В своем решении судья Суинк постановил, что в 1973 году Конрад Хилтон составил завещание, находясь в трезвом рассудке и здравой памяти, поскольку оно во многом повторяет пункты его многочисленных предыдущих завещаний; ни в одном из них он не предусматривал выделение больших сумм денег какому бы то ни было члену семьи. Что же касается Франчески Хилтон, Конрад фактически увеличил наследуемую ею сумму буквально с нуля (в завещаниях с 1947 по 1955 год) до 50 тысяч долларов (в завещаниях с 1955 по 1960 год) и в конце концов до 100 тысяч долларов (в завещаниях с 1960 по 1973 год). Во всех упомянутых завещаниях он также основную часть своего состояния завещал на благотворительность.
Адвокаты Франчески вместо иска на наследство предъявили иск на признание ее дочерью Конрада. Сторона Состояния Хилтона настаивала на том, что Конрад фактически признал ее своей дочерью и даже назвал ее таковой в завещании и что на этом дело следует закончить. Однако сторона Франчески заявила, что, хотя Конрад и сделал это, в глубине души он таил сомнение в том, что он действительно является ее отцом. По этому щекотливому вопросу судья постановил, что Конрад не страдал никакими «бредовыми идеями». Скорее, его сомнения в своем отцовстве объяснялись «оправданными подозрениями, которые он питал в течение многих лет из-за неясных обстоятельств, предшествующих рождению Франчески. Противоречивые показания Жа-Жа Габор и Уилларда Крамера только убедили судью, что у Конрада были серьезные основания для сомнений. «Дело по-прежнему не в том, был он или не был ее отцом, – писал судья в своем постановлении, – а в его мнении по этому вопросу. Были ли его сомнения игрой воображения? И суд отвечает на это – нет. Появились ли его подозрения на пустом месте? И суд тоже отвечает отрицательно».
Самым убедительным для судьи стало письмо Конрада, которое он адресовал Оливии Уэйкмен и адвокату Бентли Райану в августе 1971 года, в котором он заявил, что с самого начала не верил, что Франческа его дочь. Это то самое письмо, которое адвокат хранил у себя в сейфе «на всякий случай».
«Его решение написать это письмо было крайне прозорливым, – писал судья. – «Если этот вопрос будет рассматриваться в суде, – написал он, – я прошу своих близких друзей, в присутствии которых диктую это письмо, засвидетельствовать причины моего решения допустить существующие отношения между мной и Франческой».
Достаточное количество людей подтвердили, что во время диктовки этого письма Конрад находился в здравом уме. Следовательно, этот момент установлен неопровержимо, решил судья: Конрад Хилтон отдавал себе полный отчет, составляя свое завещание, и оставил Франческе ту сумму, какую считал возможной и нужной. Затем судья принял решение в пользу Хилтонов.
«Этот иск представлял собой атаку на нравственные ценности и отношение к работе Конрада Хилтона, – заявил адвокат Хилтонов Ральф Наттер. – Он считал, что его дети и внуки должны самостоятельно зарабатывать на жизнь, и это было здравое суждение, а ни в коем случае не «бредовая идея».
Понятно, Франческу Хилтон не удовлетворило решение судьи. «На протяжении многих лет она сражалась за признание, и этот иск имел целью добиться этого признания, – сказал один из ее близких друзей. – Но судья постановил, что она уже была признана упоминанием ее имени в завещании. Просто ей не было завещано много денег, но уж это было правом Конрада. Можно понять, что она чувствовала. Да и Жа-Жа».
Неудивительно, что решение суда привело Жа-Жа в ярость. Она громогласно заявила одному из адвокатов Конрада: «Мы даже еще не начали эту борьбу! Подождите, вы еще увидите!» Это было в солнечный день, они сидели под огромным зонтиком у бассейна в роскошном поместье Жа-Жа. Когда адвокат (не пожелавший назвать свое имя) передал ей на подпись стопку документов – не имеющих отношения к иску Франчески, – Жа-Жа заговорила о трудном юридическом процессе дочери. «Франческа говорит, что намерена обжаловать решение судьи, и, думаю, она это сделает». Несмотря на возмущение проигрышем Франчески, Жа-Жа была рада, что Хилтонам не удалось доказать, что Франческа не является дочерью Конрада. «А ведь они пытались это сделать. Приставали ко мне с расспросами насчет секса с Конни. Но правда всегда выходит наружу». Когда адвокат напомнил ей, что борьба велась не за признание отцовства Конрада, а за его наследство, Жа-Жа презрительно усмехнулась. «Да, речь шла о наследстве Франчески, но не будем наивными. Хилтоны всегда втихую говорили между собой, что Франческа не его дочь, чтобы лишить ее наследства». Когда Франческа была еще маленькой, добавила она, было ясно, что борьба за ее признание перейдет к новому поколению, «а мне этого не нужно. Я не хочу, чтобы мои внуки испытали на себе все неприятности, через которые прошла Франческа. Так что Франческа определенно подаст апелляцию!».
