Несколько секунд он постоял возле стола, борясь с желанием позвонить домой, узнать, уехали ли Ирина с Сережкой, и даже протянул было руку, но передумал, побоялся: а вдруг не уехали, вдруг все еще здесь или, не дай Бог, что-то с ними случилось. Но отступать ему уже некуда. Наступил тот самый момент, когда отступать нельзя. У него есть только один способ остаться целым и невредимым — идти вперед. Слишком много он знает, чтобы сходить с дистанции. Даже если бы сам захотел, все равно бы не дали.
Отерев ящик стола, Максим порылся в нем, вытащил несколько бланков постановления об аресте и подумал: «Забавно это будет выглядеть — арестовать поезд». Потом достал еще пару бланков предписаний, аккуратно свернул их, сунул в карман кителя, затем вышел, тщательно заперев за собой дверь, снова вставив между створками фольгу.
Выйдя на улицу, Максим остановился возле машины. Паша спал, похрапывая, откинувшись на сиденье. Максим наклонился, постучал в стекло. Солдат встрепенулся и уставился на него красными совиными глазами.
— Ты вот что, — сказал Максим, — езжай-ка в часть и ложись спать.
— А в больницу? — вяло спросил водитель.
— Ну, до больницы я как-нибудь и сам доберусь. Ничего, полезно иногда и на общественном транспорте прокатиться. Да и недалеко тут. Давай езжай, а в восемь я тебя буду ждать. Скажем, у главного входа, за углом направо.
Максим несколько минут постоял у крыльца. Вдруг подумалось: «Надо же. Разве мог я знать несколько дней назад — а точнее, первого января, отправляясь в морг осматривать тело убитого солдата, — что все закончится так странно, отчасти даже пугающе?»
Максим дошел до остановки, дождался нужного автобуса и поехал в больницу. По дороге он завернул в небольшое, но оказавшееся неожиданно уютным кафе и плотно позавтракал, решив, что, может быть, в следующий раз ему удастся поесть только завтра утром. Выпив две чашки отменного, зубодробительно-крепкого кофе, Максим почувствовал себя немного лучше. Желание поспать осталось, но ушла та мерзкая сонливость, которая превращает человека в вареную бестолковую курицу.
Когда Максим вошел в бокс номер двенадцать, сидевший на кровати мужчина встрепенулся и в глазах его отразилась тревога.
— Кто вы такой? — резко спросил он.
— Успокойтесь. — Максим достал удостоверение. — Я сотрудник военной прокуратуры полковник Латко Максим Леонидович. Меня прислал Проскурин Валерий Викторович. Вам знакома эта фамилия?
Алексей не ответил. Он продолжал наблюдать за Максимом так, словно тот мог оказаться врагом.
«Ну естественно, — подумал Максим, — а кем еще я должен ему казаться после того, что с ним произошло?»
— Почему он не пришел сам?
— Валерий Викторович в библиотеке, — ответил
Максим, придвигая стул, присаживаясь и укладывая на колени папку.
— Где? — не понял Алексей.
— В библиотеке, — ответил Максим и, не удержавшись, зевнул. — Прошу прощения, мы не спали вею ночь.
— А что он делает в библиотеке? — На лице Алексея отразилось недоумение.
— Его коллега из местного отделения порекомендовал посмотреть газеты. Якобы в них содержится какая-то информация, которая поможет узнать, кто именно организовал все это дело.
— Да? — Алексей прищурился. — И поэтому он Прислал вас?
— Совершенно верно. Заодно Валерий Викторович попросил снять с вас показания, официальные, с подписью врача о том, что вы в полном здравии. Когда все закончится — а мы оба надеемся, что эта история благополучно завершится сегодня ночью, — важно, чтобы вас никто не заподозрил в сумасшествии. Тем более что по официальной версии вы… у вас…
— «Крыша поехала», — сказал Алексей.
— Ну, можно и так выразиться, — улыбнулся Максим. — Именно. На почве афганских событий. Валерий Викторович рассказал мне вашу историю, разумеется, в общих чертах.
— Всю?
— Всю. Но лишь в общих чертах, — повторил Максим. — Давайте теперь я запишу ее с ваших слов.
Алексею пришлось еще раз рассказать все, начиная с того момента, как он набил морду Поручику, и заканчивая больничной койкой. Максим торопливо записывал.
— Много нового? — закончив повествование, спросил Алексей.
— Да нет, в общем-то, я уже все это слышал. Примерно в том же виде. От Проскурина. Так, теперь я схожу за доктором, чтобы он заверил ваши показания.
