«Весть о начале работ на Свири была принята местным населением с большим подъемом, – сообщал секретарь Лодейнопольского уездного комитета ВКП(б) Виноградов. – Не было ни одного съезда, ни одной конференции, ни одного собрания, где бы не задавалось вопроса о судьбе свирского строительства. Оно даст населению заработки и оживит край. Чрезвычайно важно также и то, что постройка гидростанции не вызовет никакого затопления деревень».
Выше уже говорилось о многонациональном характере Ленинградской губернии (а затем и области). Конституция РСФСР, принятая в 1918 году, провозглашала принципы равноправия наций и их право на самоопределение. Фактически это реализовывалось в создании автономных республик и областей для проживавших компактно малочисленных народов, а для меньших групп – национальных районов и национальных сельсоветов.
Национальные районы и сельсоветы могли создаваться в том случае, если 66 % населения данной территории составляли представители какой-либо нерусской народности или нескольких национальных меньшинств. На территории губернии появилось несколько десятков национальных сельсоветов. Правом их создания воспользовались жившие с давних пор в губернии финны, вепсы, эстонцы и немцы.
Одним словом, Ленинградская губерния 1920-х годов, а затем и Ленинградская область, представляла собой яркий пример национального строительства первых десятилетий советской власти. К началу 1930-х годов на территории Ленинградской области существовало четыре национальных района: два из них финские – Куйвозовский (затем Токсовский) и Александровский (впоследствии Полярный), а также вепсский Винницкий и «многонациональный» (зыряне, лопари, ненцы) Ловозерский в Мурманском округе. Ряд уездов считались национально-смешанными.
В губернии действовали национальные школы (финские, немецкие, эстонские и др.), а также пять педагогических техникумов, где готовилось учительские кадры для национальных школ. Кроме того, в Ленинграде действовали национальные учебные заведения, рассчитанные на жителей губернии. В Ленинграде работали также финский, латышский и эстонский Дома просвещения. Стоит добавить, что в Ленинградской губернии, по состоянию на 1925 год, действовало 248 национальных культурно-просветительных учреждений, среди которых было больше всего финских (143), на втором месте были польские (31), затем шли немецкие (10), латышские (5) и др.
Политика развития национальных сельсоветов и районов продолжалась в Ленинградской области и в начале 1930-х годов. Однако в середине того же десятилетия политика резко изменилась: в стране резко «закручивали гайки». Следуя общей тенденции, власти повели борьбу с национально-культурными автономиями, называя их проявлениями вредного «местного национализма». К весне 1939 года национальные сельсоветы и районы полностью ликвидировали. Национальные школы перевели на русский язык, а большинство национальных учреждений культуры и национальных газет закрыли…
Эпоха 1920-х годов стала для Ленинградской губернии, а затем и области, временем «культурной революции». В нее включались ликвидация неграмотности, обеспечение всеобщего обучения детей и подростков, доступ трудящейся молодежи к среднему специальному и высшему образованию. Естественно, все это происходило под эгидой перехода к новой, социалистической жизни.
К концу 1920-х годов была восстановлена существовавшая ранее сеть школ, стали открываться и новые учебные заведения. Что касается «ликбеза», то, надо отметить, что хотя до революции Петербургская губерния являлась одной из самых передовых по уровню образованности населения, все-таки значительная часть взрослого населения была неграмотной. Так, в 1926 году в губернии насчитывалось 30 тыс. неграмотных, в возрасте от 10 до 49 лет. Поэтому повсюду возникали пункты по ликвидации безграмотности.
Тем не менее, даже еще в самом конце 1920-х годов в сельских районах Ленинградской области уровень грамотности составлял 48,4 %, то есть почти половина населения оставалась неграмотной. В мае 1930 года президиум Ленинградского облисполкома принял постановление об организации единого руководства работой по ликвидации неграмотности.
Областной штаб «культпохода» разработал план полной ликвидации неграмотности. Ведущую роль в этой акции играл комсомол, развернувший движение молодежи под лозунгом «Грамотный, обучи неграмотного!». Итогом битвы с неграмотностью стало введение всеобщего начального образования: в 1931–1932 годах в школы вовлекли 98 % детей в возрасте от 8 до 11 лет, подлежащих обучению.
