пусть вяло, но зато искренне. Он ничего не помнил о своем столкновении и не держал зла на того, кто его сбил. «Я сам виноват!» – Говорил он. – «Надо было головой думать, а не лететь вперед сломя голову. Я же не кот у которого девять жизней. Я орел – у него жизнь одна».
– Кстати! – Сказал он, будто что-то вспомнил. – Как там твоя Марина? Она сказала «да»?
– Нет, не сказала.
Он застал меня врасплох. Рассказывать всю подноготную не было никакого желания. А коротко было именно так, ведь чтобы тогда не сказала Марина, по факту она все равно ответила – «нет».
– Ну и дура! – Аршак раздосадовано хлопнул в ладоши, а на бледном лице появился румянец. – Даже я бы сказал да.
– А как твои невесты? – Поинтересовался я.
– С переменным успехом. Я долго думал о нашем с тобой разговоре.
– О каком?
– О бабах и семье. Времени, знаешь, много было. Сидел и думал, когда не болела башка. О себе, о роли в жизни и наследии. О том, что я только и делал, что прожигал ее, не думая а завтрашнем дне. Я жил без предохранителей, что в футболе, что с бабами. Везде был на грани офсайда. Летел сломя голову, не размышляя о том, что будет завтра. Не жалел себя, думая, что буду всегда здоров. А жизнь оказалась хрупче ожиданий. Я с ужасом вспоминаю,как не зная страха, летел на любой мяч как последний…
– Гладиатор?
– Да! – Воскликнул он. – Только я хотел сказать, дурак. Но твое сравнение мне нравится больше. Я чуть не умер и ради чего? А самое главное, что после меня останется?
Глаза его заблестели. В тусклых углях разгорелся былой костер, по небритой щеке засочилась скупая слезинка. Он достал из-под подушки альбом и показал фотографии младенца.
– Это мой Сережа. – Сказал он. – Он уже научился ходить. Я скоро встану и мы будем ходить вместе. Я думал, что умру. А в такие моменты невольно думаешь о самом важном.
– Я тоже. – Ответил я, вспомнив про сына, которого не видел почти полгода.
Аршак, Суворов – за один день, я встретил двух людей, которых успел похоронить. Закопал заживо в пучине собственных страхов, и вот они воскресли из небытия, озарив меня светом надежды. Суворов и вовсе превратился в пижона, парня с большим будущим, которому только предстоит скользить вверх по хрупкой лестнице жизни, проходить каждую ступень, спотыкаться и набивать шишки. Его путь только начался. Аршак идет той же дорогой, а я уже вижу ее конец. Остался один лишь шаг, одна ступень, после которой я победно вскину руки, наслажусь моментом, выдохну и спрыгну. Вот только куда? Пока не понятно.
Аршак и Суворов, сами того не зная, погнали меня в родной город. Я жаждал увидеть сына, да и с Таней мне тоже было что обсудить. Полупустая электричка железным червем скользила по рельсам. Было еще светло, когда двери открылись на станции Щепкино. Пятнадцать минут бодрого шага и я у ворот городского стадиона.
Трибуны почти что пусты. Но редкие горстки родителей, страстно переживающих за детей, по уровню шума с лихвой превосходят целый фанатский полк. «Беги, Петя, беги» – рвет глотку чей-то отец. «Разве так мы тебя учили» – Подбадривает кто-то еще. И все беспрерывно следят за тем, как их чада делают первые шаги на зеленом газоне. Да какие уж первые, это же юниоры, ребята, которые при должном старании и удаче уже через несколько лет выйдут в составе основной команды и будут защищать честь города на ухабистых кочках необъятной страны.
Я шел по трибуне, пробираясь сквозь пустые ряды, пытаясь занять место поближе. «Давай Петровский, черт тебя побери!» – Надрывистый звонкий голос заставил меня подпрыгнуть. – «Возьми ноги в руки и бегом к воротам!». Я замер, уши вытянулись как у эльфа, ноздри вдыхают запах травы и гравия окружающей поле беговой дорожки. Я словно окунулся в детство, когда сам, пятнадцатилетним пацаном бежал по тому же газону под бодрые вопли Степана Андреевича. А сейчас, двадцать лет спустя он также гонит моего сына. Я присмотрелся и увидел, как мой Витек прорывается по флангу, накручивая соперников. Обходит одного за другим, как тогда у школы, но уже не абы с кем, а с серьезным соперником. Выходит на ударную позицию, бьет, вытянув мысок, как когда-то учился бить я. И мажет.
Пнув ведро от досады, я привлек всеобщее внимание. Сын увидел отца, щеки его загорелись, пламя вспыхнуло в детских глазах так, что не нужно никакого допинга. Свисток судьи окончил матч. Ничья 3-3 и будет серия пенальти. Я сижу на трибуне, слежу за тем, как мой сын, идет по стопам отца. Настало время решающего удара. У Чайки единственный промах, Текстильщик забил четыре из четырех. Судьба встречи и всего турнира в ногах моего юнца. Витя подходит к точке, руки дрожат, мяч не сразу прилипает к нужному месту. Постоянно скатывается в сторону, напуская мандраж. «Бей щечкой в правый угол» – мысленно передаю сыну совет. – «Смотри в лево, бей в право и точно забьешь!». Витя разгоняется, бьет подъемом по центру, да еще так, как я точно не стал бы делать. Я хватаюсь за голову и ликую, мой сын забил!
Победа на детском турнире приносит радости куда больше, чем годы спустя на профессиональной арене. Первые шаги всегда самые памятные, а детство – эпоха больших впечатлений. Мой Витя поднимает кубок – трофей, который его отец не может выиграть всю карьеру. Я горжусь сыном и стыжусь за себя, но искренне верю, что уже послезавтра на полке наших трофеев один кубок будет теснить другой.
Жду, пока улягутся страсти. Смотрю на ликующих мальчишек и вспоминаю себя, когда я на этом же стадионе делал первые шаги в профессиональный футбол под зорким оком нестареющего Степана Ивановича. Его голос также звонок, как и двадцать лет назад. Да, было время, но оно безвозвратно ушло, оставив след впечатлений и воспоминаний. Родной город словно зазывает меня обратно, трескучим голосом тренера, запахом свежей травы и журчаньем реки, разделяющей его на две части.
– Растет смена! – Говорит Степан Андреевич, с пылом сжимая клешней мою руку – За одним Петровским идет другой, такой же безбашенный и своенравный.
– Привет, папа! – Кричит Витек. Он идет к нам на встречу с гордо выпяченной грудью, на которой блестит и болтается золотая медаль.
Я чувствую, что я дома. Обнимаю их, достаю из кармана билеты, приглашая на большой финал. По глазам сына и тренера вижу, что они в меня