Франческа согласилась с матерью, что зашла уже так далеко, что останавливаться нельзя. И весной 1982 года подала апелляцию.
К сожалению, апелляцию она тоже проиграла.
В довершение всех неприятностей Франческа была лишена права получить завещанные ей 100 тысяч долларов. По условиям завещания, если оспариватель завещания проиграет иск, он лишается наследства. «Джим Бейтс настоял на том, чтобы мы поступили согласно этому пункту, – вспоминал Майрон Харпол. – Поэтому Франческа Хилтон была полностью лишена наследства. Она вообще ничего не получила, никаких денег».
Часть XIV
Истинный наследник
Одной из главных причин твердого решения Баррона и Джеймса Бейтса, которые являлись душеприказчиками Конрада, применить пункт его завещания относительно лишения Франчески наследства были, конечно, осложнения, которые ее иск создал Баррону и Фонду Конрада Хилтона. Не одна Франческа была виновата в последовавших неприятностях, и все-таки ее иск очень осложнил дело. Из-за предъявленного ею иска завещание было официально утверждено только в марте 1983 года, когда Франческа проиграла апелляцию. Лишь после этого приступили к рассмотрению проблем Баррона.
В деловых кругах единодушно считалось, что завещание Конрада Хилтона оказало Баррону дурную услугу. Даже Дональд Трамп, старый друг Баррона, заметил в своей книге «Искусство сделки»: «Предполагалось, что Конрад Хилтон передаст свой близкий к контрольному пакет акций компании Баррону или распределит его между членами семьи. Однако в завещании Конрад лишил своих сыновей права решающего голоса в корпорации. Он передал Баррону лишь символическое число акций. В результате Баррон стал просто одним из высоких должностных лиц корпорации, не имеющих власти главного акционера».
Отчасти он говорит верно. Но, к счастью для Баррона, ситуация была не настолько однозначной.
Конраду Хилтону принадлежал контрольный пакет акций, которыми управлял фонд его имени, – 27,4 процента на сумму в 6,78 миллиона, – что на момент смерти Конрада оценивалось в сумму около 500 миллионов долларов. Остальные акции были распределены между членами правления, причем у Баррона их было всего 3,6 процента. В завещании Конрада Баррону предоставлялось преимущественное право (опцион) на приобретение этих 27,4 процента акций «по цене, определенной исходя из стоимости состояния [Конрада]». Эти активы, по существу, были выше активов, которыми позволялось владеть благотворительной организации (имеется в виду Фонд Конрада Хилтона, бенефициара большей части его состояния) – в соответствии с Законом о налоговой реформе 1969 года. По этому закону фонду имел право только на 20 процентов акций корпорации «Отели Хилтон». При наличии средств Баррон мог приобрести оставшиеся 7 процентов акций, которые тоже стоили миллионы долларов. По условиям завещания у него было 10 дней на то, чтобы воспользоваться своим правом выбора. Однако относительно этого права выбора, ставшего известным между участниками этого иска под названием «опцион Баррона», возникли ожесточенные споры.
Правление директоров Фонда Конрада Хилтона и его юристы – в частности, Майрон Харпол, которого Джеймс Бейтс нанял защищать интересы фонда, – заявили, что намерения Конрада Хилтона были ясны не только в силу выраженной им в завещании своей последней воли, но и благодаря его широко известным взглядам. Все единодушно подтверждали убеждение Конрада, что факт родства с ним не дает членам его семьи право рассчитывать на созданное им огромное состояние. Поэтому его единственное намерение в отношении Баррона заключалось в завещании ему суммы в 750 тысяч долларов, – во всяком случае, так утверждал фонд. Помимо этого Конрад больше ничего не намеревался оставить сыну.
Кое-кто из юристов фонда придерживался иного мнения, но во время разбирательства не решился открыто его высказать. Они считали, что Джеймс Бейтс, который был личным адвокатом и другом Конрада с 1944 года и до его смерти и который составлял все его завещания начиная с 1947 года, допустил серьезную ошибку, включив в завещание опцион Баррона. «Джеймс Бейтс был прекрасным адвокатом, но не налоговым инспектором. Поэтому включение опциона Баррона с его стороны было ошибочным решением. Мы доказывали, что Джеймс Бейтс – исходя из своего собственного толкования Закона о налогах от мая 1969 года – дал Конраду плохой совет. Мы считаем, что Конрад был введен им в заблуждение и полагал, что у фонда не окажется избыточных акций, а потому Барону и нечего будет покупать. Это понимание больше всего соответствовало взглядам Конрада Хилтона и, как мы полагаем, его намерениям относительно его сына»[8].