Большое развитие получило массовое художественное творчество. При избах-читальнях, клубах, школах возникали театральные студии, драматические кружки, оркестры народных инструментов, хоровые коллективы. Труппы ленинградских театров стали выезжать на гастроли в уездные города, а иногда даже и в крупные села. Огромную роль в культурном строительстве в деревне принадлежала передвижному колхозно-совхозному театру, организованному при поддержке органов власти актером П.П. Гайдебуровым вместе с супругой и театральным деятелем Н.Ф.Скарской. Труппа театра бо́льшую часть года проводила в гастролях по районам Ленинградской области.
Однако самой главной составляющей «культурной революции» являлась борьба за новый быт, отказ от прежних традиций и замена их новыми, советскими. Понятие «новый быт» стало лозунгом времени. Оно запечатлелось даже в географических названиях. Своеобразным памятником тому времени осталось сохранившееся и по сей день наименование железнодорожной станции и поселка «Новый быт» (ныне в составе Шумского сельского поселения Кировского района Ленинградской области).
На предприятиях Ленинграда организовывались сотни «безбожных бригад», в области – «безбожные колхозы». К примеру, в Островском районе при непосредственном участии райсовета Союза воинствующих безбожников был создан безбожный колхоз «Смерть религии».
В жизнь деревни активно внедрялись новые праздники – годовщины Октябрьской революции, день пролетарской солидарности 1-го Мая, Международный женский день.
«Да здравствует освобождение работниц и крестьянок во всем мире!» – под таким лозунгом вышла ленинградская „Красная газета“ 8 марта 1927 года. Октябрьская революция уравняла права женщины с мужчиной, но крестьянка еще не раскрепощена от тяжелого труда, – говорилось в передовице. – Только путем коренного переустройства крестьянского хозяйства и замены ручного труда машиной возможно облегчить труд женщины в сельском хозяйстве».
Новый быт противопоставляли старому: вместо крестин пытались ввести «октябрины», вместо венчания – комсомольские свадьбы. Вообще, антирелигиозная пропаганда играла важную роль в советской «культурной революции». Эта эпоха ознаменовалась воинствующим безбожием. Храмы закрывались, в них в лучшем случае устраивались дома культуры, «красные уголки», а то и склады овощей, а в худшем – церкви просто сносились.
Развернулась беспощадная борьба с религиозными праздниками, укоренившимися в народном быте. Пасху с презрением называли «кулацко-поповской», именовали праздником «обжорства и пьянства», «буржуазии и угнетателей», «врагов рабочего класса и трудового крестьянства», «религиозного мракобесия», «днем мобилизации контрреволюции» и т. п.
В пасхальные дни, при активнейшем участии Союза воинствующих безбожников, каждый год проводились широкомасштабные антипасхальные кампании. Из Ленинграда в деревню направлялись тысячи «безбожных» механиков, слесарей, кузнецов и политических работников. Выпускались специальные тезисы для докладчиков (под девизом «дело безбожников – дело Ленина!»), агитационные журналы, утверждались порайонные планы проведения антипасхальных мероприятий, проводились «антирелигиозные эстафеты».
В деревне антипасхальная кампания проходила под лозунгами стопроцентного выхода на работу, за «весенний большевистский сев». Из Ленинграда в область отправляли специальные рабочие бригады для проведения антипасхального весеннего сева. «Ударный труд, а не молебен для урожая нам потребен», – провозглашал Союз безбожников. Воинствующие «безбожники» уверяли, что пасха – это вреднейший пережиток старины, и она должна исчезнуть под влиянием культурной революции и социалистического строительства. У трудящихся – свои, новые праздники. Поэтому «старорежимному» празднику Пасхи власти противопоставляли 1 Мая – «праздник весны и борьбы за коммунизм».
Важным явлением жизни Ленинградской губернии, а затем и области, стало организованное шефство городских рабочих над крестьянами. Называлось это движение «смычкой города и деревни». Оно имело важное значение для преодоления раскола между городом и деревней: крестьяне с давних пор воспринимали город как нечто чуждое им, как место, где выходец из деревни растворяется в общей массе, либо исключительно как место, где можно получить работу. Теперь же это восприятие стало меняться. С другой стороны, движение «смычки» являлось формой укрепления политического влияния советской власти в деревне.
