понял, что я возникший, что у меня есть душа?
– Ты путник.
Ладно, допустим! – думал я про себя, чтобы не сбить охотника с правильного лада.
– Финниган, что за куполом?
– Парень, веришь или нет, я не знаю. Говорят, там еще один мир, но я в этом сильно сомневаюсь.
Дальше я задавал полным-полно разномастных вопросов, на которые Финниган либо не знал ответа совсем, либо давал робкие догадки.
Потом в беседе вновь пошла конкретика, но к тому моменту я не помнил, с чего начали:
– А Лес, что это такое?
– Скорее всего – еще один мир, нежели продолжение нашего.
– Постой, – меня поразила идея, – значит нам под силу путешествия между мирами?
– Есть пределы. До сих пор никто не может сказать, почему и как возник Дикий Лес, и вообще, зачем нужен, но я намериваюсь переселиться сюда.
– А когда мир достроят, проход закроется… – сказал я в слух.
– Вот видишь? Твоя душа знает об этом, потому ведь, что часть мира. Так держать!
Но ничего путного от охотника я уже выведать не смог, он начал путаться, повторяться, говорил неуверенно. Я понял – предел. Он ведь не создатель.
Напоследок я спросил у Финнигана:
– Дружище, а как меня зовут?
Тот искренне удивился:
– Откуда мне знать? На тебе не написано.
***
Возвращался легко – по ступенькам, и вброд, пересекая реку на довольно слабом течении. Только ноги подмочил. При возвращении тропинки вытворяли странное, делаясь то узкими, то расширяясь до большой просеки, словно Лес не мог определиться.
До радужного прохода добрался без приключений: ветра след простыл, а твари точно попрятались по берлогам. Краем уха я слышал парочку, но получилось прошмыгнуть мимо, обходясь без боя.
Голова была занята другим. Слова Финнигана свалились тяжким бременем, огромным клубком, распутать который не представлялось возможным.
Сам Финниган дал понять: прошлые жизни, миры, в коих побывала душа, не вспомнить. Лишь по крупицам собирать частички воспоминаний и прислушиваться к чутью – тому, что говорит душа.
Душа подсказывала пойти в хижину и улечься на боковую, хорошенько отдохнуть. Котелок с утра занять, а после, коли повезет, чего вспомнится. Ведь жил, и не помнил. Так следующий день получится прожить, да только закрались в голову мысли липкие. Смыть не получалось, растворить не выходило.
Мысли ставили мир вверх дном и грозили.
До меня только тогда стало доходить – получается я – не я вовсе. А-ва-тар! Вспомнилось слово. А еще вспомнилось – inventory. То, что всегда было. И еще какие-то слова. Я пытался не думать, но мысли выступали все отчетливее, подкидывая неразрешимые вопросы.
И мыслил я невообразимые доселе вещи.
Если нас создали здесь, как создали в других мирах, значит в любой момент могут обнулить, рассоздать. И где тогда окажется душа? Будет ли помнить этот мир?
И вообще, что с этими мирами происходит. Удаляют их, множат, кто их создает, а главное – для чего?
Какая в этом во всем необходимость?
Есть ли нужда в моем мире, в лагерях и куполе, в тварях и растениях, что окружают? А может так быть, что это шутка?
Смеется создатель, развлекается, интересно ему, во что это выльется. Да вот еще вопрос – могу я на что-то влиять, или предрешено?
***
Я бежал кратчайшим путём, который знал, дабы поскорее добраться до уютному хижины и спокойно отдохнуть. Перевести дух на подходе к новым странствиям, что непременно ждали, а ведь родное местечко греет душу, пусть в голове кавардак, волнение, сумятица.
Когда шел вдоль бревенчатого тына к южным воротам, настроение было уже приподнятое, радужное. Ожидание нового приключения придавало бытию торжественность, дарило возвышенные чувства, ведь я решил – надо вернуться на Поляну.
