Сейчас Паше пришлось менять пробитое колесо, с этим ничего не поделаешь, и даже на проселках в тайге можно поймать штырь или гвоздь. Теперь придется ехать и искать шиномонтаж, чтобы не остаться без запаски в непроходимых местах. А ездить им придется еще много. Первое, с чем столкнулась пара оперативников, обследуя местность, где предстояло проезжать президенту, это известие об исчезновении мотоциклиста-путешественника. Последний раз он выходил на связь из этих мест, а потом как в воду канул. И теперь придется заниматься еще и этим фактом, потому что неизвестно, что за ним стоит, а оставлять за спиной огромный район с такими криминальными характеристиками нельзя, если ты взялся охранять такое значимое лицо, на которое, кстати, возможно покушение. Значит, нужно разобраться, установить причины произошедшего, сделать выводы, удостовериться, что это не имеет отношения к их охранной миссии, что это не часть чего-то опасного для «объекта».
– Так что ты не понимаешь? – спросил Паша, усаживаясь на водительское сиденье.
– Всего не понимаю, – снова проворчал напарник. – Знать эти места по рассказам друзей и все-таки поехать одному, знать, что тут опасно, и так рисковать? Смысл, Паша, какой смысл?
– Ты прагматик, Серый, – пожал Паша плечами, – тебе не понять, что такое путешествие, что такое ехать и ехать в незнакомую даль, что такое оседлать мотоцикл и отправиться на нем путешествовать. И не какой-то там мощный и сверхскоростной байк, а вот такую простую «Ямаху», обыкновенный скутер. И ехать неторопливо, любуясь природой, вдыхая воздух природы, наслаждаясь, ночуя в палатке, снимая на камеру все дивные места, которые повстречаются на пути. Для этого, Серый, надо быть романтиком! А они все романтики – эти поклонники мотоциклов. Это не сообщество любителей – это именно поклонники, адепты собственной религии, это целая культура внутри национальной, а скорее межнациональной культуры.
– Это называется субкультура, – без всякого энтузиазма вставил Коневский.
– Да, и с этим надо считаться и уважать их носителей.
– Я и не возражаю против увлечений, пусть они и охватывают очень большие массы народа. Я против беспечности, Паша. Против бессмысленного риска. Ты посмотри, что теперь творится! Его друзья и единомышленники всех на уши поставили, сюда уже едут группы волонтеров, чтобы начать поиски своими силами. Потому что местная полиция, видимо, не чешется.
– И все-таки я не понимаю, Серый, что нас в этом деле должно волновать. Как-то ты пространно объяснил.
– Чего же непонятного? А если это не просто проявление бандитизма? Если этот парень стал свидетелем того, чего видеть никому было нельзя. Например, подготовки к покушению на президента? Может, он ехал, а они фугас маскировали на трассе. Не думал об этом? Нас с тобой, дружок, все должно волновать, что выходит за рамки обыденности! А еще больше то, что ничего за эти рамки не выходит.
– Слишком хорошо тоже не хорошо? – рассмеялся Паша, заводя мотор «уазика». – Ладно, поехали искать шиномонтаж. Их тут кот наплакал, тут вообще ничего нет, хоть караул кричи. Важная трасса, а инфраструктуры никакой.
Рев моторов минут через тридцать возвестил о том, что где-то рядом кипит жизнь, работает техника. Паша вывернул руль, выскочил из глубокой колеи на лесной дороге и повел машину по правому краю, почти задевая придорожные кусты. Здесь было посуше и «уазик» не кидало из стороны в сторону.
Коневский, умудрившийся прикусить язык во время этой дикой тряски, держался за поручень перед собой двумя руками и тихо матерился. Однако попыток забрать руль у Паши Алексеева не делал: понимал, что Паша таежный житель, Паша тайгу знает с детства и лучше него машину тут никто не проведет.
Как-то неожиданно деревья расступились широким коридором, обнажив огромную лужу с изрытыми большими колесами берегами. И в этой луже, как океанский лайнер, красовалась большая синяя фура. Точнее, она не красовалась, степенно переваливаясь на волнах, а дергалась, рычала, дымила соляркой и вообще создавала вокруг себя столько шума, как будто тут располагался большой автопарк.
– Повезло парню, – прокомментировал Паша, забирая правее, чтобы объехать забуксовавшего дальнобойщика по траве. – Мозгов нет – считай, калека.
– Ну-ка, причаливай! – вдруг заинтересовался Коневский, перейдя, видимо, тоже из-за родственных ассоциаций, на морскую тематику.
– Чего, помочь хочешь? – вяло поинтересовался Паша, глядя с сомнением на большую и глубокую лужу. – У нас день пропадет, если тут задержимся.
– Эх ты! Выпускник ускоренных курсов! – похлопал Коневский его по плечу. – Кто общительнее всех на свете? Шофера! Тем более дальнобойщики. Но при каких условиях? Ясно, что с незнакомыми они болтать лишнего не будут. А вот с теми, кто из беды выручил, они, дорогой мой, наизнанку вывернутся. Учись, салага!
