Палыч повернул голову и увидел удаляющегося бомжа в грязном камуфляже с давно немытой косматой гривой и клетчатой турецкой сумкой. Он сутуло передвигался тяжёлой походкой человека с плоскостопием третьей степени.
Правильно говорит Пенелопа: все люди – актёры. Однажды связник продемонстрировал, как он бегает, – по снегу, босиком и шибче оленя.
Это было ещё на прошлой точке для контактов, в Талдомском районе. Что-то Кундузу не понравилось, и он прямо посреди обмена информацией рванул прочь, на ходу сбросив резиновые сапоги. Через секунды его и след простыл. Сапоги тогда Палыч лично облил из канистры, поджёг и дождался, пока они сгорят дотла. От палёной резины снег вокруг почернел. Потом, на Сейшельских островах, Вайк рассказывал Желваку, что Кундуз из соседнего леса наблюдал в бинокль и тоже ждал, пока догорит.
Костёр был сигналом для продолжения работы с Кундузом, а значит – и самим Вайком.
А что тогда испугало связника, так и осталось загадкой.
Каждый день Леонид Брут наворачивал по Москве такие пешие круги, что кончиками ушей чувствовал безмолвные проклятия в свой адрес: они иногда горели.
В среду, 8 июля, он вышел из дома в шесть часов утра и по проспекту Маршала Жукова дошёл до метро. Там по переходу вышел к памятнику Рихарду Зорге. Данное скульптурное решение ему нравилось.
Особенно его привлекало то, что здесь открытое, сравнительно безлюдное место, и была возможность всё-таки срисовать своих, как говорили в России в начале двадцатого века, «топтунов». Это вовсе не означало, что как уроженец и воспитанник культурной столицы он не оценил изваяние уникального разведчика, словно выходящего из стены.
Памятник – удачный. Чего не скажешь о десятках новых московских статуй.
«Хвост» был. Светловолосый неприметный паренёк топтался у подземного перехода и имитировал горячую беседу по мобильному телефону. Позицию он выбрал грамотно: объект может нырнуть под землю.
Сорок минут продержал его на коротком поводке Леонид Сергеевич Брут.
Он рассматривал памятник из разных точек, фотографировал его маленьким фотоаппаратом, что-то записывал на специальных карточках. И… изучал этого паренька.
В подземный переход Брут не пошёл.
Он двинулся в обратном направлении, к своему дому, «хвост» заскучал, и так они плелись до глянцевой высотки «Роспечати». Здесь Кинжал преспокойно тормознул машину и назвал адрес: метро «Полежаевская».
– А вы уверены? – хихикнул разбитной бомбила, – это в трёхстах метрах сзади.
– К другому входу. Быстро! Двадцать долларов.
– Понял.
«Ауди» рванула с места. Брут краем глаза зацепил заметавшегося «попутчика».
…Церковь Усекновения Главы Иоанна Предтечи четыреста пятьдесят лет стоит в деревне Дьяково, на высоком берегу Москвы-реки. Теперь это – территория столицы, рядом музей-усадьба «Коломенское». Последние семьдесят лет церковь, как тысячи русских храмов, постигла мерзость запустения. Но вот уже почти год здесь снова идёт служба. Отец Михаил и немногочисленные прихожане молитвами отогревают остывшие от безбожия толстые стены.
Кинжал увидел пристань.
Ровно в пятнадцать часов он вышел на берег.
– Не желаете прокатиться? Всего десять долларов.
Брут стрельнул глазами на пустынную набережную и запрыгнул на палубу старенького буксира.
– Отдать концы!
Деловитый юнга привычно поиграл швартовочным канатом.
Бородатый рулевой в сером, крупной вязки свитере и фуражке с крабом выруливал на фарватер. Посудина гудела и дымила. Но дым сносился ветром, а гул в подобных случаях – самое лучшее музыкальное сопровождение.
Через пару минут на трапе, ведущем в машинное отделение, появился Роберт Иванович. Он знаками показал, чтобы Брут отдал ему свой сотовый телефон, и зашвырнул его в воду.
– Скажешь, потерял.
– А может, на мне ещё какой-нибудь маяк? – Брут пальцами раздвинул дорогие штанины, сделав из них галифе.
– Обижаешь, сынок. Проверили ещё на выходе из метро.
По воде дошли до Братеево, там спрыгнули на заросший кустарником берег.
– Договорились, Степаныч. Ровно через три часа.
На улице Борисовские пруды они подошли к небольшому магазину, закрытому на ремонт.
Военными спецназовскими ботинками Роберт Иванович дважды гулко пнул железную дверь. Их ждали:
– Проходите, дорогие гости, располагайтесь.
Похожая на дородную доярку женщина проводила их в подсобку. Никаких признаков ремонта не было – ни рабочих, ни стройматериалов.
Накрытый на двоих стол.
