «словно без корней», как она выразилась.
– Ну что ж, мне пора идти, – вдруг сказала Жа-Жа. – Я и так отняла у вас много времени. – По словам Фрэнсес, уже в дверях она протянула к ней руки, и две столь разные подруги обнялись. – Вы знаете, вообще-то я не люблю женщин, – на прощание призналась Жа-Жа. – Но вы мне нравитесь, и я понимаю, почему он вас полюбил.
Она быстро вышла, и Фрэнсес заперла за ней дверь.
Иск Франчески Хилтон против Состояния Конрада Н. Хилтона должен был решать не суд присяжных. Судья Верховного суда Лос-Анджелеса заявил ответчикам, что решение будет приниматься в порядке суммарного производства, на основании законов, без суда. «Другими словами, – объяснил Майрон Харпол, – мы, адвокаты Хилтонов, представили судье наши доводы, на основании которых отпадала необходимость передавать дело в суд, поскольку окончательное решение, скорее всего, будет принято в нашу пользу. В то же время сторона Франчески заявила судье, что наши возражения совершенно ничего не доказывают и что дело должно рассматриваться присяжными, заседание которых было намечено на 16 мая 1980 года. После того как были приведены аргументы обеих сторон, мы стали ожидать решения в порядке суммарного производства. Судья решил дело в нашу пользу».
28 марта 1980 года, когда в суде приводились аргументы обеих сторон, Франческа Хилтон и Жа-Жа Габор в суд не явились.
В своем решении судья Суинк постановил, что в 1973 году Конрад Хилтон составил завещание, находясь в трезвом рассудке и здравой памяти, поскольку оно во многом повторяет пункты его многочисленных предыдущих завещаний; ни в одном из них он не предусматривал выделение больших сумм денег какому бы то ни было члену семьи. Что же касается Франчески Хилтон, Конрад фактически увеличил наследуемую ею сумму буквально с нуля (в завещаниях с 1947 по 1955 год) до 50 тысяч долларов (в завещаниях с 1955 по 1960 год) и в конце концов до 100 тысяч долларов (в завещаниях с 1960 по 1973 год). Во всех упомянутых завещаниях он также основную часть своего состояния завещал на благотворительность.