Коневский выскочил из «уазика» и побежал к застрявшему «КамАЗу». Остановившись перед лужей, он присел, заглянул под колеса машины, потом суетливо прошелся вдоль берега, что-то прикидывая. По всему было видно, что он готов помочь. Наверняка он демонстрировал это желание перед водителем «КамАЗа» и его напарником. Получалось убедительно.
«КамАЗ» перестал реветь и дергаться. Двигатель замолчал, прошипев несколько невнятных слов пневматикой и гидравликой. Потом распахнулась дверца кабины, из нее показался крупный мужчина с мясистым носом и обширной лысиной между атоллом седых непослушных волос.
– Слышь, земляк, – хрипло прокричал водитель. – Тут трактор найти есть где? Вроде где-то дорогу делали!
– Хрен ты чего сейчас найдешь, – зычно крикнул Коневский и махнул рукой. – Там уже все на автобусе уехали. До утра тебе куковать!
Открылась вторая дверь, и на подножку выбрался напарник камазиста – щуплый мужичок в комбинезоне и черной засаленной бейсболке. Он осмотрел лужу, прикинул что-то в голове и стал тихо ругаться.
– У вас трос есть? – поинтересовался Коневский.
– Ты че? – удивился лысый. – Твоей таратайкой мои восемь тонн? Из болота бегемота?
– Идея есть, – спокойно ответил Коневский. – Сапоги есть? Выплывай на берег, обсудим.
Паша заинтересовался. Он решил, что будет странным, если он останется сидеть в машине. Неторопливо он вылез на подножку и спрыгнул на мокрую траву. Идей в его голове не было, и что придумал Серый Коневский, оставалось только гадать. Он подошел к группе, когда они обсуждали предложение.
– Это дело испытанное, – спокойно рассказывал Коневский. – Я три года назад участвовал в пробеге через Алтай, так мы там один раз так сели… Короче! Закрепляем трос на ведущем колесе, вытягиваем вон до того дерева и там закрепляем жестко. Ты начинаешь потихоньку газовать, колесо в грязи буксует, но крутится. Трос наматывается, как в лебедке. Вот ты сам себя и вытащишь. Самое неприятное в этом деле – это потом лазить на четвереньках возле грязного колеса и трос выпутывать.
– Ёшкин кот! – почесал обширную лысину камазист. – А ведь дело! Хреново, что троса у нас… Сколько, Михалыч? Ты как-то перемерял…
– Шесть, – вяло отозвался напарник. – И запасной, старый наш – четыре. А тут метров двадцать надо!
– А вот это мы с дорожниками сейчас порешаем! – подмигнул Коневский и хлопнул Пашу по плечу, подталкивая к «уазику». – Сейчас сгоняем. Там сторожа по-любому есть возле техники. Уболтаем!
– Слышь, земляк! – щуплый камазист прошлепал в сапогах к машине, порылся, перегнувшись через сиденье, а потом спрыгнул в воду, держа в руках две бутылки водки. – На, подмажь мужиков. Так вернее!
Через два часа многострадальный «КамАЗ» стоял на сухом твердом грунте, а с его боков и днища контейнера стекала грязная вода и отваливались комки грязи. Поняв намек Коневского, Паша развел костер на опушке возле двух старых пней. Камазисты выволокли складной столик и два легких складных стульчика. Переодевшись в сухое и чистое, они оказались приличными и очень разговорчивыми дядьками. А уж когда Коневский вернул обе бутылки водки, которые сторожа на трассе у него не взяли, то разговор пошел совсем душевно.
Лысый оказался дядей Васей, щуплый назвался попросту Михалычем, и оба они были из небольшого поселка под Хабаровском. Но эти места знали хорошо, потому что уже больше десяти лет крутили баранку и по этой трассе, и по многим другим в Восточной Сибири, в Приморье, на Дальнем Востоке. И даже несколько раз мотались на Урал.
– Всякого повидали, – сплевывая сквозь зубы и показывая многочисленные наколки на руках, рассказывал Михалыч. – Довелось мне отсидеть за… короче, за аварию… с последствиями. И там, – Михалыч кивнул куда-то за спину, – народец непростой. Но там имеются понятия, и по этим понятиям народец пытается жить. Бывало всякое, но такого, чтобы…
Михалыч закурил «Приму», сплюнул снова, потом снял с языка табачные крошки и стал смотреть в огонь.
– Да, было одно дельце, – подтвердил дядя Вася, покосившись на напарника. – Это ему вспоминать неприятно. Его чуть снова не замели тогда. Судимый, сразу подозрения! А дело было такое: напали на нас, когда мы ночью остановились поспать. Туман был сильный, такой, что в двух шагах ничего не видно. И стояло нас три фуры на опушке.