– Николай Петрович, я пошла. Ключ оставите в ящике.
– Вот так и живём, – начал разговор Роберт Иванович, когда они остались одни. –
Ты теперь Леонид Сергеевич, я – Николай Петрович. И всё на родной земле, которая вскормила, выучила и вывела в люди. Ладно, всё это лирика. Давай о деле, времени у нас с тобой не так много. Что там у тебя случилось? Почему исчез из Питера?
Куда подевалась семья? Я дал отцу слово не оставлять тебя в беде. Ты говори, а я малость пожую, а то с утра ни маковой росинки.
Кинжал и рассказал историю, больше похожую на детектив, чем на реальную жизнь, – как превратился из Чекашкина в Брута. Волохов понял, что он знает далеко не всё:
– Теперь давай о главном.
– С прошлого года наш институт пытался прогнозировать обвал рубля, я возглавлял научную группу по данной тематике и этими исследованиями увлёкся по-настоящему. Когда понял, что это серьёзно, через голову начальства обратился с письмом в администрацию президента – на пятнадцати страницах. Изложил всё обстоятельно. Ни ответа, ни привета. Через какое-то время меня уволили, сначала я думал – за письмо. Однако потом выяснилось, что это работа одного из спецов Желвака по кличке Толстый. Когда меня взяли в оборот паханы, я понял, что от тюрьмы и от сумы зарекаться действительно не следует. Делать нечего – решил наработанные прогнозы отдать своим бандитам. Действовал по наитию, наудачу. И что вы думаете – реакция была мгновенной. Вот таких бы людей да к государственному рулю! Правда, семена упали в подготовленную почву – видно, эта проблема у них там не раз обсуждалась. Желвак, по-моему, уже и решение принял. Но, боюсь, меня уберут. Пахан сказал об этом чуть ли не открытым текстом, – он подозревает, что в холдинг меня заслали.
Роберт Иванович налил ему водки:
– Давай помянём отца. Я хочу, чтобы ты знал – он был не только талантливым капитаном, но и серьёзным разведчиком. У подводной лодки в этом смысле возможностей больше, чем у иной резидентуры. Жаль, что подробностей его работы мы не узнаем никогда. Ну, давай, не чокаясь.
– Убивать пока не будут, у тебя крепкий страховочный канат – дефолт. А спасёшь холдинг, возможно, станешь у них фигурой.
Леонид Брут катал на скулах желваки:
– Как мне их убедить, что обвал будет? Желвак дал понять, что теперь это и моя игра. И спросят потом с меня, скажут, что виноват, – потому что не смог доказать очевидную вещь.
Роберт Иванович откинулся на спинку стула:
– Что ж, тогда начнём работать. Давай будем называть тебя Оса – не возражаешь? Моё, как скажут твои новые коллеги, погоняло, – Шкипер. Скажи, ты хорошо изучил, кому выгодна обвальная девальвация у нас в стране? Кто сделает на этом целые состояния?
– Более-менее.
– Расскажи это Желваку. Назови отрасли, компании, фамилии, а главное – цифры, проценты. Покажи, что всё это мутят именно они, а не Международный валютный фонд. Мы тоже провели аналитическую работу, писали наверх серьёзные письма, отправляли с курьером под грифом «особой важности». Но нас и в лучшие времена не хотели слышать, а сейчас – тем более. Ты, мой мальчик, в этом отношении счастливее нас. У тебя есть возможность реализовать свой интеллект на практике. Теперь напрягись и запоминай – как в фильме «Щит и меч». В детстве тебя этот момент потрясал. Итак, внимание! Блок номер один. Сворачивает свою работу по поставкам в Россию из Европы продуктов питания Словакия. Найди польскую посредническую фирму «Преферанс», там генеральным директором Збигнев Калиновский. Передай привет от Яши Элимилаха из Хайфы. У Збышека есть ксерокопии секретных директив правительства Словакии, а за долю малую он и родную мать продаст.
Шкипер сделал минутную паузу.
– Блок номер два. Обратись в банк «Северное сияние» в Екатеринбурге. Президент банка – Касаткин Джон Борисович. Скажешь, что ты от генерала Волобуева Клима Серафимовича. Поставь перед ним задачу, он всё сделает.
Снова пауза. В эти мгновения на своего агента Шкипер старался даже не смотреть, чтобы не отвлекать, хоть тот и сидел с закрытыми глазами.
– Блок номер три. В Правительстве России служит Ерыкалов Игнатий Пафнутьевич. Вот его телефон, запомни. Скажешь, что ты работал в Дублине, с Шелестом Олегом Лаврентьевичем. Он поведает о происках сырьевых компаний, подталкивающих правительство к дефолту. Каждый из тех, с кем ты вступишь в контакт, сам залегендирует, как ты на него вышел. Это – для хозяев-бандитов.