Максим отправился на поиски врача. Задача эта оказалась вовсе не такой простой, как представлялось. Во-первых, ему долго не могли объяснить толком, в каком корпусе располагается психиатрическое отделение, и он минут сорок бродил по всей больнице, одолевая врачей и медицинских сестер одним и тем же вопросом. Во-вторых, когда нужное отделение было наконец найдено, выяснилось, что большинство врачей заняты чем-то удивительно неотложным и плюс к тому процент психиатров среди них оказался подозрительно близок к нулю: В конце концов очертеневший от беготни Максим вломился в первый попавшийся кабинет, на двери которого красовалась табличка: «Психиатр», вытащил из него врача и отвел в бокс номер двенадцать.
— Доктор, — стоя у дверей и загораживая выход собственным телом, сказал он, — освидетельствуйте, пожалуйста, этого человека. Мне необходимо письменное медицинское подтверждение того, что во время дачи; показаний капитан Семенов Алексей Николаевич был полностью вменяем.
Врач несколько секунд смотрел на Алексея, затем подсел поближе и начал задавать обычные в таких случаях вопросы. Что-то о дне недели и числе, месяце и годе, затем осведомился насчет того, не было ли в роду Алексея психически ненормальных людей, и, казалось, очень обрадовался, услышав, что нет, не было, не ударялся ли Алексей когда-нибудь головой, были ли у него сотрясения мозга. Тоже не было?
— Ну что же, — поднялся врач. — Мне кажется, этот человек вполне вменяем и отдает отчет в собственных словах.
— Вот так и напишите, — с облегчением вздохнул Максим. — Вот здесь, пожалуйста.
— Пожалуйста. — Тот набросал в протоколе заключение и широко расписался, с завитушками, с закорючками, как-то очень красиво и округло.
— Ну, слава Богу, — улыбнулся Максим. — Кстати сказать, а у вас какой профиль? Вы психотерапевт?
— Нет, я окулист, — ответил врач с достоинством и удалился.
Алексей захохотал, Максим, не выдержав, засмеялся тоже. Несколько секунд по палате расплескивались громовые раскаты хохота.
— Ничего, — наконец пробормотал Максим сквозь слезы. — Все в порядке. Думаю, никто не станет выяснять, чья подпись на заключении — окулиста или психиатра. На первое время этого вполне достаточно. В любом случае, когда все закончится, придется проводить полноценную психиатрическую экспертизу.
Алексей вдруг осекся.
— Вы ведь нашли место, где хранятся самолеты? — спросил он.
— Да. Углеперерабатывающий комбинат. Километрах в пяти от города. Вот. — Максим вытащил из кармана плотный черный конверт с фотографиями и положил его на тумбочку, стоящую в изголовье больничной койки.
— Что это?
— фотографии. Их сделал очень хороший мастер.
Алексей не меньше минуты смотрел на конверт, будто не решаясь взять его в руки.
— Признаться честно, — продолжал Максим, — я искал совсем другой завод. Там ведь не только самолеты, там еще и танки, и «БМП».
— Много?
— Тридцать пять единиц.
Алексей не отрываясь смотрел на конверт:
— А танки-то зачем?
— Мы тоже думали об этом. Может быть, все дело в обыкновенной жадности. В великой, несусветной жадности.
— Понятно. — Алексей наконец взял конверт и осторожно вытащил из него карточки. Он внимательно изучил первую фотографию, переложил в конец стопки, принялся за вторую, пробормотав задумчиво: — Действительно, очень хорошие снимки. А Валера когда будет?
— Обещался часа через три-четыре, — ответил Максим. — Так что придется еще подождать. Слушайте, товарищ капитан. — Он присел на стул. — Мне интересно вот что, неужели у вас не зародилось ни малейшего подозрения, когда Сивцов изложил вам эту нелепую версию с пролетом до Ростова?
— Она не такая уж и нелепая, — ответил Алексей, рассматривая снимки один за другим. — Вполне реальная. Конечно, какое-то сомнение возникло, но я ведь военный. Отдали приказ, полетел. Отдали бы другой приказ, полетел бы куда-нибудь в другую сторону.
Максиму сразу вспомнилась фраза Проскурина о подневольности военных. В сущности, фээскашник был прав, и этот летчик — отличное тому подтверждение.
— Ну а если, положим, подобное повторилось бы? Полетели бы?
Алексей кивнул, даже не раздумывая:
— Полетел бы. Правда, на этот раз потребовал бы, чтобы на карте расписался еще и представитель штаба округа, и заместитель командира полка по личному составу.
— Они и расписались бы. Им-то какая разница? Ведь предполагалось, что через четыре, максимум пять часов вас уже не будет в живых.