Удержавшись от случайных разговоров с разными смыслами, направился в хижину, да улегся отдыхать. Снаружи обыденно переговаривались, спорили. Ничего нового.
Больше всего хотелось узнать, откуда я возник. Мой первоисточник. Думалось, найди первоисточник – сразу на места все встанет. Только что конкретно должно было встать на места, котелок решительно не понимал, а вместе с ним и я…
Послышались знакомые напевы, к хижине приближался Бард. Куда ж без него?
…
В дороге ноги согрею,
Купил давеча пару прекрасных сапог!
К защите пару очков добавляют,
Непогода обувку мою не берет!
Гордо на носках сапог сверкают
Два в серебре отлитых, два грозных орла!
Не боюсь носками отбиваться,
От поганого супостата!
Серебро то, от кузницы нашей,
Что в городе Брене работу ведет:
Солдат снабжает,
Горожане с мечами не знают хлопот!
Выйду с города,
Достану меч:
Я вражеские головы
В сапогах от кузницы Брена
Готов сечь!
…
Дальше было не разобрать. Бард удалялся от хижины все дальше и резкие напевы растворялись в воздухе, не долетая, а потом и вовсе стали не слышны.
Out of The Blue
Бард поутру делал очередной круг:
…
Я смотрю в окно,
Я пробыл здесь тысячу лет.
Я смотрю туда –
Там фонарей неясный свет.
Тает в холоде плавучем,
Сколько ни гляди,
Ответов нет в помине,
Сердце не береди.
Наливаю чай в стакан прозрачный,
В голове дремучие мосты.
Вечер уже мрачен, день истратился,
Никуда уж не пойти.
А хотел бы я на миг вдохнуть
Вкус вечерних елей;
На чуток услышать
Соловьев сквозные трели.
Я пробыл там немного,
Но вечность не порок.
Кто же там считает
Часы, что между строк?!
Не уйти мне в ночь,
Не уйти мне в сон.
Я в раздумьях сегодня
Глубоких погружен.
Я смотрю в окно,
Я пробыл здесь тысячу лет.
Я смотрю туда –
Там фонарей неясный свет.
…
Время было раннее, я еще успевал получить новую порцию супа от Олли.
Повар ждал в неизменно заляпанном фартуке, на голове синяя кепка, котел дымком исходит позади. Как не подойти?!
Strength +
Съев суп, и в ту же секунду почувствовав прилив сил, я решил отправиться в Лагерь у Болота, как и велел Финниган.
Выходя из Родного Лагеря, внезапно обнаружил мага, одного из наших. Я сразу узнал: тусклая пунцовая роба сверкала золотыми нитями, изображавшими узоры пламени. В солнечную погоду казалось, что роба и впрямь исходит золотыми языками, только еле движимыми, гордо-застывшими на карминовом полотне.
Фигура двигалась неспешно вдоль высоченных стен Лагеря, на поясе выделялась огромная золотистая бляха, натертая до блеска, которой впору слепить врага; лицо скрыто капюшоном, руки сложены, затаенны широкими рукавами мантии.
В походке величавость, степенность – детали, отличавшие чародеев от рядовых жителей Лагеря. Маг вышагивал каждый метр, не оглядывался, будто знал, что произойдет в следующую минуту.
Я заспешил – не перечесть было мыслей, которые не давали покоя: про народ, планы волшебников, работу чужими руками, магию, про Дикий Лес, наконец.
Но не успел я вымолвить и слова, как тот воздел руки, запарил над землей, окутанный в изумрудную пелену, и растворился в пространстве.
Все произошло стремительно. Я обнаружил себя полнейшим болваном, стоящим подле ворот в полной растерянности.
Так телепортом жахнул, скотина! Смотался в нору каменную, пунцовый крот! Столько незаданных вопросов повисло в воздухе, что стало даже обидно.
В пространстве затухали изумрудные ошметки заклинания, сквозь которые я сердито прошел, направляясь в Лагерь у Болота.
По пути я думал, как
