Старт начинания был великолепен. В честь открытия кампании 8 мая общественные активистки и бойскауты прошли парадным маршем по улицам Мемфиса, неся плакаты с надписью: «Мы все — на 100 % — за Кларенса Сондерса и “Пиггли-Виггли”». Торговцы украсили витрины своих магазинов другим плакатом: «“Акции Пиггли-Виггли” — в каждый дом!» Во всех домах звенели дверные звонки и телефоны. В самое короткое время было распродано 23 698 из 50 000 акций. Правда, в тот самый момент, когда подавляющее большинство граждан Мемфиса чудесным образом уверовало, что помощь Сондерсу — такой же священный долг, как жертвование на Красный Крест и взносы в городскую благотворительную казну, в его родном гнезде нашлись сомневающиеся аспиды, вдруг потребовавшие аудиторской проверки финансовых документов его компании. Сондерс отказался, но, чтобы умиротворить скептиков, сказал, что уйдет с поста президента компании, если этот шаг «облегчит кампанию продажи акций». Никто не стал требовать от Сондерса сложения полномочий, но 9 мая, на второй день кампании, группа добровольных ревизоров — три банкира и один бизнесмен — были назначены советом директоров в помощь Сондерсу в управлении компанией на промежуточный период, до тех пор пока не осядет пыль. В тот же день Сондерс столкнулся еще с одной неприятностью: почему, хотели знать устроители кампании, он продолжает строить свой Розовый дворец стоимостью 1 млн долл. в то время, как весь город бескорыстно ему помогает? Сондерс торопливо пообещал, что завтра же окна и двери дворца будут наглухо заколочены, а строительство возобновится только после улучшения его финансового положения.
Эти два события вызвали замешательство у участников кампании, и она заглохла. К концу третьего дня было продано всего 25 000 акций, и все совершенные сделки были аннулированы. Сондерс был вынужден признать, что кампания закончилась провалом. «Мемфис меня подвел», — якобы сказал он, хотя мучительно отрицал это несколько лет спустя, когда ему снова понадобились деньги Мемфиса для организации нового предприятия. Но нет ничего удивительного, что он в тот день допустил такое неразумное высказывание — понятно, что он сильно волновался и был на грани нервного срыва. Незадолго до объявления об окончании кампании Сондерс за закрытыми дверями встретился с ведущими бизнесменами Мемфиса и через некоторое время вышел из комнаты с подбитым глазом и разорванной рубашкой. Ни у кого из участников встречи следов физического насилия на лицах не имелось. Это был неудачный для Сондерса день.
Хотя никто не смог доказать, что Сондерс грешил в управлении Piggly Wiggly до своей хитроумной затеи с монополизацией, его первые действия после провала попытки распродать акции свидетельствуют, что у него имелись веские причины не желать аудита финансовых документов компании. Невзирая на невнятные протесты наблюдательного комитета, Сондерс начал продавать не акции компании, а ее магазины — то есть начал по частям ликвидировать Piggly Wiggly, и никто не знал, когда он остановится. Сначала были проданы магазины в Чикаго, потом в Денвере, а за ними последовали магазины Канзас-Сити. Сондерс объявил о намерении накопить в компании достаточно средств, чтобы она сама смогла выкупить акции, с презрением отвергнутые мемфисскими обывателями, но у многих появились подозрения, что компания отчаянно нуждалась во вливании — и не акциями Piggly Wiggly. «Я проучил Уолл-стрит и всю их банду», — ликовал Сондерс в июне. Однако в середине августа, когда до 1 сентября — срока выплаты 2,5 млн — осталось две недели, а денег не было и не предвиделось, он ушел с поста президента компании и передал все свои активы — акции компании, Розовый дворец и всю остальную собственность — кредиторам.
Оставалось лишь формально утвердить крах Сондерса лично и компании Piggly Wiggly под его руководством. 22 августа нью-йоркская аукционная фирма «Эдриан Маллер и сын», так часто имевшая дело с обесценивавшимися акциями, что ее называли «кладбищем ценных бумаг», продала 1500 акций Piggly Wiggly по одному доллару — по традиционной цене никому не нужных ценных бумаг, — а весной следующего года Сондерс совершил официальную процедуру банкротства. Но это был лишь спад. Настоящий крах карьеры Сондерса случился, вероятно, в тот день, когда он был вынужден отказаться от поста президента компании. Зато тогда, по мнению многих его почитателей, он достиг пика красноречия. Когда он, немного расстроенный, но не потерявший присутствия духа, вышел из зала совета директоров и объявил корреспондентам об отставке, в толпе наступила гробовая тишина. Сондерс хрипло заметил: «Они получили тело, но не душу Piggly Wiggly».
Если под душой Piggly Wiggly Сондерс разумел себя, то он действительно остался свободным, способным и дальше идти своим эксцентричным путем. Он не стал больше затевать никаких биржевых махинаций, но дух его не был сломлен. Хотя официально его признали банкротом, он сохранил несколько верных сторонников, с радостью финансировавших его, и жил немногим скромнее, чем раньше. Правда, в гольф ему пришлось играть в клубе, но владельцы клуба, как и прежде, ворчали, что он своими чаевыми развращает мальчишек, подносящих мячи. Да, Сондерс уже не владел Розовым дворцом, но это напоминало землякам о его несчастьях. В конце концов недостроенное здание перешло в собственность города, и власти Мемфиса, вложив еще 150 тыс. долл., достроили его до конца и открыли музей естественной истории и техники. Этот музей продолжает питать сюжетами легенду о Сондерсе.
После краха Сондерс провел почти три года, приходя в себя от несправедливостей и неприятностей, связанных с борьбой за Piggly Wiggly, и отбиваясь от попыток врагов и кредиторов окончательно испортить ему жизнь. Какое-то время он носился с идеей привлечь фондовую биржу к суду по обвинению в сговоре и нарушении договорных обязательств, но после неудачного пробного процесса, затеянного группой мелких акционеров, от этой идеи отказался. Потом, в январе 1926 года, он узнал, что федеральная прокуратура хочет возбудить против него дело по обвинению в почтовом мошенничестве. Речь шла о попытке по почте продавать акции Piggly Wiggly. Сондерс был убежден, что обвинение инспирировал его старый компаньон — Джон Берч из Мемфиса, ставший секретарем-казначеем Piggly Wiggly после банкротства. Терпение Сондерса снова лопнуло. Он приехал в штаб-квартиру Piggly Wiggly и встретился с Берчем. Встреча прошла для Сондерса без физических последствий. Если верить ему, то Берч, «заикаясь, отрицал все» обвинения, после чего Сондерс ударил его правой в челюсть, разбил очки, но после этого драку прекратил. Берч потом заявил, что удар был боковым и скользящим, и добавил то, что говорят все побитые боксеры: «Нападение было таким неожиданным, что я просто не успел в ответ ударить мистера Сондерса». Берч отказался подавать жалобу в суд.